Афеяне - свое название производят от того же корня, что "атеисты": "стоящие вне бога", "не имеющие отношения к богу". Однако, с точки зрения афеян, атеисты изменяют своему исходному принципу, когда отрицают бога, восстают против веры, превращаясь тем самым в антитеистов. Подлинный "афеизм" не отрицает существование бога, но допускает возможность его несуществования - и строит на этом "грандиозный храм своего верующего неверия". В отличие от атеистов, требующих, чтобы человек занял место отсутствующего бога, афеяне призывают действовать так, как если бы бог был, хотя бы его и не было на самом деле. В этом они видят высшее развитие человеческого: утратив веру в бога, продолжать жить по-божески, творить добро и правду на земле, не ожидая никакого небесного воздаяния.

                "Действуй так, словно Бог есть и взывает к твоему милосердию, - и действуй так, словно Бога нет и никто не воздаст тебе за добро. Бог требует от тебя всего и не обещает ничего. Скорее всего, ты просто умрешь и никогда не воскреснешь. В этом - суть испытания. Никого нет рядом с тобой, ни в небе, ни в вечности, - ты один. Но веди себя достойно Творца даже в его отсутствие - не бесстыдничай в его опустелом доме. Ребенок, когда остается один, без присмотра родителей, начинает безобразничать. Взрослый несет образ родителей в собственной душе - и не нуждается в надзоре. Вот что значит войти в меру возраста - БЫТЬ БЕЗ БОГА КАК С БОГОМ. Это - высшая зрелость. /. . ./
                Мир пока еще делится на верующих, тех, что с Богом, и атеистов, тех, что без Бога. Труднейшая задача - быть атеистами веры, быть с теми и другими, соединить их в новой зрелости верующего неверия, и это - будущее мира.
                Если мы с Богом и только с Богом - то надеемся на спасение в царстве небесном. Если мы без Бога - то надеемся на счастье в земной жизни. Афеянину нет счастья и нет спасения. Он делает все то же, что и верующий, отказываясь от счастья, - но не ради спасения, на которое не рассчитывает, а ради божественного здесь и сейчас, ради бытия в божественном, которое есть добротолюбие и самоотречение.
                Глупо ли ведет себя афеянин, прогадывая в обоих смыслах, упуская обе радости? Нет, поистине он ведет себя как расчетливый скупец, умножая свои сокровища. Вспомним расчет главной Выгоды, сделанный Паскалем. Если жить для Бога, то можно потерять конечную радость, но приобрести бесконечную. Взамен преходящих удовольствий - вечное блаженство. "Давайте взвесим ваш возможный выигрыш или проигрыш, если вы поставите на орла, то есть на Бога. /. . ./ . . .У вас шанс выиграть бесконечно счастливую бесконечную жизнь против конечного числа шансов проиграть то, что все равно конечно. Этим все и решается: там, где в игру замешана бесконечность, а возможность проигрыша конечна, нет места колебаниям, надо все поставить на кон" . Так рассчитал великий математик и верующий Паскаль. (1)
                Но не лучше ли вообще обойтись без расчета? Можно ли веру обосновать теорией вероятности? Разве убудет что-либо от этой бесконечной радости, если она постигнет нас вопреки ожиданиям и расчетам? Нет, радость прибывает в меру своей нечаянности. Только тот, кто действует не из награды, - тот заслуживает ее. По-настоящему выигрывает тот, кто играет без расчета на выигрыш. Поэтому нужно принять расчет Паскаля, но рассчитать еще дальше, обойдясь без расчета. Делай, чего требует Бог, но ничего не спрашивай с Бога. Словно и не было бы никакого выигрыша, а только сама игра, в которой ставка - вся жизнь. Живи так, словно бы и не было Бога воздающего, а только Бог взыскующий. Знай, что умрешь и не воскреснешь, - но живи так, словно душа бессмертна. /. . ./
                Это и есть наивысшая ставка, которую может сделать человек в этой жизни: ставка без расчета на выигрыш. Жизнь для Бога без веры в Бога. Отдавая наибольшее и рассчитывая на наименьшее, действуя по вере и рассуждая по неверию, человек не борется с Богом, но и не торгуется с ним, не выменивает здешние блага на нездешние" (В. Х. "Божественное без Бога").

        Афеяне доказывают, что вера была необходима в прошлом, когда люди получали прямое откровение о Боге. Но с тех пор, как Бог скрывает себя от людей, следует принять его молчание и "не преследовать Бога своей верой". Если атеисты - это "мародеры", присваивающие себе атрибуты Бога в его отсутствие, то верующие - это "фанаты", преследующие по пятам своего кумира вопреки его желанию скрыться.

    Приведем отрывок из диалога А. Б. "Разговор с афеянином":
                "Хотите, я открою вам последнюю тайну? - сказал он с видом беззаботности. - Бог - не только Творец, Вседержитель, Спаситель и прочая и прочая и прочая (интонацией он подчеркнул, что все эти наименования не больше, чем почетные титулы). Главная и ужасающая тайна в том, что Бог - БОГОБОРЕЦ. Никто этого до конца не поймет и не простит - что Бог сокрушает одну за другой великие религии, что он непрерывно и неустанно борется с идеей Бога. Ибо он не хочет, чтобы его заменяли какой-то идеей - догматом, религией, теологией, и являет нам Себя каждую минуту с такой ужасающе-живой достоверностью, по сравнению с которой ваше физическое прикосновение ко мне все равно что сон. Все революции, катастрофы, атеизмы, абсурды - Его восстание против нас, против наших жалких представлений о "всеблагом" и "всемогущем", против этих дурацких титулов, под которыми охотно подвизался бы какой-нибудь азиатский деспот - но зачем они Ему? Живой Бог - только там, где отрицается и терпит крах наша идея Бога. Вот почему атеизм божествен, а теология - безбожна. . .
                Знаете ли вы, - продолжал он, - что подлинная вера вовсе не нуждается в Боге, а подлинный Бог вовсе не нуждается в вере, и лишь по какому-то детскому недоразумению мы привыкли соединять эти понятия в пустое, выморочное клише "вера в Бога". Настоящая вера вовсе не нуждается в том, чтобы предмет оправдывал ее своим существованием - напротив, она утратила бы от этого свойства веры и обратилась бы во что-то вроде факта. Истинная вера дерзает втайне предполагать, что Бога нет, не было и не будет - и тем не менее человек есть сын Божий и обязан держать себя по-сыновнему. Только такая вера заведома бескорыстна и не вознаграждает себя "уверенностью" в том, что ее упования сбудутся. Поймите, вера есть противоположное уверенности - скорее, она есть отказ от всяческих заверений и вероятностей.
                Но ведь и Бог, тот, кто существует за пределом нашей веры, вовсе в ней не нуждается. Разве он столь своекорыстен, что воздает нам по вере в Себя? Разве нужно ему наше поклонение, разве не любит Он и не любящих Его? Разве не удостаивается откровений о Божьем мире ученый-скептик, художник-безбожник? Разве чудеса в технике и медицине, столь благодетельные для людей, совершают только верующие по вере своей?
                Нет, Бог - не феодальный суверен, требующий почестей своей особе и вознаграждающий вассала за верную службу. Мы все еще представляем отношение Бог-человек по феодальному, если не рабовладельческому образцу. Дескать, Я вывел вас из египетского плена - теперь вы мои подданные, Я ваш фараон. Нет, если Бог - мудрый хозяин, озабоченный успехом своего предприятия, то больше всего он ценит людей независимых, готовых спорить, возражать, поступать иначе - им-то он и доверяет дело. Поэтому и дело Божье в мире все чаще отдается в руки не верующих в Него - но постигающих трезво законы своего ремесла: хороших художников, хороших ученых, хороших строителей, хотя бы они и были плохими прихожанами. Раб ждет приказаний того, кто им владеет; рабочий изучает устройство станка, которым сам хочет овладеть. А чей труд прибыльнее, это небесному хозяину известно не хуже, чем любому земному. Научимся хотя бы "капиталистически" представлять себе дело Бога и не изображать его начальником, требующим веры и послушания, гимнов и обетов. Если чего-то Он и хочет от нас - так это оставить Его в покое и заняться самостоятельно своим делом. /. . . /
                Итак, Бог, который вознаграждал бы за веру, и вера, которая уповала бы на Бога, - это наша подделка, слабодушная иллюзия: им никогда не суждено встретиться. Вера и Бог - это два бескорыстия, которые вечно проходят друг мимо друга. Это две свободы, которые слишком ценят друг друга, чтобы сковывать себя одной цепью. Вера проходит мимо Бога. Бог проходит мимо веры. Они встречаются только в детских сказках, какие представляют собой наши религии. Вера готова скорее признать власть дьявола над этим миром, Бог же готов скорее признать пользу безбожника для своего дела. Это не парадокс, это ужасающая реальность, на которую все религии закрывают глаза. Вы можете согласиться или не согласиться со мной, но истина одна: вера допускает отсутствие Бога, Бог попускает отсутствию веры. Они внеположны друг другу. Нет ни одной точки, где они могли бы встретиться, не причиняя друг другу насилия. Бог и вера - это две свободы, каждая из которых слишком дорожит другой, чтобы взаимным обетом превращаться в религию. . . Вот почему я верующий без Бога; и в этом нет отчаяния, потому что сам Бог не требует от меня никакой веры. Вот что значит - быть афеянином" (Из книги очерков "Беседы о новом атеизме").

        Афеяне изредка проводят так называемые "безобрядные собрания" и "взаимные исповеди", в которых выявляют "новые сферы божественного в обезбоженном мире". Эти сферы постоянно перемещаются: из литературы в политику, из политики в науку и т.д., и требуется "святость решимости", чтобы найти приложение своих сил именно "в точках зияния и утраты". Афеяне стараются действовать как бы в наибольшем удалении от всех видимых центров богоприсутствия, полагая, что "Бог приходит туда, где Его нет": не к праведным и не к грешным, а к "безразличным, забывшим о Боге, сравнявшимся со срединой бытия". Отсюда важность средней позиции: не веры и не неверия, а "неверующей веры", что предполагает у одних афеян предельное напряжение этих двух полюсов, у других - их сглаживание до полной нейтральности и равнодушия. Среди афеян много и "просто забывших", т. е. не имеющих никакого отношения к богу, ни положительного, ни отрицательного, упорно живущих в "глухой середине бытия". Свой важнейший долг афеяне-проповедники видят в том, чтобы напоминать этим братьям, "удалившимся от веры", о том что
        "отсутствие отношения есть отношение своего рода, самое ответственное из всех, поскольку ничем не стесненное. Тот, кто дальше всех от Бога и не поклоняется и не противится ему в сердце своем, тот ближе всего подходит к последнему краю, к пропасти вопроса: божен ли мир без Бога? Если Бог только в Боге, в молитве или в храме, то он и не Бог вовсе, а только еще одна сущность, как огонь или вода: коснешься - горячо или влажно, а не коснешься - не влажно и не горячо. Бог же, если он воистину Бог, пребывает и там, где нет никакого бога и нет никакого отношения к нему, пребывает как Сущее в сущем, как Все во всем. Вот для чего мы избегаем Бога, вот для чего отвращаемся от него, забываясь здешним бытием, - чтобы испытать его как неизбежность и неотвратимость. Удаленцы от Бога явленного приближаются к Богу сокровенному - каков Он есть, когда Его нет" (Е. Е. "Проповедь для неверующих").
        Афеяне, для которых неверие есть способ "затемнения и окончания мира", образуют особое эсхатологическое движение УДАЛЕНЧЕСТВА.
_____________________________

 (1) Паскаль Блез, "Мысли", 233.