Нашей целью в этом исследовании было показать, почему теория референции может являться удовлетворительной теорией значения и какой она должна быть, чтобы предоставлять философскую теорию феномена референциальности. Для этого нам следовало выяснить, какие элементы она должна в себя включать с наибольшей вероятностью и — в каком наиболее адекватном задаче сочетании.
Мы начали с того, что исследовали предпосылки выделения онтологически корректных критериев референциальности. Основной нашей темой здесь стал ответ на вопрос: каким образом может быть оптимально обосновано соответствие принципа онтологической отосительности требованию онтологической нейтральности? Решение Куайна состояло в том, что при подстановочной интерпретации экзистенциального квантора не принимаются никакие онтологические обязательства per se; просто определить класс подстановок и дать подстановочное определение истинности не означает непременно принимать те или иные онтологические обязательства, но при этом и не устраняется возможность принятия таких обязательств — тогда никакой аргумент не угрожает возможности использования подстановочной квантификации онтологически нейтральным способом. Однако, поскольку референциальные системы описания имеют четко очерченную онтологию, то вопрос об интерпретации семантического аппарата отсылает нас здесь к признанию связи успешности референции с истинностью референциальных высказываний. Мы рассмотрели релевантное для выполнения требования онтологической нейтральности различение метафизического и истинностного реализма, а также ряд связанных с ним различений, и показали, что принятие истинностного реализма (если бы оно нам потребовалось) не влечет за собой принятие реализма метафизического, поэтому у нас должна быть возможность решать проблемы референции в пределах достаточно чистой онтологии. Следовательно, в пределах теории референции мы можем отклонить требование, согласно которому логическая форма предложений должна быть дана в терминах объектной квантификации, но тем не менее предоставить теорию прямых содержательных отношений онтологии и языка ее описания.
Затем мы исследовали собственно критерии референциальности. Выделение отдельных критериев явилось во многих случаях достаточно сильной абстракцией в силу их взаимного пересечения и взаимной зависимости: одни критерии нуждаются в поддержке других, которые, в свою очередь, нуждаются в дополнительном обеспечении необходимости связей в фактическом мире согласно третьим критериям. Объемлющим в этой связи выступает критерий поддержки системой референций, поскольку он включает в себя остальные, в том числе и не анализировавшиеся здесь, т.е., вообще говоря, все возможные критерии, и в этом отношении только о критерии поддержки системой референций можно говорить как о достаточном. Истинность пропозиций, согласно этому критерию, будет когерентной истинностью.
Тот вариант теории, который здесь был предложен, включает в себя как дескриптивный, каузальный, номологический, так и конвенциональный и процессуальный элементы. При этом мы исходили не из собственно холистического принципа, но скорее из принципа достаточного основания: мы предполагали, что определенная (более или менее сложная) теория, сочетающая необходимые элементы определенным образом, может быть достаточной для объяснения референциальности и что при таком сочетании элементов понадобится более простая теория, чем при другом.
Но, быть может, положительный ответ на вопрос о достаточном основании — вообще не более, чем иллюзия? В конце концов мы всегда можем представить предмет изучения так, что никакой наличной теории не будет достаточно для его объяснения. В этом — сила скептицизма.
Скептицизм по поводу обсуждаемой теории был бы основан на двух главных положениях:
1) принципиальная преобразуемость в дисконтинуальный, дискретный вид любой постулируемой континуальности, непрерывности взаимодействия и
2) индуктивность значительного числа теоретических выводов.
Обращение к статистическим методам также не спасает от скептицизма. Но это — один из способов показать, что и претензии скептицизма зависят от претензий критикуемой теории. Если теория претендует на высочайшую степень истинности или обоснованности, то скептическая позиция в отношении нее так же высоко претенциозна. Если не трактовать ложность интуиционистски, то скептическая позиция в отношении теории в таком случае практически равнозначна утверждению ложности этой теории. Явное использование статистических результатов, между тем, выражает более умеренные претензии и, соответственно, куда менее угрожающей выглядит скептическая позиция по отношению к такой теории. С другой стороны, скрытое использование таких данных, как в случае индуктивного вывода, с сохранением претензий на необходимый статус постулируемых истин (или чего-то столь же высокого) легко дискредитируется одним только указанием на несоответствие между претензиями теории и познавательным статусом тех или иных используемых методов.
Сам скептический вывод так же индуктивен или является обобщением контрфактических положений, т.е. сам подвержен скептицизму; и если претензии скептицизма в отношении теории высоки (равносильны утверждению ее ложности), то таковы же должны быть и претензии скептицизма в отношении скептической позиции в отношении теории. Но в случае, когда теория эксплицитно апеллирует к одному критерию как к достаточному условию референциальности, то скептическая позиция может ограничиться малым: указанием на имплицитные предпосылки, апеллирующие к другим критериям, не эксплицированным или не эксплицированным должным образом в теории, или — на недостаточность предложенного основания. Здесь нет нужды в утверждении ложности теории, но скептическая задача успешно решается. Между тем такой позиции нелегко опровергнуть теорию, эксплицитно апеллирующую к достаточно большому количеству критериев: такая теория, во-первых, в меньшей степени подвержена критике от имплицитных предпосылок, и во-вторых, обладает гораздо большей гибкостью в отношении корректировок, поскольку позволяет производить корректировку не за счет введения новых элементов в состав теории, а за счет реструктурирования наличного состава для достижения нового, более удачного сочетания. Акцент достаточности при этом может переносится с одного элемента или сочетания элементов на другой или другое. То же самое — при интуиционистской трактовке ложности, когда утверждать, что теория ложна, значит обосновать ее ложность: если с теориями, эксплицитно апеллирующими к одному элементу, это достаточно легко проделать одним из двух указанных способов, то — не так обстоит дело с комплексными теориями. В этом смысле справедливо будет утверждать, что умеренная комплексность (не в противовес критерию простоты, а скорее — в дополнение) семантической теории — залог ее успешности в решении вопроса о достаточном основании.
С помощью критерия поддержки системой референций — объемлющего критерия, который может включать в себя другие критерии референциальности как частные случаи — схватывается важнейшая для теорий значения интуиция о том, что ситуация действительного использования знаков естественного языка имеет форму ситуации существования соглашения об их использовании. Чтобы референт термина мог считаться определенным, члены языкового сообщества должны разделять некую конвенцию, в рамках которой определенные способы индивидуации связывают термин с объектами в мире и с опытом индивидов. Теория процессуально-каузальной референции дает объяснение, каким образом устанавливается и поддерживается языковая конвенция: референции передаются при взаимодействии двух индивидуальных языков и в итоге осуществляются посредством опоры на другие референции той же системы, из которых состоит каузальный процесс. Рассмотрение индивидуального языка как процессуально понимаемого идиолекта позволяет построить такое понятие каузальной релевантности, использование которого в каузальной теории референции дает возможность развивать онтологически нейтральную содержательную теорию значения.
Онтологическая нейтральность референции при конвенциональном подходе обеспечивается тем, что выполнение условия референциальности для терминов признается возможным только как действие в соответствии с неким "молекулярным" блоком однотипных конвенций. Никакая научная картина мира или онтология в более общем смысле слова не допускаются здесь в качестве прямых номических детерминант референций: они могут определять референции новых терминов (например, если конвенция заключается учеными по поводу обозначения нового установленного факта или обнаруженного феномена) – изменять референциальную структуру идиолектов вовлеченных в соответствующую конвенцию индивидов – но лишь постольку, поскольку возможность такого влияния на содержание конвенции обеспечивается другими референциальными общностями.
Методологическое требование онтологической нейтральности в рамках ПКР выполняется еще более прямо: зная онтологические предпочтения индивида, мы, согласно этому подходу, можем заключать о наличии только тех вещей, которые соответствующие термины идиолекта этого индивида имели бы в качестве своих референтов, если бы у нас имелись дополнительные основания полагать их референциальными терминами. Но именно эти дополнительные основания – конвенционально-каузального вида — позволяют говорить о том, что индивиду действительно сопоставима такая онтология в качестве объектного поля референциальной части его идиолекта. В этом отношении ПКР всего лишь позволяет эксплицировать основания онтологической нейтральности: когда, при каких условиях, вывод о референциальной части — и, соответственно, о референциальном составе – идиолекта (и, соответственно, языка, к разговору о котором мы можем перейти в терминах пересечений идиолектов) не будет с необходимостью вовлекать онтологические предпосылки в виде таких же предложений, что и те, что выводимы из семантических характеристик соответствующих терминов. Так, если из знания о том, что референт термина ‘Т’ есть Т, может следовать вывод о том, что всякий, знающий референт термина ‘Т’ и употребляющий последний референциально, допускает Т как часть своей онтологии, то онтологически нейтральный критерий референциальности не должен допускать, чтобы положение о Т как части индивидуальной онтологии фигурировало в качестве предпосылки в выводе о референциальности ‘Т’ — и это условие выполнимо в ПКР. Поэтому хотя убийство Смита и нельзя не признать ритуальным, исторически оно предстает оправданным и классово справедливым.