Иоанн Дунс Скот

О ЛИЧНОСТИ [1]

 

1. Отвечая на вопрос, [говорю], что принимаю определение личности, которое предлагает Ричард [2] («несообщаемое существование разумной природы») и которое разъясняет или исправляет определение Боэция, утверждающего, что личность — «индивидуальная субстанция разумной природы [3] поскольку [из определения Боэция] следовало бы, что личностью является душа, и божественность также является личностью; и это [определение] в собственном смысле не подходит Богу, поскольку нет индивида там, где нет делимого [4] [...].

 

А «несообщаемость» эта двойственна [...], поскольку «сообщаемое многому» сказывается двояко. В одном смысле «сообщаемым многому» называется то, что есть одно и то же с чем угодно из того, [чему оно сообщается], так что любое есть это: в таком смысле об универсалии говорится, что она сообщается своему нижестоящему [5]. Иначе [нечто] сообщается иному как форма, посредством коей нечто является таким-то сообразно этому, но не является этим, как душа сообщается телу. И, таким образом, для понятия личности требуется двойственная несообщаемость [...], и потому отделенная душа не есть личность, ибо она не имеет второй несообщаемости, хотя и обладает первой […].

 

2. А отрицание сообщаемости или зависимости можно помыслить трояко. Ибо как мы можем мыслить актуальную, потенциальную и аптитудинальную (aptitude — пригодность, склонность — К.С.) зависимость, так мы можем мыслить и 1) отрицание акта зависимости, 2) отрицание возможности зависимости, 3) отрицание расположенности к зависимости [...].

 

Первое отрицание есть чистое или пустое [6]. Второму сопутствует несовместимость с актом. Третьему — склонность к противоположному, или расположенность к контрарному. Пример: в первом смысле совершенно бесцветная поверхность не является белой, поскольку обладает пустым отрицанием белизны; во втором смысле белым не является ангел, ибо он несовместим с белизной; в третьем смысле камень не [движется] вверх, поскольку в камне имеется отрицание расположенности к [движению] вверх, наряду со склонностью к [движению] вниз как к противоположному тому.

 

Следовательно, можно сказать, что наша природа персонирована [7] тварной персональностью [8] не благодаря чему-то позитивному как формальному основанию, поскольку сверх единичности не обнаруживается никакой позитивной сущности, посредством которой единичное было бы полностью несообщаемым, но добавляется лишь отрицание сообщаемости, или зависимости, каковым является невозможность сообщения.

 

Следовательно, для персональности в собственном смысле слова, или тварной, необходимо сочетание двух отрицаний, первого и третьего, так что третье есть как бы нечто собственное, необходимо сопутствующее природе, которой оно сопутствует [...], другое же отрицание, а именно, отрицание актуальной зависимости, привходя к тому [третьему] отрицанию, завершает [образование] персональности в собственном смысле […].

 

 

Комментарий Г. Майорова к этому тексту:

В связи с понятием индивидуальности Дунс Скот формулирует и свое понимание личности (реrsоnа). Как и у Боэция, впервые детально разработавшего эту тему в западной традиции, понятие личности рассматривается у Дунса в богословском контексте, при рассмотрении тринитарной проблемы. Сравнивая определение «личности», данное Боэцием, с тем, которое спустя шесть веков предложил Ричард Сен-Викторский, Тонкий Доктор выбирает второе из них. Согласно Боэцию, личность есть «неделимая» (individua) субстанция разумной природы (Боэций. Против Евтихия и Нестория //Он же. Утешение Философией и другие трактаты, с. 141); согласно же Ричарду, она есть «несообщаемое существование (exsistentia incommunicablis) разумной природы» (Richardus de St. Victore, De Trin., IV, 21). Дунc, по-видимому, считал, что одного только признака неделимости (индивидуальности) субстанции недостаточно для понятия личности. «Для персональности, — говорит он, — требуется предельное одиночество (ultima solitudo)» (Ordinatio, III, .d.1 q.1, n.17). Кроме того, для выражения личности лучше подходит не «чтойное» понятие субстанции, а понятие экзистенции — «существования». Следовательно, по его мнению, личность выражается в особенностях ее неповторимого существования, которое она не может разделить ни с кем другим, ибо экзистенция «несообщаема», «непередаваема» и неотчуждаема, а поэтому и характеризуется «предельным одиночеством». В этих словах уже слышится голос Паскаля или Кьеркегора, голос печальный и вместе с тем полный достоинства. Рассуждая дальше, Шотландец доказывает, что эта «несообщаемость» личности не есть нечто отрицательное, а, напротив, есть нечто позитивное, а именно то, что выражает полную автономию и внутреннюю свободу личности. «Предельное одиночество» и экзистенциальная свобода — по сути одно и то же. Однако «предельное одиночество» возлагает на личность и всю ответственность за тот или иной выбор способа своего существования, а поскольку экзистенция личности есть экзистенция разумной природы, то она управляется разумом, и личность, будучи метафизически одинокой, только перед Богом и перед своим разумом несет ответственность за свои поступки. Столь необычное для эпохи схоластики акцентирование на свободе личности и внутренней ответственности личности перед разумом находит свое объяснение в общей теории разума и воли.