Теория познания Лейбница оказала непосредственное влияние на Г. Баумгартена, которого принято считать “крестным отцом” эстетики как науки. Мера оригинальности Баумгартена достаточно полно раскрыта В.Ф. Асмусом в его книге “Немецкая эстетика ХVIII в.”. В частности там говорится о Баумгартене: “Он объединил и обобщил в учении о предмете эстетики ряд воззрений, которые до него оставались разобщенными между собой и частными. Он связал в одно целое элементы, взятые из различных дисциплин – из теории познания, из лингвистики, из поэтики, из риторики – и сделал их объединение предметом новой науки” [1].
То, что В.Ф. Асмус называет элементами, взятыми из лингвистики, и было учение о знаках. Анализ развития эстетической мысли до Баумгартена показывает, что семантические проблемы оказались в поле внимания уже в работах античных авторов, а позже через поэтику средневековой “схоластики” и Возрождения вошли и в эстетические учения ХVII-ХVIII вв. В трудах самого Баумгартена имеются ссылки (помимо Лейбница) на Брейтингера, Дюбо и Вико, исследовавших наряду с другими и семиотические (“лингвистические”) проблемы в эстетике. О Дюбо уже говорилось ранее. Что же касается Вико, то он создал, как верно заметил И.Н. Голенищев-Кутузов”, “своеобразную лингвистическую эстетику” [2].Вико стремился устранить”дуализм между поэзией и языком” [3]. В его “Основах новой науки об общей природе народов” (1726) наиболее отчетливо прозвучало положение о тождестве языка и поэзии (или более широко – языка и искусства). Согласно Вико, сознание первых народов имело образную природу. Соответственно образному характеру первобытного сознания и формы его выражения имели образный, “поэтический” характер. Сначала это были вещи, жесты; потом – речь и письмо. Первая речь была поэтической в буквальном смысле слова, она состояла из образов, символов, метафор и была ритмична. Первые люди говорили не прозой, они пели, сочиняли стихи. Так же, как дети, примитивы – “дети человечества” были поэтами. Таким образом, в отличие от Платона, Аристотеля и других философов Вико считает, что поэзия – это не поздний плод философии, критицизма и искусства композиции, а первоначальный язык. История началась героическим стихом и лишь впоследствии, когда появились родовые понятия, возник конвенциональный язык, утративший свою подлинную природу, и родилась проза. Вико “совершил подвиг, приравняв в 1721 г. роль поэтического творчества к роли, которую играют логические науки, и отождествив поэзию с мифологией и примитивным языком. Однако в энтузиазме по поводу своего открытия Вико ушел не далее афористических определений этих различий и сходств” [4].
Идея Вико о генетическом тождестве языка и поэзии оказала влияние на взгляды Э. Кондильяка, И. Гамана, И. Гердера, Гете, Гегеля и значительно позже явилась отправной точкой отождествления языка и искусства в философии Б. Кроче.
Заслуга Баумгартена и его оригинальность в интересующем нас аспекте состоит в том, что он связал результаты семантических исследований и философские принципы своих предшественников в теоретическую систему. В трудах “отца” эстетики впервые семантический аспект был теоретически обоснован как необходимая составная часть предмета эстетики как науки.
В соответствии с той интерпретацией баумгартеновского определения эстетики как науки, которая дана в работах Петерса и Нивелля [5] и с которой солидаризируется В.Ф. Асмус, эстетика есть наука о совершенном чувственном познании. Такое “совершенство” чувственного познания как такового, - утверждает Баумгартен, – есть “красота” [6]. Она и является собственным, специфическим предметом эстетики. Само совершенство или красота понимаются при этом как “взаимное согласие”, гармония трех элементов: содержания, порядка и выражения. В баумгартеновской “Эстетике” “содержание” раскрывается как “мысли”, “порядок” – как “расположение”, “выражение” – как “обозначение” (significatio). К последнему он относит “слово и высказывание (когда знаком является написанная речь или проповедь)”, добавляя при этом, что речь “есть вместе с тем и действие, когда такая речь произносится вслух” [7]. В более ранней работе философа – в “Философских размышлениях...” эти элементы соответственно выступали как “чувственные представления”, “их связь” и слова, или артикулируемые звуки, которые являются их знаками” [8].
О красоте обозначения Баумгартен пишет в “Эстетике” следующее: “Поскольку обозначаемое мы не воспринимаем без знаков, универсальная красота чувственного познания есть внутреннее согласие знаков как с порядком, так и с вещами” [9]. В “Философских размышлениях” Баумгартен определял объект науки эстетики как “чувственно воспринимаемые знаки чувственного” [10]. Для исследования указанных трех элементов эстетика как теоретическая наука делится у Баумгартена на эвристику, методологию и семиотику [11]. Последнюю он определяет как учащую, дающую указания “о знаках прекрасно мыслимых и прекрасно располагаемых предметов” [12].
К сожалению, Баумгартен не успел написать тот раздел своей эстетики, которую он назвал “семиотикой”. Судить о ней можно по тем высказываниям, которые имеются в написанной части его “Эстетики”, а также опираясь на “Философские размышления”. В кратком изложении В.Ф. Асмуса содержание соответствующих разделов в этой работе (§77-107) сводится к следующему.
Предмет семиотики – знаки, применяемые художником в произведении и, в частности, слова поэмы, которые выступают как носители значения и как артикулированные звуки. Посредством этих своих двух аспектов слова содействуют красоте поэмы [11]. Наиболее поэтичны несобственные значения, фигуральные и образные выражения (метафора, синекдоха, аллегория и т.д.). Звуки, производимые словами, вызывают приятные или неприятные ощущения, “чувственные идеи”: судит о них “суждение чувств”. Производимое ими впечатление должно быть приятным, соответственно этому условию качество поэмы называется “звучностью” [12]. Поэзия в целом определяется Баумгартеном как “эмоциональная” [13] и “совершенная чувственная речь”[14].
Итак, Баумгартен первый в истории эстетики выделил семиотический аспект исследования, теоретически обосновав его необходимую связь с красотой как специфическим предметом эстетической науки.
Философия, в систему которой он вводит свою эстетику и соответственно семиотический аспект исследования, была рационализмом, восходящим к Лейбницу.
Ученик Баумгартена Г.Ф. Мейер в своей трехтомной работе “Основоположения всех изящных искусств и наук” в значительной степени излагает и популяризирует идеи своего учителя. Как и Баумгартен, он пишет о семиотике, подробнее останавливаясь на характеристике различий между естественными, имитативными знаками и произвольными [15].
Рассматривая, как и Баумгартен, эстетическое как
область чувственного познания, Мейер утверждает, что естественные знаки
как чувственно созерцаемые ближе к эстетическому, чем произвольные. Кроме
того они, по мнению Майера, лучше всего соответствуют требованию быть внутренне
согласованными с обозначаемым. Произвольные знаки должны подражать естественным,
если хотят быть красивыми. И чем естественнее произвольные знаки, тем они
красивее [16]. Так, например, он считает,
что звуковая живопись в словесных искусствах и аллегория в изобразительных
– это пограничные формы [17]. Эти взгляды
Мейера соответствовали его общей концепции искусства как “подражания природе”.
Естественные знаки в качестве имитативных противопоставлялись Мейером символическим
знакам, или просто “символам”.
Непосредственно примыкают к Баумгартену и эстетические идеи М.Мендельсона,
развившего его учение в направлении эмоциональной эстетики действия. Естественные
знаки, доступные чувственному созерцанию (чувственной интуиции), непосредственно
воздействуют на чувства. Произвольные же знаки не обладают таким интуитивным
действием [18]. Различие естественных и произвольных
знаков он сводит к различию видов искусства. Изобразительные искусства
и музыка – это сфера произвольных знаков, слов. Различие между искусствами
в этом отношении не абсолютное. Поэт может использовать естественные знаки
(ономатопоэзия, каденсия), его задача состоит в том, чтобы превратить знаки
произвольные в знаки естественные. Средством такого превращения является,
по Мендельсону, метафоризм языка [19]. Что
касается пластических искусство, они не отказываются от аллегорий, которые,
по Мендельсону, могут быть как естественными, так и произвольными.
1). В.Ф. Асмус. Немецкая эстетика XVIII века.
М., 1962, с. 55.
2). История эстетики, т. 2, с. 607.
3). B. Croce. The Philosophy of Jiambattista
Vico. New York, 1913, s. 50.
4). Л. Гильберт, К. Кун. История эстетики, с.
291; Ф.В. Максимовский. Эстетические взгляды Джанбаттисты Вико //
Литературный критик, 1935, № 11, с. 18.
5). H.G. Peters. Die Aesthetik A.G. Baumgartens
und ihre Beziehungen zum Ethischen, Berlin, 1934; Armand Nivelle.
Les theories esthetiques en Allenagne de Baumgarten a Kant. Paris, 1955.
6). История эстетики, т. 2, с. 455.
7). Там же.
8). См. A. Riemann. Die Aesthetik Alex. Goltl.
Baumgartns. Halle, 1928, ss. 106, 108.
9). История эстетики, т. 2, с. 456.
10). Там же, с. 452.
11). Там же, с. 455.
12). Там же.
13). Чем поэтичнее оба, утверждал Баумгартен, тем
совершеннее поэзия (см. A. Riemann, Op.Cit., s. 134).
14). В.Ф. Асмус. Немецкая эстетика XVIII века,
с. 50-51. См. также M. Schlesinger. Geschichte des Symbols. Berlin,
1912, s. 147-148.
15). История эстетики, т. 2, с. 451.
16). A. Riemann, op.Cit., s. 107. О различных интерпретациях
этого определения см. В.Ф. Асмус. Немецкая эстетика XVIII века, с.
10-12; R. Wellek. A History of modern Griticism, v. 1, p. 145.
17). A. Nivelle, op. Cit., p. 77; B.A. Sfrensem.
Symbol und Symbolismus. Kopenhagen, 1963, s. 32-34.
18). G. Fr. Meier. Anfangsgrunde aller schonen
Kunste und Wissenschaften, 2 Aufl, 1755, t. 2, s. 626.
19). B. Markwardt. Geschichte der Deutschen
Poetik. Berlin, 1958-1959, vol. 1, s. 138; vol. 2, s. 176-177.
20). M. Mendelsohn. Philosophischen Schriften,
1780, t. 2, s. 7.
21). Ibidem, s. 120.