Аналитическая философия — философская традиция, объединяющая различные философские направления (логический позитивизм , философию лингвистического анализа, теорию речевых актов). Зарождение А. ф. в начале ХХ в. связано с кризисом метафизической философии (см. абсолютный идеализм) и развитием идей «второго позитивизма» Эрнста Маха и Рихарда Авенариуса. Основоположниками А. ф. являются Бертран Рассел и Джордж Эдуард Мур. Первый в соавторстве с А. Н. Уайтхедом построил философские основания математической логики и предложил доктрину логического атомизма (см. атомарный факт), развитую Витгенштейном; второй подверг критике традиционную этику и идеалистическую метафизику. Подлинным вдохновителем А. ф. является Людвиг Витгенштейн и его главный труд «Логико-философский трактат».

Для А. ф. характерны три главных признака: лингвистический редукционизм, то есть сведение всех философских проблем к проблемам языка; «семантический акцент» — акцентирование внимания на проблеме значения; «методологический уклон» — противопоставление метода анализа всем другим формам философской рефлексии, в частности отказ от построения системы философии в духе классических философских построений ХIХ в

А. ф. — это прежде всего философия языка: мир видится через призму языка, старая традиционная философия, говорят аналитики, возникла из-за несовершенства языка, многозначности его слов и выражений, «речи, которая запутывает мысли», по выражению Витгенштейна; задача философии состоит в том, чтобы построить такой идеальный язык, который в силу своей однозначности автоматически снял бы традиционные философские «псевдопроблемы» (бытия и сознания, свободы воли и этики). Поэтому А. ф. — это прежде всего (на раннем этапе) логико-философская доктрина, стремящаяся к формализации языка, доведению его до совершенства языка логических символов. Эту проблему решали ученики Витгенштейна, члены Венского логического кружка: Мориц Шлик, Отто Нейрат и, прежде всего, Рудольф Карнап. Венский кружок выдвинул доктрину верификационизма , то есть идею о том, что истинность или ложность высказывания (главного объекта анализа аналитиков) и научной теории может быть подкреплена или опровергнута лишь в том случае, если все предложения свести к высказываниям о чувственных данных, или «протокольным высказываниям», которые можно подвергнуть непосредственной эмпирической проверке (ср. со ???, противоположную концепцию фальсификационизма Карла Поппера, в молодости члена Венского кружка).

Надо сказать, что идея построения идеального логического языка быстро себя исчерпала. Такой язык нужен и возможен лишь для вспомогательных научно-философских целей, и таким является язык математической логики , но разговаривать, писать стихи и осуществлять множество других речевых актов или языковых игр на таком языке невозможно, «как невозможно ходить по идеально гладкому льду», по выражению позднего Витгенштейна.

Перелом в А. ф. произошел между мировыми войнами. В 1930-е гг., когда Витгенштейн вернулся в Кембридж из добровольного шестилетнего изгнания (он работал учителем начальных классов в горных альпийских деревнях с 1921 по 1926 г.), вокруг него, читавшего лекции в Тринити-колледже, начался формироваться круг молодых учеников, впитывавших его новые идеи, которые нашли свое окончательное воплощение в книге Витгенштейна «Философские исследования», над которой он работал до самой смерти.

Лингвистический поворот в этой замечательной книге был еще более усилен по сравнению с ранним «Логико-философским трактатом», но в остальном развивались идеи, полностью противоположные тем, которые были основой доктрины «Трактата».

В «Трактате» язык понимался чересчур узко. По сути там рассматривались только предложения в изъявительном наклонении («Дело обстоит так-то и так-то»). Теперь Витгенштейн обращает внимание на то, что основная масса предложений языка несводима к изъявительному наклонению, а стало быть, в принципе не может быть подвергнута верификации. Ибо как можно верифицировать такие предложения, как «Иди сюда», «Прочь!», «Как хороши, как свежи были розы!», «Пивка бы сейчас!», «Сколько времени?», то есть восклицания, вопросы, выражения желаний, просьбы, молитвы, приказы, угрозы, клятвы. Именно такие и подобные им высказывания Витгенштейн называл языковыми играми и считал, что именно они являются формами жизни. В сущности, вся книга посвящена анализу языковых игр. «Язык, — писал Витгенштейн, — похож на большой современный город, где наряду с прямыми улицами, проспектами и площадями есть кривые переулки, полуразвалившиеся дома, а также новые районы, похожие один на другой как две капли воды». Задача философа, как теперь понимает ее Витгенштейн, — это попытка помочь человеку разобраться в обыденном языке, в его неоднозначности и путанице («помочь мухе выбраться из бутылки»).

Развивая выдвинутое еще в «Трактате» положение о значении слова, имеющем место лишь в контексте предложения, Витгенштейн углубляет это положение в знаменитой максиме: «Значение есть употребление». Здесь он разрабатывает теорию значения, которую называет теорией семейных сходств. Как все родственники имеют между собой что-то похожее — одно в одном случае, другое в другом, — при этом, однако, нельзя выявить чего-то одного, единого инвариантного значения, которое присутствовало бы у всех членов семьи, — так и значения слов лишь пересекаются друг с другом — нет ни абсолютных синонимов, ни омонимов. Например, слово «старик» может означать в одном контексте «очень пожилого человека», а в другом контексте это слово может означать и молодого человека, например в сленговом обращении друг к другу двух студентов: «Привет, старик!». Слово «вторник» в зависимости от контекста может означать «17 декабря 1996 г.», а может — - «24 декабря того же года». Один из опосредованных учеников Витгенштейна, блестящий современный аналитик Сол Крипке, назвал такие слова нежесткими десигнаторами»: их значения меняются при переходе из одной ситуации в другую (из одного возможного мира — в другой — см. семантика возможных миров). В противоположность таким словам, например, фамилии и имена-отчества или числа не меняют своего значения при переходе из одного возможного мира в другой, поэтому Крипке назвал их жесткими десигнаторами. То есть такие, например, выражения, как «нынешний президент США Билл Клинтон» или «число 8» являются жесткими десигнаторами.

В «Философских исследованиях» Витгенштейн остроумно доказал, что язык является в принципе социальным явлением, невозможен некий индивидуальный язык (см.), который мог бы понимать только говорящий на нем (ср. сновидение). Проблема сознания, в частности «чужого сознания» (other mind), вообще очень занимала поздних аналитиков (не только Витгенштейна; Гилберт Райл написал по этому поводу целую книгу «Понятие сознания» — это была альтернативная А. ф. по отношению к господствующей витгенштейновской). Как проникнуть в чужое сознание? Либо благодаря наблюдениям за поведением индивида, либо доверяя его свидетельству. Но свидетельство может быть ложным, а поведение — притворным (см. философия вымысла, сюжет).

Идеи «Философских исследований» Витгенштейна были с воодушевлением приняты англосаксонским философским сообществом. Вся А. ф. 50 — 60-х гг. ХХ в. так или иначе оказалась под влиянием этого стимулирующего произведения. На его основе оксфордский философ-аналитик Джон Остин, а вслед за ним Джон Серль из Беркли (Калифорния) строят теорию речевых актов (см.), учение о том, как производить действия при помощи одних слов, например пользуясь такими выражениями, как «Я приветствую вас!» или «Объявляю заседание открытым!» (здесь высказывание при определенных условиях совпадает с действием; слово и дело совпадают). Джон Уиздом разрабатывает теорию лингвистичеекой терапии (см.), учения, согласно которому язык лечит говорящего и слушающего (здесь впервые в явном виде пересеклись А. ф. и психоанализ). Джеймс Хадсон разрабатывает лингвистическую апологетику (см.), учение о том, что отношения человека с Богом есть разновидность языковой игры. Наконец, появляется аналитическая философия вымысла , утверждающая, что если Шерлок Холмс и не существовал, «то он мог бы существовать при других обстоятельствах» (формулировка Сола Крипке).

Современная А. ф. — это огромная «фабрика мысли» с большим количеством интеллектуальных цехов. Постепенно проводятся линии к феноменологии (Карл Апель) и даже к философскому постмодернизму (Ричард Рорти). Ответить на свой основной вопрос: «Где кончается язык и начинается реальность?» — А. ф., пожалуй, так и не смогла, но в процессе ответа было сделано так много интересного, что можно с уверенностью сказать, что эта языковая игра стоила свеч.