Д.Дидро

ЭЛЕМЕНТЫ ФИЗИОЛОГИИ

Существа.

Надо начать с классификации существ: от инертной молекулы — если такая есть — до живой молекулы, микроскопического животного, животного-растения, животного, человека.

Цепь существ.

Не следует думать, будто цепь существ прерывается вследствие разнообразия форм; форма часто является лишь обманчивой маской, и недостающее будто бы звено существует, возможно, в виде некоего известного существа, которому сравнительная анатомия не успела еще отвести его истинного места. Это очень трудный и очень медленный способ классификации существ. Такая классификация может быть лишь плодом последовательных трудов многочисленных натуралистов.

Поэтому подождем и не будем торопиться со своими суждениями.

Противоречивые существа.

Это такие существа, организация которых не гармонирует с остальной частью вселенной. Порождающая их слепая природа истребляет их; она оставляет лишь те, которые могут сносно существовать при столь прославляемом панегиристами природы общем порядке.

Выживающие противоречивые существа.

Слабая грудь и буйный характер: недолговечен. Меланхоличный и несчастный субъект: недолговечен. Активный, пылкий, проницательный ум и хрупкая организация: недолговечен.

Природа не дает долго жить недовольным.

Долговечны: люди с сильной организацией, нечувствительные, не наделенные способностями, удачливые, с непритязательными вкусами и так далее

Элементы.

Элементы в отдельных молекулах не обладают ни одним из свойств массы.

Огонь лишен света и теплоты.

Вода лишена влажности и упругости.

Воздух совершенно не таков, каким он представляется нам.

Вот почему они не производят ничего в телах, в которых они комбинируются с другими веществами.

Делимость.

Крайняя делимость материи придает ей свойства яда. Очень мелкие пылинки вызывают язвы. Если судить о материи, входящей при кожном дыхании, по тонкости пор, то она должна быть очень тонкой и очень деятельной, и удаление ее должно быть, как показывает опыт, очень опасным.

Время, пространство.

В природе: время, последовательность действий.

Пространство, сосуществование одновременных действий.

В сознании: время разрешается в движение; путем абстракции пространство разрешается в покой.

Но покой и движение одного тела.

О существовании.

Я не могу отделить, даже путем абстракции, пространство и время от существования. Значит, оба этих свойства существенно характерны для него.

Растения.

Г-н Беккари в Италии и гг. Кессель и Майер в Эльзасе, в Страсбурге, решили изучить составные части муки. Они промыли ее в нескольких водах, выделили из нее крахмал и извлекли из нее вещество, очень похожее на животную субстанцию.

В Париже г-н Руэль, г-н Макер и самые ученые из наших химиков сразу же повторили эти опыты и извлекли из них все, что только можно. Они нашли, что крахмал содержит лишь растительные части муки, что, по удалении его, оставалась особая клейковина, которую они назвали растительно-животной. Все части этой клейковины так сближены и связаны между собой, что их нельзя отделить одну от другой. Когда ее вытягивают, она растягивается во всех направлениях, а когда ее предоставляют самой себе, она сжимается и принимает свою первоначальную форму, подобно ткани кожи, которая то растягивается, то сжимается. Если поджечь клейковину, то она жарится подобно мясу, издавая запах животных веществ.

Животное-растение.

Если вывернуть полип наизнанку, он стремится принять свою первоначальную форму. Если взять проволоку и помешать ему в этом, то он мирится со своим новым положением и продолжает жить вывернутым наизнанку.

Животное и растение.

Что такое животное, что такое растение? Сочетание бесконечно активных молекул, сцепление небольших живых сил, таких, что всё стремится отделить друг от друга.

Удивительно ли, что эти существа так недолговечны?

Растения.

В дереве корни становятся стволами, а стволы — корнями.

Превращение растительного в животное.

Если долго месить тесто и часто лить в него воду, то оно лишается растительной природы и настолько приближается к животной природе, что разложением можно получить из него продукты последней (“Зап(иски) Болонской акад(емии)”).

Подвижность в животных началах, неподвижность в растительных началах — это два результата сохраненных или разрушенных nisus.

Студенистое вещество тех и других обнаруживает состояние, промежуточное между животным и растением.

Что получится, если добавить в вещества, находящиеся в состоянии брожения, уксус, кислоты, соли? Сложные тела, в которых имеются в избытке nisus. Вода разрушает nisus, изолирует частицы и возвращает им активность.

Растительное.

Растительная материя становится животной в сосуде благодаря теплоте и брожению.

Она становится животной также во мне, и, ставшая животной во мне, она снова делается животной в сосуде.

Разница заключается только в формах.

Черви мучного клея живородящи.

Смежность животного и растительного царств.

Из грибов извлекают летучую щелочь; значит, их семя живое: оно колеблется в воде, шевелится, движется, избегает препятствий и как будто не решается присоединиться к животному или растительному царству, пока наконец не примкнет к последнему.

Растения.

Существуют самопроизвольные зарождения, имеющие своим источником растительное царство и имеющие своим источником животное царство.

Смежность растительного царства и животного царства.

У одного растения из Каролины, носящего название Muscipula Dionaea, листья парные и на сочленениях тянутся по земле; эти листья покрыты сосочками. Если муха сядет на листок, то этот листок и парный ему смыкаются, как створки устрицы, держат свою добычу, высасывают ее и выбрасывают лишь после того, как она вся высосана. Вот почти плотоядное растение.

У растений имеется особое место, прикосновение к которому вызывает эрекцию и истечение семени, и это место не одно и то же у всех растений.

Я не сомневаюсь, что если произвести анализ Miscipula, то получится аммиак, этот характерный для животного царства продукт.

О спорынье.

Как различить покрытое только головней зерно и зерно, покрытое головней и спорыньей? В этом последнем среди черной пыли имеются червячки.

Наблюдения.

Под этими маленькими опухолями, или наростами, спорыньи колос зелен и неспел.

Вскройте эти опухоли острой изогнутой иглой, не задевая их внутренней полости; капните туда несколько капель воды, и вы увидите внутри несколько червячков, крупных, живых, движущихся, полных яиц, то есть также настоящих маленьких червячков.

Эти крупные червячки колоссальны по сравнению с мелкими червячками, находящимися в том же самом зерне, но более взрослом и спелом или же в обыкновенном зерне со спорыньей, уже сухом и черном.

Эти крупные червячки — самки. Можно видеть, как они кладут свои яички из очень чувствительного места своего тела, совершенно определенно характеризующего их пол.

Через прозрачную кожицу этих ячеек видно, как сгибается, разгибается и движется маленький молодой червячок, как под конец он разрывает свою оболочку, выходит, начинает двигаться, жить и скользить в воде.

Вместе с крупными самками можно наблюдать и других крупных червячков — это самцы, у которых в глубине тела наблюдается большое конусообразное подвижное тело.

Значит, эти червячки — животные; значит, существуют животные, самец и самка, живущие и умирающие в зависимости от обстоятельств.

Уксусные червячки не кладут яиц: они живородящи. Фонтана наблюдал, что дочери движутся в теле матерей до своего появления на свет.

Болезнь ржи, которую итальянцы называют рожью со спорыньей или шпорцем.

Хотя червячки ржи со спорыньей сухи, они начинают двигаться и жить, если смочить их каплей воды. Это явление было известно Нидгэму.

Нидгэм не считает этих червячков животными; он признает их какими-то жизненными (vitaux) существами, Бюффон — органическими живыми молекулами, Фонтана — животными. Согласно Нидгэму, связанные или соединенные согласно определенным законам, они образуют либо животных, либо растения.

Эти нити были настолько сухи и ломки, что достаточно было внезапной струи воды, прикосновения легчайшей иглы или конца волоска, чтобы они превратились в муку, в мельчайший порошок. (Я хотел бы, чтобы Фонтана истолок их в порошок.) И вот, при этом состоянии распыления, когда они, наверное, не были живыми животными, небольшое количество воды в несколько минут возвращало их к жизни.

Первый опыт. Одно зерно пшеницы или ржи, посеянное вместе с несколькими зернами спорыньи.

Второй опыт. Одно зерно пшеницы или ржи, погруженное в черную и вонючую пыль головни и посеянное с зернами спорыньи.

Третий опыт. Зерно пшеницы посеяно и только посыпано головней.

В результате третьего опыта получится колос, где почти все зерна заражены головней и очень мало здоровых.

В первом опыте — колос, в котором почти все зерна заражены спорыньей.

Во втором опыте у значительной части зерен были одновременно и спорынья, и головня. Под одной и той же оболочкой были зерна чистой спорыньи и рядом с ними покрытые головней зерна, полные черной пыли, а также червячков-самок.

Значит, спорынья и головня — это две заразные болезни, которыми легко можно было бы заразить все зерно страны.

Наблюдение.

Под одной и той же оболочкой либо заключено всегда лишь одно здоровое зерно, либо же находятся бок о бок два-три или даже больше — до десяти — зерен спорыньи. Там, где имеется спорынья, посев никогда не дает зрелых зерен, но наблюдаются вместе спорынья и зародыш спорыньи.

Значит, спорынья — это не настоящее зерно, продукт посева, но, как и головня, выродившийся зародыш.

Наблюдается также неразмножившийся зародыш зерна или же спорыньи и вместе с этим зародышем одно или несколько зерен со спорыньей и, наконец, спорынья вне оболочки зерна.

Спорынья происходит целиком от себя и не получает ничего от зародыша. Если это размножение зародышей не дает наростов спорыньи, то оно служит для того, чтобы размножить зерна головни, смешанной со спорыньей.

Встречается одно покрытое головней зерно под одной оболочкой. Встречается также несколько покрытых головней и спорыньей зерен под одной и той же оболочкой.

О Tremella.

Адансон первый наблюдал своеобразные движения в водяном растении, называемом Tremella.

Адансон отрицает жизнь и чувство у этого растения и, следовательно, признает его не животным, а растением.

Как полагает Фонтана, оно занимает промежуточное место между растительным и животным царством. По его мнению, Tremella в одно и то же время и настоящее растение, и настоящее животное.

1. Если какая-нибудь нить приближается к другой нити, то они сами собой перевязываются друг с другом и образуют две спирали под прямым углом или же в одном и том же направлении.

2. Если какая-нибудь нить изгибается от головы к хвосту, то голова ищет хвост. Эти концы более заострены и более хрупки.

3. Эти оконечности движутся во всех направлениях, точно так, как хвост и голова у змей.

4. Если одна из этих оконечностей тупа, как это иногда бывает, то тогда уже не будет этих странных движений, столь похожих на движения живого животного.

5. Эти нити перемещаются из одного места в другое.

6. Нити, по одной или по нескольку вместе, беспорядочно перемещаются, одна в одну сторону, другая в другую, с различной скоростью и в разных направлениях.

7. Разрежьте их на куски — движений будет меньше, но они все же будут двигаться; куски острого конца будут двигаться так же живо, как и прежде.

8. Куски, либо отсеченные, либо естественно оторвавшиеся от ствола, сами устремляются на поверхность сосуда и прикрепляются там отсеченной или оторванной частью, между тем как острая часть держится прямо. В воде происходит то же самое: острая и выпрямленная часть сгибается, разгибается, между тем как остальная часть тихо колышется, образуя различные углы с плоскостью.

У нитей Tremella — если нет никаких препятствий — острая часть обыкновенно выпрямлена.

У части нитей, связанной с самим растением, наблюдается поступательное движение извивами, происходящее, однако, с большим трудом.

Когда нити изолированы или их соединено немного, они движутся острой частью вперед.

Если есть только одна нить, то она движется, извиваясь, изгибаясь, точно червь.

Некоторые нити отклоняются от прямой линии, образуя всевозможные углы, сгибаясь посредине так, что оба острых конца соприкасаются, а остальные части остаются параллельными.

Они образуют круги, овалы, изгибы.

Если нити сжать у концов другими нитями и если между ними есть одна нить, которая связана с тканью растения, то все в целом шевелится так, как если бы это был клубок змей, крутится, поднимается, опускается в воде.

Можно видеть, как они сгибаются посредине, образуют овал, закручиваются своими концами, колышутся и затем снова вытягиваются в длину.

Эти нити размножаются своими концами. Когда от них отделится частица, она начинает расти, созревает и становится способной, разрываясь, порождать другие живые нити.

Тогда производящая нить остается с тупым концом, не обнаруживая никаких движений, свойственных этой части, пока она снова не станет острой, что происходит последовательно, причем этому делению и этому новому порождению, возможно, нет предела.

Нить Tremella представляет собой мешочек, полный небольших яйцевидных телец, расположенных на различном расстоянии друг от друга.

(Следовало бы убедиться, не исчезает ли при каждом отрыве одно из этих яйцевидных телец.)

Отсеките у Tremella одну или несколько нитей, вновь поместите ее в воду, и вскоре она снова начнет производить все свои движения.

Каждая нить колышется и движется, ни на секунду не оставаясь в покое.

Откуда берут начало все эти движения? Ни из воды, ни из воздуха, ибо они происходят во всех направлениях в неподвижной воде и в воздухе, а также происходят во всех направлениях, даже в обратном, в движущейся воде. Соединенные вместе или отделенные друг от друга, они следуют в противоположных направлениях. Они движутся рядом с маленькими тельцами, находящимися в покое. Берут ли начало эти движения из какого-нибудь особого механизма? Это невозможно. Особый механизм дает возможность птицелетать, рыбе плавать, но между этими движениями и бесконечным разнообразием самопроизвольных движений существует весьма заметное различие. Однако это бесконечное разнообразие, которое мы приписываем у других животных жизни, чувствительности, самопроизвольности, мы наблюдаем во всех нитях Tremella, у которой оно притом имеет особый характер, потому что в течение целых месяцев и лет не замечается ни замедления, ни прекращения, ни перерыва движения: оно продолжается до тех пор, пока растение живет и растет. Значит, Tremella и ее нити — это чувствительные и живые животные; значит, ее органические части подчинены чувствительности.

Высушенная Tremella перестает двигаться; напитавшись жидкостью, она снова приходит в движение. Значит, она рождается и умирает в зависимости от обстоятельств.

Tremella — не простое растение; это скопление маленьких растений или растительных нитей, которые, будучи соединены вместе, образуют растение под этим названием.

Всякий человек, который увидел бы представляемые Tremella явления и не знал бы, что ее нити — это нити растения, сразу сказал бы, что эти нити — живые черви. Сомнение возникает лишь тогда, когда вам говорят, что нити — части растений, но это сомнение вскоре все же исчезает.

Маслянистые смазывания.

Мы обращаем мало внимания на указания природы. Замечено, что у жителей жаркого пояса маслянистая кожа, между тем ни один из иностранцев не догадывается прибегнуть к смазываниям подобного рода.

Американцы натирают свою кожу жиром, когда она перестает быть маслянистой; смазывание пальмовым маслом возвращает ей свежесть.

Кажется, можно было бы получить спиртной напиток из сердцевины всех длинных и разделенных узлами растений;

пчелиный мед, виноград, сахарный тростник.

Животные.

Животное есть гидравлическая машина. Сколько глупостей можно сказать, если исходить из одного этого предположения!

Законы движения твердых тел неизвестны, ибо не существует совершенно твердого тела.

Законы движения упругих тел не более точны, ибо не существует совершенно упругого тела.

Законы движения жидких тел совсем мало известны,

А законы движения чувствительных, одушевленных, организованных живых тел еще даже не намечены.

Тот, кто забывает при вычислении этого последнего рода движения чувствительность, раздражимость, жизнь, самопроизвольность, не знает, что делает.

Грубое тело действует на чувствительное, организованное животное тело; последнее обладает сознанием или ощущением полученного впечатления, а часто и места впечатления; оно испытывает щекотку, страдает от ранений; оно желает или не желает двигаться.

Животные, происходящие от гниения.

Всякое животное порождает различных животных и своих паразитов.

Всякая часть животного порождает своих паразитов.

Аскариды, появляющиеся тысячами. Эпидемические болезни, сопровождаемые кровавой рвотой, в которой масса червей.

Вшивость, когда человек превращается в скопление вшей.

Пример подобной болезни, когда человек превратился в скопище блох.

Микроскопические животные.

Мясо, жаренное на самом сильном огне, растения, помещенные в Папинов котел, где камни превращаются в порошок, а самые твердые растения становятся студнем,— все это не мешает этим веществам порождать животных путем брожения и гниения.

Не забыть о регулярной последовательности одних и тех же видов различных животных, в зависимости от находящегося в состоянии брожения или гниения животного или растительного вещества.

Это нисходящее, путем деления, порождение доходит, может быть, до чувствительной молекулы, обнаруживающей в этом состоянии удивительную активность.

Частицы, отделенные действием воды от оконечностей плавников мелких морских животных — разновидностей ракушек, продолжают двигаться вперед.

Животные.

Не надо думать, будто они были всегда и всегда останутся такими, какими мы их наблюдаем сейчас.

Они — результат протекшего огромного времени, после которого их цвет и их форма, кажется, остаются в неизменном состоянии. Но так лишь кажется.

Организация определяет функции.

Зоркий орел парит высоко в воздухе; крот с микроскопическим глазом роет под землей; бык любит траву, растущую в долине; дикая коза — ароматную траву гор.

Хищная птица удлиняет или укорачивает свое зрение подобно тому, как астроном вытягивает или укорачивает свою подзорную трубу.

Почему весь длинный ряд животных не может представлять собой различные ступени развития одного-единственного животного?

Кампер, изменяя только лицевой угол, производил из одной-единственной модели всех животных, от человека до аиста.

Есть ли у животных духовные способности?

Трудность механического объяснения поведения птиц во время высиживания яиц.

Кожа препарированных животных растягивается втрое. Если нарисовать животное по чучелу, то оно получится преувеличенного размера. См. рисунки в “Естественной истории” г-на Бюффона.

У всякого живого животного свои особые паразиты. У всякого мертвого животного свои особые животные.

Три степени брожения.

Винное,

кислое,

гнилостное.

Это как бы три различных климата, в зависимости от которых изменяются поколения животных.

Червячок покрывающей хлеб головни извивается обоими своими концами.

Если доставлять ему свежей воды, он живет семь-восемь недель.

Прозябание, жизнь, или чувствительность, и превращение в животное (animalisation) суть три последовательных акта.

Растительное царство, возможно, есть и было источником животного царства, зародившись само в минеральном царстве, а последнее произошло из всеобщей разнородной материи.

Животные функции.

Пусть мне объяснят, как вьет свое гнездо молодая ласточка, и я объясню все действия, свойственные не обладающему опытом человеку, человеку-животному.

Не следует упускать из виду, что в течение девяти месяцев, во время которых мать и дитя составляют одно целое, к ребенку переходят склонности, вкусы, органические привычки, всю силу которых мы не в состоянии узнать.

По этому поводу высказывают обыкновенно две нелепые гипотезы, приводящие затем к неразрешимым трудностям.

Первая из этих гипотез заключается в том, что на земле есть существо, животное, которое было всегда тем, что оно есть теперь.

Вторая — что нет никакого различия между человеком, который вышел бы из рук творца, и ребенком, выходящим из утробы матери.

Животное и машина.

Какая разница между чувствительными и живыми часами и золотыми, железными, серебряными и медными часами?

Если бы с последними была связана душа, что бы она в них произвела?

Если связь души с такой машиной невозможна, то пусть мне это докажут.

Если она возможна, то пусть мне объяснят, каковы будут последствия этой связи.

Крестьянин, который, видя, что часы идут, и не зная их механизма, помещает в стрелку дух, не более и не менее глуп, чем наши спиритуалисты.

О силе животного.

Здоровое животное не знает всей своей силы. То же самое я могу сказать о спокойном животном.

Г-н Бюффон вдруг замечает, что идет дым и пламя вырывается сквозь щели деревянной обшивки стен. Он срывает обшивку, берет в руки полуобгоревшие доски, уносит их во двор; потом оказывается, что две лошади не могли бы сдвинуть тяжести, которую он понес.

Вот хрупкая женщина, с которой случился истерический припадок,— шесть мужчин не могут справиться с той, которую, будь она здорова, повалил и связал бы один из них.

Загорелся дом скупца. Он хватает свой железный шкаф и тащит его в сад. После этого он не может сдвинуть его с места даже за сумму, в десять раз превышающую ценности, содержащиеся в этом шкафу.

Дело в том, что в состоянии возбуждения все силы машины действуют совместно, между тем как в здоровом и спокойном состоянии они действуют изолированно: работают либо только руки, либо ноги, либо бедра, либо бока.

В здоровом и спокойном состоянии животное боится поранить себя, в состоянии страсти или во время болезни оно не знает этого страха.

Плотоядные.

Зловонное дыхание, моча, экскременты. Мясо, легко портящееся и неприятное на вкус и на запах.

Молоко травоядных здорово и благовонно. Совсем другое дело — молоко плотоядных.

Жир травоядных тверд и легко застывает, наоборот, жир плотоядных мягок и подвержен гниению.

Плотоядное животное более жестоко и более опасно. По характеру оно приближается к дикому зверю.

Плотоядные живут изолированно.

Травоядные — стадами.

Одежда нездорова и противоречит природе.

Маленькая девочка гонится за бабочкой, маленький мальчик карабкается на дерево.

Человек без физиономии — ничто. Человек с физиономией добродетельного человека может быть таковым. Человек с гнусным или злым лицом всегда таков.

У умного человека может быть физиономия глупца. У глупца никогда не может быть физиономии умного человека.

Периодические истечения — это внутренне-внешнее выделение.

Нет необходимости, чтобы то, что называют зародышем, походило на животное: это точка с определенной структурой; развиваясь, она производит определенное животное.

Рогатые животные при рождении не имеют рогов; рога обязательно появляются у них с течением времени. То же самое относится и ко всем прочим частям и органам, которые по времени предшествуют рогам: к шерсти, к бороде, яичкам, семенной жидкости.

Если кастрировать северного оленя, у которого самка обладает рогами, то рога у него отрастают.

Бык никогда не теряет своих рогов, они являются частью его.

Животное; форма определяется внешними и внутренними причинами, которые, будучи различными, должны производить различных животных.

Срок беременности тем короче, чем многочисленнее детеныши.

К чему нужны фаланги свинье с ее раздвоенной ногой?

К чему нужны самцу сосцы?

Любовь у человека постоянна, потому что его потребности одинаково удовлетворяются во всякое время года. Иное дело животные: у них любовь всегда следует за периодом обильного питания. Исключение составляют птицы, что объясняется их крайней подвижностью.

Сильные животные производят больше самцов, чем самок, в противном случае было бы большое неудобство.

Чувствительность.

Качество, свойственное животному и предупреждающее его об отношениях, существующих между ним и всем, что его окружает.

Но не все части животного обладают этим качеством. Только нервы обладают им сами по себе.

В пальцах им обладают нервные сосочки.

Оболочки нервов обладают им случайно.

Сухожильные оболочки, перепонки, сухожилия лишены чувствительности.

Я готов думать, что чувствительность есть не что иное, как движение животного вещества, необходимое дополнение его, ибо чувствительность прекращается в том месте организма, которое я привожу в оцепенение и в котором я прекращаю движение.

Чувствительность сильнее, чем воля.

Чувствительность материи — это жизнь, свойственная органам.

В этом можно убедиться на примере гадюки, у которой отрубили голову, обрубков угря и других рыб, разрубленного ужа, на примере членов, отделенных от тела и продолжающих трепетать, на примере сокращений проколотого сердца.

Я не думаю, чтобы какая бы то ни было часть животного была абсолютно лишена чувствительности.

Если бы между двумя чувствительными и живыми органами был промежуточный нечувствительный орган, то он приостановил бы ощущение и стал бы в системе чужеродным телом: получилось бы нечто вроде двух животных, связанных между собой веревкой.

Что представлял бы собой шелкоткацкий лионский станок, если бы рабочий и тянульщица составляли одно чувствительное целое вместе с утком, цепью, крычком и шнурами переборного станка?

Это было бы животное, похожее на мыслящего, испытывающего желания, питающегося, воспроизводящегося и плетущего свою паутину паука.

О чувствительности и о законе непрерывности в органических тканях.

Без этих двух качеств животное не может быть животным.

Раз вы предположили, что молекула обладает чувствительностью, вы получаете объяснение бесконечного множества различных действий или ощущений.

Существует бесконечное разнообразие толчков в зависимости от массы.

Существует бесконечное разнообразие толчков в зависимости от скорости.

Существует бесконечное разнообразие одного и того же физического свойства.

Существует бесконечное разнообразие действий, получающихся от сочетания с каким-нибудь вторым, третьим, с множеством физических свойств.

И все эти бесконечные свойства сочетаются еще с бесконечным разнообразием органов и, может быть, частей животного.

Как, неужели какая-нибудь устрица может испытывать все эти ощущения? Не все, но довольно значительное количество их, не считая тех, которые возникают в ней самой и исходят из ее собственной организации.

Но не имеется ли среди всех этих ощущений много неразличимых? Да. И все же ощущений остается больше, чем их может различить самый богатый язык. Наша речь предоставляет только несколько степеней сравнения для действия, непрерывно протекающего от своей минимальной величины до максимальной интенсивности.

Возьмите животное, разложите его, последовательно лишите его всех его модификаций, и вы сведете его к молекуле, обладающей длиной, шириной, глубиной и чувствительностью.

Уничтожьте чувствительность, и у вас останется только инертная молекула.

Но если вы начнете с устранения трех измерении, то исчезнет и чувствительность.

Когда-нибудь удастся доказать, что чувствительность, или осязание, свойственна всем существам: уже есть ряд явлений, говорящих в пользу этого. В этом случае у материи, как таковой, окажется пять или шесть существенных свойств: мертвая или живая сила, длина, ширина, глубина, непроницаемость и чувствительность.

Я готов был бы прибавить к этому списку притяжение, если бы оно не являлось, может быть, результатом движения или силы.

Раздражимость.

Некоторые части тела после смерти более или менее долго сохраняют свою раздражимость, или свойственную им жизнь.

Их окончательное разложение на червей и так далее

Сердце и внутренности долгое время сохраняют раздражимость.

Эта сила раздражимости отлична от всякой другой известной силы: это — жизнь, чувствительность. Она свойственна мягкому волокну; она слабеет и затухает в грубеющем волокне; она больше в волокне, соединенном с телом, чем в волокне, отделенном от него.

Эта сила не зависит ни от тяжести, ни от притяжения, ни от упругости.

Если раздражать у мертвого животного спинной мозг и нерв, мышца сокращается.

Если мышца связана или же если сжимают то место спинного мозга, откуда выходит нерв, мышца опадает и принимает свою нормальную длину.

О возбуждающих средствах.

Существуют физические возбудители; существуют и моральные возбудители, ничуть не менее сильные, чем первые.

Моральные возбудители лишают аппетита целую компанию.

Страх может прекратить икоту.

Какой-нибудь рассказ может вызвать отвращение, даже рвоту.

Желания всякого рода действуют на слюнные железы, но особенно сладострастные желания.

Если щекотать пятки, вся нервная система приходит в содрогание. Какое-нибудь прижигающее средство вызывает лишь местное ощущение.

Судороги, вызываемые сильным возбудителем, имеют перемежающийся характер: за мгновением интенсивного действия следует мгновение передышки; но действие возбудителя постоянно. Впрочем, это последнее утверждение, может быть, неверно.

После действия сильного возбуждающего средства наблюдается дрожь во всем теле.

Эта дрожь — результат малых прерывистых судорог, сотрясающих кожу и бросающих в пот.

О человеке.

Один довольно талантливый человек начал свою книгу следующими словами: “Человек, подобно всякому животному, состоит из двух различных субстанций — души и тела. Если кто-нибудь отрицает это положение, то не для него написано все дальнейшее”.

Я решил закрыть книгу. Ах, чудак, если я только допущу существование этих двух различных субстанций, тебе уже нечему учить меня. Ведь ты не знаешь, что представляет собой та субстанция, которую ты называешь душой; еще менее знаешь ты, как соединены обе субстанции и как они взаимодействуют.

Двойственность человека, как животного и человека.

За клавесином сидит музыкант. Он беседует со своим соседом; заинтересованный разговором, он забывает, что играет в оркестре; но тем не менее его глаза, уши и пальцы находятся в полной гармонии между собой; ни одной фальшивой ноты, ни одного неверного аккорда; не забыта ни одна пауза, не нарушены ни такт, ни вкус, ни мера. Беседа прекращается; наш музыкант возвращается к своей партитуре, мысли его путаются, он не знает, где он, собственно, находится; человек приведен в смятение, животное сбито с толку. Если бы рассеянность человека продолжалась еще несколько минут, то животное следовало бы за оркестром до конца, так что человек даже не догадался бы об этом.

Вот пример живых и чувствующих, находящихся в согласии друг с другом от природы или в силу привычки органов, которые работают совместно для одной и той же цели, без участия животного в целом.

О способности человека к совершенствованию.

Способность человека к совершенствованию происходит от слабости его чувств, из которых ни одно не господствует над органом разума.

Если бы у человека был нос собаки, то он бы всегда вынюхивал, если бы у него был глаз орла, он не переставал бы высматривать, если бы у него было ухо крота, это было бы постоянно вслушивающееся существо.

Глупость некоторых защитников учения о конечных причинах.

Они говорят: “Посмотрите на человека” и так далее.

О чем говорят они? О реальном человеке или идеальном?

Не может быть, чтобы о реальном человеке, ибо на всем земном шаре нет ни одного совершенно гармонически сложенного, совершенно здорового человека.

Следовательно, человечество — это скопище более или менее уродливых, более или менее больных индивидуумов.

Можно ли найти здесь повод для прославления их мнимого творца? Надо думать не о прославлении, а об апологии.

Но нет ни одного животного, ни одного растения, ни одного минерала, о котором я не мог бы сказать того же самого, что я говорю о человеке.

Если все, что существует в данное время, есть необходимое следствие своего прошлого состояния, то тут не о чем говорить. Если же из этого желают сделать чудо творения какого-то бесконечно мудрого и всемогущего существа, то в этом нет здравого смысла.

Чего же добиваются эти проповедники? Они прославляют провидение за то, чего оно не делало; они предполагают, что все хорошо, между тем как с точки зрения наших идей о совершенстве все плохо.

Должна ли машина быть совершенной, чтобы можно было на основании этого доказывать существование создавшего ее мастера? Разумеется, если этот мастер совершенен.

Об абстрактном человеке и о человеке реальном.

Два философа спорят между собой и не могут прийти к соглашению; спорят, например, о свободе человека.

Один говорит: “Человек свободен, я это чувствую”. Другой говорит: “Человек несвободен, я это чувствую”.

Первый говорит об абстрактном человеке, о человеке, который не побуждаем никакими мотивами, о человеке, который существует лишь во сне или в мыслях нашего диспутанта.

Другой говорит о реальном, действующем, занятом и побуждаемом различными мотивами человеке.

Я рассмотрю и исследую экспериментальную историю этого последнего.

Это геометр. Он просыпается. Едва раскрыв глаза, он принимается за решение задачи, которой он занялся накануне вечером. Он надевает халат, сам не сознавая, что делает. Он садится за стол, берет линейку, циркуль, проводит линии, пишет уравнения, комбинирует, производит расчеты, не сознавая того, что делает. Часы бьют, он смотрит, который час, и спешит написать несколько писем, которые нужно отправить с сегодняшней почтой. Написав письма, он одевается, выходит из дому и направляется обедать на Королевскую улицу, у возвышенности Сен-Рош. На улице навалена груда камней; он пробирается через нее и вдруг резко останавливается. Он вспоминает, что письма остались на столе незапечатанными и неотправленными. Он возвращается домой, зажигает свечу, запечатывает свои письма и относит их сам на почту; с почты он отправляется опять на Королевскую улицу, заходит в тот дом, где собирался обедать, и оказывается там в обществе своих друзей, философов. Они заводят спор о свободе, и он неистово поддерживает тезис, что человек свободен. Я не мешаю ему говорить, но к концу дня увожу его в уголок и прошу у него отчета обо всем сделанном им за день. И вот оказывается, что он не знает ничего — ровнешенько ничего — о том, что он сделал. И я убеждаюсь, что он является всего лишь простой пассивной машиной, орудием различных двигавших им мотивов, что он не только не был свободен, но не совершил даже ни одного поступка, который вытекал бы прямо из решения его воли. Он мыслил, чувствовал, но действовал не более свободно, чем какое-нибудь инертное тело, чем какой-нибудь деревянный автомат, который выполнил бы те же самые действия, что и он.

Противоположно действующая система.

Дело в том, что нет ничего более противоестественного, чем образ жизни ученого с его постоянной привычкой к размышлению. Человек рожден для того, чтобы действовать; нормальное движение системы заключается не в том, чтобы постоянно устремляться от оконечностей к центру всего органического пучка, но, наоборот, в том, чтобы устремляться от центра к концам нитей. Все наши органы созданы не для того, чтобы пребывать в инертном состоянии, ибо тогда прекратились бы три основных процесса:

сохранение, питание и размножение. Человек по природе создан, чтобы мыслить мало и действовать много; ученый, наоборот, мыслит много, а двигается мало. Правильно было замечено, что в человеке есть энергия, требующая для себя выхода, но выход, даваемый научными занятиями, не настоящий, ибо эти занятия заставляют человека сосредоточиваться и сопровождаются забвением всех животных функций.

Жизнь и смерть.

Пока не уничтожена основа жизни, самый жестокий холод не может заморозить жидкостей животного организма и не может даже заметно уменьшить его теплоту. Это последнее утверждение ложно; сравни действие холодов в России.

Без жизни нельзя ничего объяснить, а также без чувствительности и без живых и чувствительных нервов.

Без жизни нет никакого различия между живым человеком и его трупом.

Жизнь свойственна каждому органу.

По отделении от тела голова продолжает видеть, глядеть и жить.

Последовательная смерть животного.

Есть такие части, которые в соединении с телом, кажется, умирают,— по крайней мере для всего тела в целом. В старости плоть становится мускулистой, волокно грубеет, мышца становится жилистой, сухожилие теряет как будто свою чувствительность; я говорю “как будто”, потому что оно само, может быть, способно еще чувствовать, хотя животному в целом это неизвестно. Кто знает, не существует ли бесконечное множество локальных ощущений, которые возникают и угасают в данном месте? Мало-помалу сухожилие становится дряблым, ссыхается, твердеет, перестает жить, по крайней мере жизнью, общей со всей системой. Может быть, оно только изолируется, отделяется от общества, страданий и удовольствий которого оно уже не разделяет и которому оно ничего уже не дает.

Человек сначала представляет собой жидкость. Каждая часть жидкости может обладать своей чувствительностью и жизнью. Кажется, нет чувствительности и жизни, общей всей массе.

По мере того как формируется животное, определенные части твердеют, становятся непрерывными. Устанавливается некоторая общая чувствительность, по-разному распределенная между различными органами.

Одни органы сохраняют эту чувствительность дольше, другие — менее продолжительное время.

Она находится как будто в известном отношении к затвердеванию.

Чем тверже какой-нибудь орган, тем он менее чувствителен; чем быстрее он приближается к стадии твердости, тем быстрее теряет свою чувствительность и изолируется от всей системы.

Из всех плотных органов мозг сохраняет дольше всего свою мягкость и свою жизнь. Я говорю в общих чертах.

У человека — все виды существования: инертность, чувствительность, растительная жизнь, жизнь полипа, животная жизнь, человеческая жизнь.

В Перу существует змея, которая, будучи высушена на дыму, оживает под влиянием влажного и теплого пара.

Невозможно отравить микроскопических животных.

Существует, наверное, две или даже три совершенно различные жизни:

жизнь всего животного;

жизнь каждого из его органов;

жизнь молекулы.

Животное в целом может жить, если лишить его некоторых частей.

Сердце, легкие, селезенка, кисть руки и почти все части животного могут жить некоторое время после отделения от тела.

Не прекращается только жизнь молекулы или ее чувствительность. Это одно из ее существенных свойств. Смерть здесь не властна.

Но если жизнь остается в органах, отделенных от тела, то где находится душа? Что становится с ее единством? Что становится с ее неделимостью?

Существуют даже два состояния смерти, из которых одно — состояние абсолютной смерти, а другое — состояние временной смерти.

Я мог бы привести вам пример множества охлажденных, замороженных и высушенных насекомых, у которых полностью исчезли теплота, движение и чувствительность и которых можно оживить при помощи возбуждающих средств, при помощи теплоты и влажности.

Но известны даже примеры людей, у которых прекращалось на довольно значительное время всякое движение, хотя здесь и не было абсолютной смерти. Люди не переходят от абсолютной смерти к жизни, а переходят от жизни к временной смерти и наоборот.

Бывало, рождались чудовищные эмбрионы, которые жили и выполняли все свои функции, не имея мозга или же имея окостенелый и окаменелый мозг.

Наблюдали детей, которые жили и двигались, не имея продолговатого мозга.

Существуют сотни доказательств безумия животных духов.

Мозг и мозжечок вместе с нервами, составляющими его волокнистое продолжение, образуют одно чувствительное целое — непрерывное, энергичное и живое.

Не следует углубляться в то, как живет это целое.

Мозг, мозжечок со своими нервами, или волокнами, являются первыми зачатками животного.

Они составляют живое целое, несущее жизнь повсюду. Не следует углубляться в то, как живет это целое.

Сожмите крепко одну из этих нитей, и продолжение ее потеряет движение, но не жизнь. Оно будет продолжать существовать, но не будет повиноваться.

Перевязка для ниже расположенных частей представляет то же, что цепь для ног животного.

Смерть.

Дитя бежит ей навстречу с закрытыми глазами; взрослый человек стоит на месте; старик идет к ней, повернувшись спиной. Дитя не видит конца своему существованию;

взрослый человек притворяется, будто он сомневается в смерти; старец с трепетом убаюкивает себя надеждой, возобновляющейся изо дня в день. Невежливо и жестоко говорить при старике о смерти. Старость почитают, но не любят. Когда старик умирает, это кладет конец тягостным обязанностям по отношению к нему, и после его смерти скоро утешаются; хорошо еще, если тайком не радуются этому. Мне было шестьдесят шесть лет, когда я стал говорить себе эти истины.

Медленный укол булавкой в мякоть тела болезненнее, чем пистолетный выстрел в лоб.

Пуля разбивает вдребезги череп, разрывает мозговые оболочки, проходит сквозь мозговое вещество, но все это делается в мгновение ока. Молния и смерть сходны между собой.

Мозг и мозжечок.

Под мозгом понимают всю ту мягкую массу, в которой зарождаются и из которой исходят нервы, или чувствующие струны, и которая находится в голове животных.

Некоторые животные, как утверждают, вовсе не имеют мозга, но нет глаз без мозга, и нет мозга без глаз.

В мозге различают две доли, а иногда больше; вместо долей иногда бывают бугорки.

Чем моложе животные, тем больше их мозг. У слона маленький мозг, у мышей, а также у птиц — очень большой. Неверно, будто у человека среди животных самый большой мозг.

Мозг человека эллиптической формы. Большая сторона эллипса находится сзади.

Мозг отделен от мозжечка мембраной.

Оболочки мозга следующие: мягкая оболочка, окружающая мозг, мозжечок, продолговатый мозг и его нервы; она не обладает раздражимостью; твердая оболочка, которая прикреплена больше к черепу, чем к мозгу, и представляет собой большую мембрану, сопровождающую также и продолговатый мозг.

В мозге можно различить корковую часть, своего рода кашицу смешанного красно-пепельно-желтого цвета. С возрастом она твердеет так, что ее можно резать. Она сосудистая или губчатая.

Внутренняя часть мозга плотнее корковой; она представляет собой однообразное мягкое вещество.

Мозолистое тело.

Это мозговая дуга, соединяющая правое и левое полушария мозга.

Мозжечок.

Это часть мозга, наиболее близкая к продолговатому мозгу. У человека величина ее по отношению к объему мозга очень мала. Мозжечок имеет две доли.

Продолговатый мозг.

Это мягкий мозг, как указывает его название. На воздухе он размягчается и течет. Он мягче мозга.

Мозг движется сверху вниз и снизу вверх. По Зороастру, он отталкивает руку. Он артериален.

Нервы.

Нервы, или органы чувства, представляют собой гладкие волокнистые нити, исходящие из головного мозга и продолговатого мозга. Они мозгового происхождения. Они не обладают раздражимостью. Если их уколоть, то мышцы начинают шевелиться.

Микроскопические животные, пресноводные полипы, морские звезды не имеют мозга.

У рыб мало мозга.

У диких животных мало мозга. Очень мало мозга у бобра и у слона. Птицы обладают большим мозгом, человек — тоже.

Мозг обволакивает только мягкая оболочка. Ее называют также мозговой оболочкой, мембраной.

Нерв не обладает раздражимостью. Мышца, где он заканчивается, сокращается. Под скальпелем нерв остается неподвижным.

Явления мозга, ощущения.

Ощущением называют какое бы то ни было действие души, обусловленное соединением души с телом. Ощущать — значит жить.

Ощущение происходит при помощи нервов, ибо их нельзя коснуться, не вызывая ощущения.

Отсюда: простое ощущение, приятное ощущение, болезненное ощущение.

От чрезмерной боли можно умереть.

Не все части тела ощущают.

Нервы существуют повсюду, но это не все, что есть в организме.

Кости, сухожилия, связки, сумки не ощущают.

В нерве обладают чувствительностью не его оболочки, а его мозговые нити.

Для ощущения необходимы здоровый нерв и свободное сообщение нерва с мозгом.

Ощущение начинается в конце затронутого нерва. Ощущения не будет, если нерв разрушен или поврежден. Ощущение направлено от члена к мозгу. Следует допустить, что мозг, к которому нервы несут ощущения, тоже ощущает. Когда член был неповрежденным, при прикосновении к нему ощущение шло от него к мозгу. Если вследствие какой-нибудь причины воскрешается ощущение, то его относят к прежнему месту его происхождения, и человек будет испытывать боль в члене, которого он уже лишен.

Часто боль ощущается не в пораженном месте. Это результат связи нерва с другим нервом, имеющим с первым общее начало.

Нервы суть органы движения, слуги мозга.

Движение направляется от ствола к ветвям, а иногда от ветвей к стволу.

Перережьте нерв — движение прекращается в нижней части, но остается в верхней части.

Жизнь может продолжаться, даже если нет мозга, безразлично, оттого ли, что природа не дала его, или оттого, что его потеряли из-за какого-то несчастного случая или болезни.

Наблюдали обезглавленных и продолжавших жить зародышей.

У животных, у которых нет головы, у которых ее отсекли, движение происходит благодаря продолговатому мозгу.

Орган продолжает жить по отделении его от тела. Пчела, у которой отрезали лапки, продолжает летать.

Перевяжите нерв, и не будет никакого утолщения ни выше, ни ниже перевязки.

Нерв, или чувствительная нить, имеет узлы, называемые ганглиями.

Мозг сам по себе так же мало думает, как глаза сами по себе видят или другие органы чувств действуют сами по себе.

Когда человек совершенно здоров, когда в нем не преобладает ни одно ощущение, заставляющее его обращать внимание на какую-либо часть тела,— а такое состояние когда-нибудь испытывает каждый человек,— то человек существует лишь в одной точке мозга, он весь там, где его мысль.

Может быть, внимательно изучая человека, мы убедимся, что, находясь в веселом или печальном состоянии, испытывая удовольствие или страдание, он весь там, где его ощущение. Он весь — только глаз, когда видит или, вернее, смотрит; весь — только нос, когда нюхает; весь — только малая частица пальца, когда осязает. Но это наблюдение труднее проверить специальными опытами, чем воспоминанием о том, что происходило в нас, когда мы целиком отдавались власти одного какого-нибудь из наших чувств.

Мозгу, чтобы мыслить, необходимы предметы, подобно тому как они необходимы глазу, чтобы видеть.

Как бы этот орган с помощью памяти ни смешивал, комбинировал и создавал фантастические существа, эти последние существуют по отдельности.

Таким образом, мозг — это орган, подобный всем прочим органам и выполняющий свою особенную функцию. Это, собственно, даже вторичный орган, вообще не способный действовать без помощи других органов.

Он подвержен всем недостаткам прочих органов, он также бывает живым или вялым.

У слабоумных он в парализованном состоянии: свидетели здоровы, но судья ни на что не годен.

Предметы действуют на органы чувств; ощущение в органе обладает продолжительностью; чувства действуют на мозг; это действие обладает продолжительностью. Никакое ощущение ни просто, ни мгновенно; это, если мне будет позволено так выразиться, некий пучок. Отсюда возникает мысль и суждение.

Но раз ощущение не может быть простым, то не может быть простой и мысль. Она становится такой лишь в абстракции, но это абстрагирование происходит так быстро, оно так привычно, что мы его не замечаем.

Наше заблуждение усугубляется тем, что большинство слов обозначает простое ощущение.

Мозг представляет собой секреторный орган. Состояние белых волоконец, рассеянных в веществе sensorium commune, состояние нервного волокна, волоконца и органического волокна изменяется в зависимости от качества выделения, которое бывает либо жидким, либо густым, либо чистым, либо нечистым, либо скудным, либо обильным. Этим объясняется поразительное разнообразие умов и характеров.

Если давить на маленькие белые волоконца, рассеянные в веществе мозга, то прекращается всякое движение и ощущение, происходит уничтожение, наступает состояние смерти.

Колите, раздражайте, сжимайте мозг; в результате получатся либо судороги, либо паралич нервов и мышц.

Колите, раздражайте, сжимайте нервы, и вы перенесете паралич или судороги в мозг. Нервы образуют вместе с мозгом одно целое, похожее на луковицу и ее волокнистые корни.

Быть может, нет ни одной точки в животном, куда не доходит какая-нибудь из этих нитей.

Действие мозга на нервы бесконечно сильнее, чем обратное действие нервов на мозг.

Даже самое легкое воспаление мозга вызывает бред, безумие, апоплексию. Сильное воспаление желудка не производит того же самого действия.

При взаимодействии между мозгом и его нитями первый может до известной степени распоряжаться последними. Можно, несмотря на боль, не двигать членом.

У электрического ската мозг электрический.

Если вынуть у черепахи мозг, она слепнет, но продолжает жить. У нее очень небольшой мозг.

Физиологи не обратили достаточного внимания на примечательное разнообразие ощущений мельчайших частиц, образующих структуру мозга у различных индивидуумов. Поэтому они не понимают функций этого органа.

Винченцо Малакарне из Акви, вскрыв сорок четыре мозга, нашел значительное различие в их долях: в их соединении, объеме, расположении, размерах пластинок, составляющих их мозговые ветви, и в распределении последних как относительно друг друга, так и относительно составляемых ими долей.

Некоторые ветви, которые в одном мозгу составляют часть какой-нибудь доли, отсутствуют в другом мозгу, или же общи обеим долям, или же едва касаются противоположной доли.

Протяженность и глубина извилин мозга различны у разных индивидуумов.

Строение долей изменяется в каждом полушарии мозга.

Перемещение в их частях и разнообразие в положении частей, находящихся в самом низу.

Эти части более сложны, чем другие. В строении составляющих их пластинок нет ничего неизменного и определенного.

Этот орган представляет не меньше разнообразия, чем физиономии различных людей.

Сравнить человеческий мозг с мозгом животных.

У самого умного из животных — слона — мозг более всего похож на человеческий.

Мозг орошается кровеносными сосудами, которые теряются в его веществе и приносят туда лимфу.

В его основе мозговые пучки, дающие начало нервам. Фильтр сока.

Если кровь, вода, злокачественное затвердение, кость или какая-нибудь другая механическая причина давит на какую-либо значительную часть мозга, это нарушает функции души: имеет место бред, мания, отупение или смертоносное оцепенение. Устраните давление, и болезненное состояние прекратится.

Твердая оболочка мозга, наружный слой ее, внутренний слой. Наружный слой выходит из черепа с нервами и сосудами через все отверстия основания черепа и соединяется с надкостницей головы, позвонков и всего тела.

Внутренний слой следует за внешним, иногда отделяясь от него.

Мягкая оболочка, паутинная оболочка, которая называется так вследствие своей тонкости, облекает мозг со всех сторон. Она непосредственно покрывает большой мозг и мозжечок.

Большой мозг — верхняя и передняя часть мозга.

Мозжечок — задняя и нижняя часть мозга.

Мягкое вещество мозга и мозжечка выходит из черепа.

Маленькие связки — нервы, большие — спинной мозг.

Нервы, мозговые пучки, очень мягки в своем начале;

они состоят из маленьких связок раздельных, прямых и параллельных волокон, объединенных в более плотный пучок мягкой оболочкой.

Все головные нервы берут начало в продолговатом мозге, большом мозге и мозжечке.

Что представляет собой мягкое вещество мозга? Оно волокнисто, то есть состоит из параллельных волокон; оно порождает нервное волокно.

Если раздражать мягкое вещество мозга, результатом этого будут конвульсии всего тела.

Если раздражать спинной мозг — то же самое.

Если ранить спинной мозг — смерть.

Нет ничего столь разнообразного и столь сложного, как мозг. Доказательством того, что он принадлежит одинаково всем нервам, является тот факт, что если разрушить или задеть какую-нибудь часть его, то нервы и душа будут по-прежнему осуществлять свои функции.

Нужно очень немного мозга, чтобы образовать sensorium commune.

При расстройстве мозга ухудшаются умственные способности.

Образы видимых предметов создаются в глазу и замечаются мозгом. Звуковые колебания собираются в ухе и улавливаются мозгом.

Пример человека, лишенного части черепа: при малейшем давлении на мозг он видел тысячи искр; если давление усиливалось, зрение омрачалось; при более сильном давлении, производимом всей рукой, он засыпал и начинал храпеть; при дальнейшем усилении давления он находился как бы в апоплексическом состоянии. Когда убирали руку и давление прекращалось, он вскоре просыпался и начинал пользоваться всеми своими чувствами.

На трупе не всегда наблюдают повреждения мозга.

Смелая мысль.

По зрелом размышлении мне кажется, что мозг распоряжается голосом и служит посредником для всех других чувств.

Я представляю себе искусственный глаз.

Я предполагаю, что в этом искусственном глазу отражается пейзаж Клода Лоррена или Верне. Я предполагаю, что этот искусственный глаз чувствует, живет и одушевлен. Я предполагаю, что он распоряжается органом голоса и что ему помогает память и знание звуков.

Я не вижу, почему бы он не различал ощущений и почему, следовательно, он не мог бы дать описания пейзажа.

Нервы.

Нервы всегда находятся в состоянии возбуждения.

Все они выходят из мозжечка. Начало животной силы находится в мякоти.

Самые крупные нервы состоят из меньших, параллельно соединенных и не смешивающихся друг с другом; эти последние состоят из еще более мелких нервов, и неизвестно, до каких пределов может идти это дробление нервного волокна.

Вот начала ощущения и действия: действие, ощущение прекращаются или замедляются, если молекула опиума производит хотя бы малейшее действие на окончания нервов.

Отсюда различие между двумя видами нервных болезней: одни вносят расстройство в начало, при других расстройство от начала переходит к отросткам.

Едва ли есть такая болезнь, которую нельзя было бы назвать нервной.

Если сильно и крепко начало, а отростки слабы и хрупки, то последние будут испытывать непрерывные потрясения. Если, наоборот, отростки сильны и крепки, а начало слабо и хрупко, то получаются другого рода нарушения. Таковы два пути нарушения общей гармонии организма.

Нервы лишены оболочек, которые они получают от твердой оболочки, по мере того как они становятся более чувствительными; иногда они лишены даже наружной пластинки мягкой оболочки.

В этом случае они расширяются и образуют бугры и кисточки.

Твердая и мягкая оболочки суть эпидермы и кожа животного волокна.

Нервные окончания, с которыми связано чувство обоняния, более тонки и чувствительны, чем те, с которыми связано чувство вкуса.

Нервные окончания глаза более тонки и чувствительны, чем те, с которыми связано чувство обоняния.

Атония нервов есть причина тупости, их возбуждение — причина безумия.

Между этими двумя крайностями помещается все разнообразие умов и характеров.

Актер Галл Вибий сошел с ума, стараясь воспроизвести поведение безумцев (Сенека, кн. XI, Controv. 9).

В случаях безумия, апоплексии, бреда, опьянения мозговые оболочки всегда поражены.

На основании повторных опытов профессор Мекель связывает умственное повреждение с удельным весом мозга. Из его наблюдений следует, что мозговое вещество человека, умершего в здравом рассудке, тяжелее мозгового вещества животных, а у последних — тяжелее, чем у безумных.

Большинство болезней, почти все, нервного происхождения. Медицина сделала бы огромный шаг вперед, если бы полностью доказала это положение. Множество явлений было бы сведено к одной-единственной причине. Нервы — органы чувства и движения. Неужели нарушение нервов всегда является причиной и никогда не бывает следствием расстройства?

Никакое ощущение не происходит без вмешательства нервов. Их общий паралич сопровождался бы, может быть, не смертью, но полным отупением и даже отсутствием какой бы то ни было потребности.

Нервы суть рабы, часто посланники и иногда деспоты мозга. Все идет хорошо, когда мозг распоряжается нервами; все идет плохо, когда взбунтовавшиеся нервы распоряжаются мозгом.

Нервная система состоит из вещества большого мозга, мозжечка, продолговатого мозга и продолжений этого самого вещества в разных частях тела.

Это похоже на рака; нервы — как бы клешни его, которые испытывают различные раздражения. Эти клешни имеют различное строение, чем и объясняется различие их функций. Оконечности способны двигаться и сокращаться.

Мозговое вещество, содержащееся в черепе и в полости позвонков, не разделено на волокна никакими оболочками.

Нервы, собственно, продолжение того же самого вещества, но волокнистого, с волокнами, отделенными друг от друга оболочкой, происходящей из мягкой оболочки.

Чувствующие концы — мозговое вещество без оболочки — по своему положению подвержены действию внешних тел. Органы приспособлены к этим концам, как, например, сетчатка глаза.

Мозговое вещество однородно.

Нервная система разделяет животное с головы до ног на две половины. Доказательство этого дают случаи гемиплегии.

Все нервы в своем начале состоят из мозгового вещества; но они становятся более плотными по мере их отдаления от мозга.

Обонятельный и слуховой нервы мягки и не имеют пленочной оболочки на всем своем протяжении.

Какими бы плотными ни были нервы, они делаются мягкими во внутренних органах, в мышцах, в органах чувств прежде, чем начинают справляться со своими функциями.

Как могут быть упругими или вибрирующими нервные волокна, которые не натянуты ни в начале, ни в конце?

Нервы на всем своем протяжении связаны с твердыми частями клеточной тканью.

Перерезанный нерв не сокращается; наоборот, вместо того чтобы сократиться, обе части его удлиняются и становятся вялыми, выпуская мозговое вещество в виде бугорка.

Действие раздраженного нерва никогда не направляется вверх. Верно ли это? Неужели боль не расстраивает головы? Но если бы нерв был полым, то, действительно, действие не направлялось бы вверх, оно распространялось бы в направлении притока жидкости.

Если нерв оказывается полым, вялым, неупругим и если сила его исходит от жидкости, то откуда получает свою быстроту и свою огромную энергию эта жидкость? Что толкает ее с такой силой в вялом канале?

Почему этот канал не раскрывается, раз его волокна соединены только клеточной и жировой тканью?

Впрочем, под микроскопом не видно отверстий, не видно никакой опухоли в перевязанном нерве.

Электрическая материя не удерживается нервами, ибо ее можно передать; она проникает в животное и передает свою силу как мясу, так и жиру и нервам.

Волокна, дающие начало нерву, приходят из всех частей мозга. Поэтому он сохраняет свою способность функционировать даже после разрушения части мозга; отсюда животное.

Большой мозг, мозжечок, продолговатый мозг, спинной мозг лишены чувствительности. Однако повреждение их, давление на них сопровождаются бредом и смертью.

Перевяжите какой-нибудь нерв. Перевязка эта прерывает связь между началом пучка и частью, расположенной ниже перевязки.

Уколите парализованную часть — она сокращается и движется.

Уколите сердце живого животного — сердце будет двигаться.

Вырежьте это сердце, уколите его — получится движение; разрежьте его на куски, уколите их — то же самое явление.

На поле битвы отрубленные члены движутся, подобно животным.

Доказательства, что чувствительность свойственна животной материи: все эти части страдают, а животное при этом не умирает; все части живут, хотя животное мертво.

Действие нервов сообщает мозгу странные желания, неожиданные фантазии, чувства, страхи.

Мне кажется, будто я слышу, как кричит моя жена; на мою дочь нападают, она зовет меня на помощь. Я вижу, как вокруг меня шатаются стены, как потолок готов упасть мне на голову; я перепуган, я щупаю свой пульс и нахожу в нем незначительное лихорадочное биение. Лишь только я узнал причину своего страха, как оно прекращается.

Если болезнь действует на органы так, как на них действует страсть, то я испытываю страсть.

Если страсть действует на органы так, как на них действует болезнь, то я буду считать себя больным, хотя в действительности я буду испытывать только страсть.

Если бы между нервами был анастомоз, то в мозгу произошло бы расстройство, животное стало бы безумным.

Нервная жидкость.

Если действие этой жидкости вызывает ощущение, то чем объясняется разнообразие ощущений? Какое значение имеет в этом случае форма органа? Я этого не знаю. Все объясняется, если рассматривать волокно как червя, а каждый орган — как животное.

Что становится с этой жидкостью, если она имеется в изобилии? Как она испаряется?

Испаряться может лишь наиболее тонкая часть ее, и, следовательно, остается лишь грубая часть. Иначе как объяснить наблюдаемые явления при помощи этого грубого остатка?

Наполните какой-нибудь канал жидкостью, перевяжите его в двух местах; вздувшаяся от жидкости часть, заключающаяся между двумя перевязанными местами, остается вздутой. В случае с нервом дело обстоит иначе.

В нерве все, что находится ниже верхней перевязки, тотчас же опадает. Значит, либо жидкости вовсе не было, либо эта жидкость исчезла.

Но если эта жидкость настолько тонка, что она исчезла, то почему она не исчезает в свободном состоянии? Как может она производить вздутие, натяжение и отвердение?

Спокойная и слегка вязкая лимфа способна двигаться только медленно; она мало пригодна для объяснения мгновенного характера ощущения. Бесчисленные углы и изгибы нервов тоже мешают функционированию этой жидкости.

Каким образом нерв приводит в действие мышцу?

Волокно — это животное, червь.

Наблюдается вздутие на нем самом.

Почему так редки судороги? Потому, что волокна подобны животным, соединенным друг с другом от рождения; потому, что они привыкли двигаться согласованно;

потому, что эта привычка выгодна для них; потому, что в случае разделения все они страдают.

В нерве есть мышечная ткань, клеточная ткань, жир, артерия, вены и лимфатические сосуды. Связки.

Мясо не отличается от мышечного волокна.

Волокно сокращается даже у мертвого животного.

Нервная сила зависит от множества нервных волоконец. Мышца набухает во время работы.

При ходьбе, беге, прыжках они набирают силу.

Нервная жидкость пробегает, кажется, 900 футов в минуту.

Органы.

У каждого органа имеется свой яд, свой действующий на него миазм, подобно тому как для различных растений подходят различные сорта земли.

Об органах можно сказать то же самое, что и о других животных: их приучаешь ко всему, сокрушаешь их непокорность.

Орган, порожденный потребностью.

Я наблюдал ребенка, у которого влагалище стало под конец функционировать, подобно сфинктору, открываясь и сжимаясь, чтобы выпускать и удерживать мочу, которая спускалась во влагалище через трещину, образовавшуюся после неудачной операции удаления камней в промежности, отделяющей влагалище от мочевого канала.

Органы чувств.

Полип видит без глаз. Это — животное, ибо он хватает свою добычу щупальцами, поднося ее ко рту; кроме того, он состоит не из растительного вещества, а из мяса, как прочие животные. Я представляю себе возможность столь тонкого осязания, что оно способно было бы заменить четыре остальных чувства; на него различно действовали бы запахи, вкус, формы и цвета.

Полип движется на свет, направляется к месту, где находится в изобилии его добыча, он чувствует близость ее, он избегает препятствий: он весь — глаз.

Особая жизнь органов.

Перерезанные угорь и лягушка, отделенная у быка мышца продолжают двигаться; кишки, отделенные от тела, сохраняют свое перистальтическое движение.

Гадюке отрезают голову, сдирают кожу, ее вскрывают, у нее вырывают сердце, легкие, внутренности. В течение нескольких дней после этой казни она продолжает двигаться, шевелиться, она сгибается и разгибается; ее движение замедляется или ускоряется; она испытывает боль, когда ее колют, точно она цела и живет. Разве я вправе сказать, что она не живет?

Предположим, что вы никогда не видели гадюки и что, показав ее вам в этом изувеченном виде, я спросил бы вас:

что это такое? Вы, не колеблясь, ответили бы мне: “Это?

Да это живое животное”. Не является ли такой ответ доказательством того, что противоположное утверждение есть результат какого-то предрассудка, который вы должны защищать?

Связь (sympathie) между органами.

Каждый орган есть особое животное; у каждого животного свой особый характер. Существует тесная связь между диафрагмой и мозгом.

Если диафрагма резко сжимается, человек испытывает страдание и печаль.

Если человек испытывает страдание и печаль, диафрагма резко сжимается.

Удовольствие и страдание суть два различных движения диафрагмы.

Удовольствие может выродиться в страдание. Если бы ткань диафрагмы стала двигаться в противоположном направлении — как это случилось бы, если бы человек одновременно испытывал ощущения смешного и трогательного,— то это могло бы убить животное. Я знаю это состояние из собственного опыта. Я видел во сне одну процессию;

вдруг два каких-то человека бросаются и пересекают эту процессию; это были два давно потерявших друг друга из виду приятеля; один из них возвращался из Китая; он умирал в объятиях другого; пораженный этим трогательным зрелищем, я вдруг услышал слова церемониймейстера, восклицавшего: “Почему этот человек не умер в Китае! Стоило возвращаться так издалека, чтобы испортить весь порядок моей процессии!”

Если бы эти два противоположных движения, из которых одно стремилось расширить диафрагму, а другое сократить ее, были несколько более резкими или несколько более продолжительными, я бы сразу погиб.

Евнух хочет наслаждаться, подобно тому как человек, лишившийся руки, все еще хочет хватать этой отсутствующей у него рукой.

Органы, рассматриваемые как животные.

У каждого из них свое детство, своя молодость, свой зрелый возраст, своя старость и своя дряхлость.

Эти возрасты различны у одного и того же индивидуума, они различны и у разных индивидуумов.

Органы как особые животные.

Если отказаться от мысли рассматривать органы как особые животные, то некоторые болезни будут необъяснимыми и почти во всех болезнях будут явления, которых нельзя понять.

Вся терминология практической медицины такова, как если бы исходили из этой гипотезы. Врачи в этом не сознаются, но они рассуждают, говорят, прописывают лекарства в соответствии с данной гипотезой.

Вообразите пучок чувствительных и живых волокон, возьмите одни из них и соедините с другими при помощи двух узлов, образованных в конце пучка.

Предположите, что часть этих волокон начинает резко сокращаться, в то время как другая часть остается в покое,— вы получите представление о том, что я называю судорогой.

Какова же причина сокращения одной части этого пучка? Может быть, только чувствительность и есть причина, которая заставляет червя извиваться, изгибаться, сворачиваться. Червь и волокно мало отличаются друг от друга.

Органы в сравнении с животными.

Всякий орган можно рассматривать как отдельное животное. То, что задевает и раздражает один орган, доставляет удовольствие другому.

Едкая моча не вызывает никакого ощущения в мочевом канале; тягучая, пресная сперма действует на него сладострастно и сильно.

Легкое щекотание пятки ноги приводит в движение весь организм. Болезненный укол колючки вызывает в ноге только местное ощущение.

Разнообразие местных ощущений безгранично; к изучению их относились слишком пренебрежительно.

Сильные возбуждающие средства убивают, почти не причиняя боли; другие, менее активные, даже не убивая, причиняют жестокую боль.

В нервах после бурного потрясения сохраняется дрожание, иногда очень долго. Это доказывается общим сотрясением организма, которое представляет собой не что иное, как быструю и бурную смену малых сокращений и малых пауз.

Ничто так не похоже на колебания звучащей струны, ничто не доказывает лучше факта длительности ощущения и не приводит более прямым путем к явлению сравнения двух представлений в мысли, как суждение.

Я, так сказать, нахожу этих животных изолированными. Одни, как, например, зоофиты, обладают лишь ощущением и жизнью.

Другие, как, например, пресноводные полипы, обладают ощущением, жизнью и пищеварением.

От молекулы до человека тянется цепь существ, переходящих от состояния живого оцепенения до состояния наивысшего развития разума.

Органы как отдельные животные.

Нет таких органов, которые бы не отсутствовали у того или другого животного.

Человек представляет собой совокупность животных, из которых каждое сохраняет свою функцию.

Каждый орган, или животное, обладает своим собственным характером и, кроме того, обнаруживает свое влияние на другие органы. Отсюда разнообразие симптомов, кажущихся свойственными только одному органу и чуждыми другим органам, к которым они, однако, также относятся.

Каким образом органы приобретают привычки? Это, может быть, единственный пункт, в котором они вынуждены прийти к взаимному соглашению и объединиться. Каждый орган жертвует долей своего благополучия для благополучия другого органа.

Какое множество неизвестных причин, периодически повторяясь, порождает в нас привычки!

Органы обладают не только различной формой; они представляют на вкус и запах совсем разные свойства, столь же различные, сколь различны между собой животные; следовательно, каждый из них обладает особым пищеварением, особой пищей и выделением. Словом, все функции у них более разнятся, чем у различных животных.

Доказательством скрытых привычек является то, что иногда лихорадка возобновляется, хотя причина ее отсутствует.

В органе, испытывающем страдание, происходит непроизвольное дрожание; это действие ему присуще; именно таким образом обнаруживается, что он — животное, отличное от всего остального.

Наши пороки и добродетели в значительной мере зависят от наших органов.

Слепой, не видящий выражения лица страдающего человека, глухой, не слышащий его криков, индивидуум с затвердевшими и огрубевшими волокнами и тупой чувствительностью, человек, лишенный воображения и не способный вспомнить прошлые события,— все эти люди не могут обладать ни большим состраданием, ни тонким чувством доброты и красоты, ни сильной любовью к истине.

Верно, что иногда естественный недостаток какого-нибудь органа компенсируется более частым упражнением другого органа. Слепой, потерявший чувство форм и все связанные с этим ощущения, гораздо более чувствителен к крикам: звук голоса для него то же самое, что для зрячего выражение лица.

Я знал одну молодую слепую, которая воспринимала ухом незнакомые нам ощущения и идеи; она различала голоса-блондины и голоса-брюнеты.

Органы привыкают к повреждению, незаметно усиливающемуся; можно постепенно проколоть руки и ноги. Внезапная боль убила бы животное.

У каждого органа свое особенное удовольствие и страдание, свое положение, своя структура, своя плоть, своя функция, свои случайные и наследственные болезни, свои антипатии и симпатии, свои лекарства, свои ощущения, воля, движения, свое питание, свои возбуждающие средства, свое собственное лечение, свое рождение, свое развитие.

Если какая-нибудь болезнь переносится путем метастаза от одного органа к другому, то она представляет более разнообразные явления и вызывает более разнообразные ощущения, чем та же самая болезнь, если она находится в одном и том же месте у различных животных. Подагра вызывает в ноге ощущение ожога, укола, разрывания;

в руке она дает уже иные ощущения; в кишках, в желудке, в почках, в легких, в голове, в глазах, в суставах получаются опять-таки различные боли.

О свойственной каждому виду организации; хищные птицы.

Это — своего рода оперенные и крылатые плавательные пузыри. Между грудью и животом имеется сообщение. Воздух из легочных пузырьков проникает внутрь костей, которые у них полые. Таким образом, когда они парят на самых больших высотах, удерживаясь там довольно долго, то этим они обязаны не столько огромному размаху своих крыльев, сколько своему строению, благодаря которому почти все части их тела доступны для прохода воздуха и способны расширяться.

Организация определяет функции и потребности. Иногда потребности влияют на организацию; это влияние может быть настолько велико, что иногда оно порождает органы и всегда изменяет их.

Три ребенка; у каждого очень большой половой член с изобилием спермы; вся душа устремлена к совокуплению; тупые, печальные и дикие, но похотливые до чрезмерности.

Внутренние чувства.

Разумение.

Меньше всего мы знаем самих себя. Объект, впечатление, представление, внимание.

В случае бессонницы у нас бывает непроизвольное представление одного или нескольких предметов.

Воображение — это способность снова видеть отсутствующие вещи.

Память изменяется вместе с возрастом. Мозг твердеет, и память исчезает.

Можно жить без всякого ощущения, как это доказывает пример старика, который не испытывал ни голода, ни жажды.

Память относится к знакам, воображение — к предметам. Память создает эрудитов, воображение — поэтов.

Следы впечатлений (vestiges) и их порядок.

Лишенные зрения люди видят благодаря осязанию. Очень тонкое осязание могло бы заменить все другие чувства.

Для объяснения забывания посмотрим, что происходит в нас. Если речь идет о слове, то мы делаем усилия, чтобы вспомнить его составные части; если речь идет о физическом предмете, то мы пытаемся вспомнить признаки вещи;

если речь идет о человеке, то мы стараемся вспомнить его лицо, его занятия.

Знаки оказывают большую помощь памяти. Один десятилетний ребенок, воспитанный среди медведей, лишился памяти.

Организация и жизнь — вот в чем состоит душа; к тому же организация так изменчива!..

Известна женщина, продолжавшая свою речь, прерванную припадком каталепсии.

Мы не всегда думаем. Мы не думаем в глубоком сне.

Можно отчетливо видеть сразу лишь один предмет.

Способность суждения проводит различие между идеями, гений сближает их.

В состоянии бреда кровь резко бросается в голову;

в состоянии отупения кровь притекает к голове слишком слабо.

Воля, свобода, страдание, сохраняющее человека, удовольствие, губящее его, желание, терзающее его; отвращение, страх, жестокость, ужас, мужество, сон, сновидение, скука.

Есть причины, действующие на нас как внутренне, так и внешне.

Непроизвольные движения органов. Болезни, наслаждение, огорчение и так далее

Органы, ночью сами по себе приходящие в возбуждение.

При закрытых глазах в нас пробуждается длинный ряд сменяющих друг друга красок, при закрытых ушах — длинный ряд звуков.

Это пробуждение может совершаться само собой благодаря одному лишь движению органа, самопроизвольно принимающего такое расположение, точно на него действует реально присутствующий предмет.

Если в этом пробуждении ощущений имеется некоторый порядок, то грезы во сне похожи на бодрствование;

в случае же бодрствования мы имеем верную память.

Таким образом, память есть не что иное, как верное соединение ощущений, пробуждающихся в той же последовательности, как они были восприняты. Свойство органа.

Таким образом, воображение есть не что иное, как верное соединение ощущений, пробуждающихся в органе.

Память о звуках

Память о вкусах

Память о запахах

Память об осязании (или, скорее, воображение).

Память — это лишь память о словах почти без образов.

И на оратора, и на слушателя память оказывает меньшее действие, чем воображение.

У нас более длительные и более точные воображение и память относительно вещей, сильно подействовавших на нас, чем относительно других вещей.

Люди, лишенные воображения, жестки. Они слепы душой, как другие бывают слепы телом.

Если ребенку постоянно показывать новые предметы, его можно сделать тупым: такой ребенок видел бы все, но ничего бы не запомнил.

Можно лишить памяти людей, обладающих ею, разрывая нить, связывающую ощущения, другими, разрозненными ощущениями.

Наличие добра радует.

Желание добра сообщает любовь.

Ожидание добра порождает надежду.

Наличие зла вызывает печаль, ужас и так далее

Последствия зла — Ненависть.

Ожидание зла вызывает страх.

Мы испытываем страх перед злом, которое должно наступить в будущем; мы испытываем ужас перед злом в настоящем.

Последствием действия страстей, сменяющихся и следующих друг за другом в теле, обязанном своим возникновением наличию вещи, является или память о слове, или воображение. После 1-го потрясения следует все остальное.

Чувствительность нервов делает артерии более раздражимыми.

Согласие между органами объясняется анастомозами артерий и вен, толкающими кровь из одной части в другую.

Сходство в строении матки и соска.

Продолжение мембран; камень в мочевом пузыре вызывает зуд в половом члене.

Сообщение и анастомоз нервов.

Тело могло бы произвести все то, что оно производит, без души; это не так трудно доказать. Гораздо труднее доказать гипотетическое действие души.

Чувствительность целого уничтожается, если ввести в него чужеродную чувствительную материю.

Подвижность делает чувствительность более сильной или более явной. Неподвижность уничтожает ее в целом.

О начале, или о sensorium commune.

Люди шатаются от головокружения, от созерцания глубоких пропастей или большой высоты. В этом случае на целое действует одна общая причина или какая-нибудь особенная, очень сильная причина.

Чувство вообще.

Все то, что способно воздействовать на чувства, должно в зависимости от силы или природы импульса нравиться либо не нравиться.

Так, имеются краски, которые доставляют удовольствие или неудовольствие глазу.

Звуки, которые доставляют удовольствие или неудовольствие уху.

Вкусы, которые будут противны либо приятны нёбу.

Формы и движения, которые будут приятны либо неприятны осязанию.

Что касается форм, то, на мой взгляд, неприятными глазу могут быть лишь те, которые способны утомить его, как, например, маленькие складки, неправильности, странности, отсутствие симметрии — все то, что нарушает естественное соединение или закон единства. Трудно найти гармонию между вазой и ее основанием. Эти формы требуют слишком большого внимания со стороны органа.

Нервы для осязания.

Сосочки для вкуса.

Мембраны для обоняния.

Твердые и полые тела для звука.

Жидкости для глаза.

Если бы ощущение было столь же интенсивно в отсутствие предмета, как и тогда, когда он присутствует, то мы бы постоянно видели, осязали, чувствовали; в таком случае мы сошли бы с ума.

(Упомянуть здесь о страстях, о видениях, о призраках, о бессмертии души и т. п.)

Когда мы бываем рассеянны, задумавшись с открытыми глазами, предметы продолжают, как обычно, воздействовать на наши чувства, но так как душа наша занята, то, хотя она воспринимает образы предметов, она никогда не вспоминает об этом: дело обстоит так, точно ничто не подействовало на чувство зрения. (Я этого не думаю.)

В вопросе о наших чувствах надо обратить внимание на одну вещь, а именно: мы пользуемся ими в таком виде, в каком их дала нам природа и какого требуют обстоятельства и потребности, мы не совершенствуем их. Мы не обучаемся видеть, обонять, чувствовать, слушать, если только нас не принуждает к этому наша профессия.

Все, что свойственно многочисленному классу людей, свойственно им всем с весьма незначительными различиями. Человек, никогда не обучавшийся музыке, способен слушать, как музыкант; человек, не обладающий таким зрением, как дикарь, мог бы видеть, как последний, если бы его глаз подвергался упражнению.

Одно слово о неопределенных и неясных для глаза формах. Например, я замечаю на море лишь неясную точку; мне она ничего не говорит, но для человека, часто наблюдавшего ее, она представляет корабль, и, может быть, вполне отчетливо различимый корабль.

Как это происходит? Первоначально для дикаря, как и для меня, это была неясная точка, но так как эта неясная точка стала для него характерным признаком корабля, то она и в самом деле стала кораблем, который совершенно отчетливо представляется ему в воображении. Это, разумеется, неясная точка, но она пробуждает образ корабля. Эта точка подобна слову, слову “дерево”, которое представляет собой лишь звук, но звук, напоминающий мне дерево, которое я вижу.

Голод и жажда.

Желудок, орган голода.

Желудок и пищевод — органы жажды.

Ощущения.

Их разнообразие объясняется, на мой взгляд, очень просто — разнообразием тех способов, которыми можно воздействовать на один и тот же орган.

Так как истечение (частиц), происходящее от туберозы, отличается от истечения (частиц) розы, то орган (обоняния) должен испытывать в обоих случаях различные воздействия, и ощущения должны быть различными.

Так как истечение (частиц) бутона розы отличается от истечения (частиц) распустившейся или увядшей розы, то в результате получаются различные впечатления, различные ощущения.

То же самое относится ко всем степеням теплоты и холода.

Если принять во внимание разнообразие органов и воздействующих телец, то было бы весьма странно, если бы ощущения не отличались большим разнообразием.

Звук.

Почему звучащий воздух не приводит в колебание пламя свечи, тогда как он приводит в колебание струну другого инструмента?

Ответ на возражение.

что непрерывность ощущения должна была бы вызывать непрерывность суждения:

подобно глазу, мы должны были бы всегда видеть предметы перевернутыми

Если прикоснуться к шарику двумя скрещенными пальцами, то испытываешь ощущение двух шариков; но достаточно продлить этот опыт, и мы вскоре будем чувствовать только один шарик.

У всякого чувства свой нерв и своя функция. Какова бы ни была функция органа, начала, или принципа, всех соединенных нервов, куда бы ни поместить его, он наверное обладает своей собственной функцией. Какова же она?

Мысль.

Мысль произвольна и непроизвольна; я хочу думать о какой-то вещи и думаю о ней. Я продолжаю думать о ней, не желая того; я продолжал бы думать о ней также в состоянии рассеянности и усталости.

Страсти.

Воля, свобода.

Воля является не менее механической, чем разум. Беспричинный акт воли — химера.

Было сказано, что в природе ничто не происходит скачками. Животное, человек, любое существо подчинены этому общему закону.

Говорят, что желание рождается из воли, но верно обратное: воля рождается из желания. Желание есть дитя организации. Счастье и несчастье — порождения благополучия и неблагополучия.

Люди желают быть счастливыми.

Существует только одна страсть — страсть быть счастливым. В зависимости от объектов она получает различные названия; в зависимости от своей силы, от употребляемых средств и полученных результатов она оказывается либо пороком, либо добродетелью.

Ощущения.

Ощущение и следующее за ним проявление воли телесны; это две функции мозга. Проявление воли предшествует действию мышечных волокон.

Ощущение — определенная форма бытия души, сознающей эту форму, которая образовалась вследствие ее собственных действий или вследствие некоторого изменения, совершающегося в нервной системе.

Почему так различны ощущения в ноздрях, представляющих собой лишь загнутую внутрь кожу носа, в заднем проходе, во влагалище?

Без длительности ощущения звуков, сменяющих друг друга иногда так быстро, не было бы мелодии.

Если бы внешние, то есть получаемые мною извне, ощущения и внутренние, то есть исходящие из меня самого, ощущения были одинаково тесно связаны со мной, то всё было бы мною и я был бы всем. Я убивал бы без угрызений совести, так же как я извлекаю у себя из ноги колючку или срезаю докучающую мне мозоль, но, к счастью, боль другого человека для нас — только воображаемая и существует большое различие между страданием, которое я вижу, и страданием, которое я испытываю.

Всякий раз, когда ощущение сильно либо впечатление от какого-нибудь предмета чрезвычайно велико и мы целиком поглощены этим предметом, мы чувствуем, но не мыслим.

Так бывает, когда мы переживаем восхищение, нежность, гнев, ужас, страдание, удовольствие. Мы не рассуждаем и не размышляем, когда целиком поглощены каким-нибудь ощущением.

Животные, у которых преобладает какое-нибудь чувство, ощущают сильно, но рассуждают мало.

Великие страсти молчаливы: они не находят слов для своего выражения.

Способны ли мы размышлять, когда извергаем семя? Способны ли мы размышлять, когда испытываем ощущение щекотки?

Способны ли мы размышлять, испытывая сильное воздействие поэзии, музыки или живописи?

Способны ли мы размышлять, когда видим свое дитя в опасности?

Способны ли мы размышлять в разгар сражения?

Сколько есть обстоятельств, когда на вопрос, почему вы не сделали того-то, почему вы не сказали того-то, вы бы ответили: потому, что я совершенно не думал об этом.

Бурные впечатления приводят в сотрясение начало нервного пучка, но каждый нерв колеблется в отдельности.

Действие ощущения на предметы и обратное действие предметов на ощущения: когда я счастлив, все окружающее меня становится краше; когда я страдаю, все окружающее меня становится мрачным. Но это происходит лишь в случае умеренных удовольствий или страданий.

Впечатление возникает или внутри, или снаружи. В зависимости от органа, испытывающего воздействие, впечатление оказывается вкусовым, обонятельным, зрительным, звуковым либо осязательным; ощущение бывает более или менее сильным, более или менее длительным.

Отсюда разнообразие страданий и удовольствий.

Благодаря этому то, что является страданием в определенный момент, в другой момент становится удовольствием.

Благодаря этому то, что является удовольствием для меня, оказывается страданием для вас.

Отсюда различные суждения о каком-нибудь зрелище, рассказе, поэме, речи, истории, романе, картине, поступке.

Существуют люди, которые способны видеть лишь формы предметов, не различая их цветов.

Среди зрительных ощущений наименее изменчивы белый и черный цвета.

Связь между ощущением и речью: близорукие говорят медленно.

Не существует ощущений, не обладающих длительностью. Не существует простых ощущений. Одно-единственное ощущение являет меняющуюся картину. Одно-единственное ощущение дает начало множеству слов.

Влияние тела на душу.

Небольшой избыток желчи, затрудняющий ее циркуляцию в печени, меняет окраску всех мыслей: они становятся черными, меланхоличными, повсюду чувствуешь себя нехорошо. Одна женщина распорядилась, чтобы приготовили ее чемоданы к отъезду; вот чемоданы приготовлены и привязаны сзади экипажа; она простилась со своими подругами; лошади уже запряжены; один из ее сыновей подает ей руку; вдруг она чувствует малую нужду, идет к себе в уборную, и у нее выходит желчный камешек; тут сразу наступает исцеление, и она уже никуда не уезжает.

От подобных причин зависят у нас разум, вкусы, антипатии, желания, характер, поступки, мораль, пороки, добродетели, счастье и несчастье, наконец, счастье и несчастье всех окружающих нас.

Существует также довольно тесная связь между глазами и мозгом.

Наступление ночи или лишение света влекут за собой сон или бесчувственное состояние начала нервных волокон.

Мы призываем сон, закрывая глаза.

Глаза — источник самой сильной рассеянности.

Читая ночью, вы можете заметить, как надвигается сон по мере того, как слабеет свет вашей лампы. Ночь есть время сна для человека и для животных. Она наступает как в сознании, так и в природе.

Солнце исчезает — и все засыпает, солнце вновь появляется — и все пробуждается.

Почти все то, что говорится о глазе, можно сказать фигурально и о нашем сознании.

У мужчины существует тесная связь между головкой члена и семенными пузырьками, у женщины — между маткой и грудью. Соски испытывают эрекцию.

Какое-либо действие, произведенное непроизвольно в природе или внутри нас, влечет за собой длинный ряд идей. Разум похож на безумие в том отношении, что оба эти явления происходят как в нашей голове, так и в природе с той лишь разницей, что здравомыслящий человек не принимает того, что происходит в его голове, за картину мира, а безумец заблуждается на этот счет. Последний воображает, что то, что ему кажется, чего он желает и так далее

Таким образом, движение ума представляет собой ряд опытов.

Благодаря симпатической связи мы испытываем боль там, где ее вовсе нет, потому что часто симпатизирующая часть либо более чувствительна, либо более раздражаема симпатией, чем сам орган, испытывающий боль.

Образ плачущего человека передается мозгу. Мозг испытывает соответствующее возбуждение и раздражает те же самые нервы, которые раздражены у плачущего. Часто это дело привычки. Этого не наблюдается у детей, ибо они неспособны к дополнительным идеям, присоединяющимся к образам.

Воображение.

Если связь между ощущениями и органами живая и быстрая — верное воображение.

Если связь нарушается — неверные память и воображение.

Так как в разуме все связано, то, если ощущения и движения органов выносятся за пределы объекта, получается смещение памяти и воображения.

Экстаз.

Человек, останавливающийся во время речи под влиянием какого-нибудь ощущения и соединения посторонних органических движений, больше не знает, где он находится; слушатели должны ему это напомнить.

Если этот порядок ощущений и органических движений нарушается каждую минуту — перед нами рассеянность, первая ступень безумия.

Рассуждение: сладкое на вкус, приятное на запах, хорошее для еды; это связывается в памяти.

Стеклянная голова.

Были люди, которые воображали, что они животные, волки, змеи. (Объяснить это явление.)

Нет воображения без памяти, нет памяти без воображения.

Есть разница между человеком пишущим, говорящим или мыслящим под влиянием воображения и человеком, который действует, пишет или говорит под влиянием памяти.

Память — иногда иллюзия воображения.

Когда человек с хорошей памятью пишет или говорит, следуя человеку с хорошим воображением, то он просто хороший или дурной подражатель.

Воображение распоряжается чувствами: глазами, показывая предметы там, где их нет; вкусом, осязанием, слухом.

При несколько большем усилии воображения мы видим наяву несуществующие вещи. Так, один ребенок заставил всю школу увидеть на крыше змею.

В сновидении чувства распоряжаются воображением благодаря существующей между органами связи и связи между предметами.

Природа создала лишь довольно незначительное количество существ, придав им только бесконечное разнообразие; может быть, она создала даже только одно существо, из которого путем сочетания, смешения, разложения образовались все прочие существа.

Образы — ложные представления, ибо можно отнять часть мозга, оставив нетронутыми воображение и память.

Если обратить на это должное внимание, то мы найдем, что эти картины кажутся нам находящимися вне нас на более или менее значительном расстоянии. Мы найдем, что видим эти воображаемые картины точно так же, как мы видим глазами реальные картины: ощущаем части и менее ярко ощущаем целое и совокупность.

Мы найдем, что образы сновидения очень часто более связаны и ярки, чем реальные образы.

Мы найдем, что образы, вызванные в мозгу в результате раздражения органов, также более ярки, чем образы, вызванные раздражением самого мозга. Когда мозг пассивен, он, возможно, больше, чем когда он активен. Можно развить мою гипотезу: восходящее сновидение более ярко, чем нисходящее.

У меня есть еще одна идея о воображении, а именно что это способность рисовать себе отсутствующие предметы такими, словно они присутствуют.

Это способность заимствовать у чувственных предметов образы, служащие для сравнения.

Это способность связывать с каким-нибудь абстрактным словом известный предмет.

Возможно, что воображение доставляет нам большее счастье, чем реальное наслаждение.

Лишенный воображения любовник желает свою любовницу, но он не видит ее. Обладающий воображением любовник видит ее, слышит, говорит с ней, она ему отвечает, вызывая в нем всю ту сцену сладострастия, которой он ждет от ее нежности и расположения к нему. Воображение вкладывает в эту сцену все, что только может в ней быть и что в действительности бывает очень редко.

Воображение есть источник несуществующего счастья и отрава счастья реального. Это способность преувеличивающая и обманывающая. Вот почему неожиданные удовольствия возбуждают больше, чем удовольствия, к которым мы готовы; воображение не имело времени испортить их обманчивыми посулами.

Как воображение может расстроить правильную работу разума? Дело в том, что оно вызывает в человеке голоса, звуки, всякие неожиданности, образы, которые и вводят наш разум в заблуждение.

Человек с воображением мысленно прогуливается так же, как какой-нибудь любопытный прогуливается во дворце; на каждом шагу его внимание привлекают интересные вещи; он идет в одну сторону, затем возвращается; он не может выбраться из дворца.

Воображение — это картина детства, когда все привлекает нас без всякой системы.

Сила образа или представления.

Какой-то бедняга — виновный или невинный — был заключен в тюрьму по обвинению в преступлении. Стали разбирать его дело. Судьи пришли к мысли о необходимости доследования его, и, так как голоса разделились, они склонялись к mitiorem partem. Но вот подошел один советник, который ни разу не присутствовал при разборе дела и не слышал его обсуждения. Ему вкратце излагают дело. Он высказывается за применение пытки. И вот начинают пытать, терзать, мучить этого несчастного, от которого, однако, не могут добиться ни жалобы, ни вздоха, ни слова. Палач заявляет судьям, что этот человек колдун. Между тем он был колдуном или бесчувственным, не более чем любой другой. Как же объяснить эту беспримерную твердость характера и выдержку? Угадайте, если можете. Это был крестьянин. Готовясь к предстоящей пытке, он нарисовал на одном из своих деревянных башмаков виселицу, и в то время, как его пытали, он не отрывал глаз от этой виселицы.

Но какая разница, начертан ли образ на деревянном башмаке или в мозгу?

На основании некоторых исторических примеров мы знаем, до чего может довести людей сила образов, идей, чести, стыда, фанатизма, предрассудков.

Разум распоряжается нашими чувствами. Если мне кажется, что я слышу какой-нибудь звук, то я слышу его;

если мне кажется, что я вижу какой-нибудь предмет, я его вижу. Испытывают ли глаз и ухо в этих случаях такое же раздражение, как если бы я действительно видел и слышал? Думаю, да. Или же органы эти находятся в покое и все происходит в сознании? Трудно разрешить этот вопрос.

Любовник, думающий о своей возлюбленной. Вытекающие отсюда явления.

Мстительный человек, думающий о своем враге. Вытекающие отсюда явления.

Эти явления ясно доказывают воздействие разума на органы, движение органов, их действие на разум.

Это действие и реакция на него свидетельствуют о соответствии между бодрствованием и сном.

Сравнить услышанный мною звук со звуком, который я слышу сейчас.

Биникур.

Аббат Пуль.

Слюна во рту.

Разум.

Возникновение разума, суждения, умозаключения, образование языков.

Мы испытываем известное ощущение, мы имеем известное представление; мы произносим звук либо представляющий это ощущение, либо напоминающий об этом представлении.

Если вновь налицо ощущение или представление, то память вспоминает, а орган (голоса) издает тот же звук.

Вместе с опытом умножаются ощущения, представления и звуки.

Но как объяснить связь между ощущениями, представлениями и звуками, являющими не хаос изолированных и рассеянных ощущений, представлений и звуков, а разумный, как мы его называем, осмысленный и последовательный ряд?

Вот объяснение этого. В природе существует связь между предметами и между частями предмета. Эта связь необходима. Она влечет за собой связь, или необходимую последовательность, звуков, соответствующих необходимой последовательности воспринятых зрением, обонянием, осязанием указанных вещей.

Пример. Мы видим дерево и придумываем слово “дерево”.

Мы не видим дерева, если не видим непосредственно и неизменно совокупности ветвей, листьев, соцветий, коры, сучьев, ствола, корней; и вот лишь только изобретено слово “дерево”, как изобретаются и связываются друг с другом в определенном порядке другие знаки и получается ряд связанных между собой и упорядоченных ощущений, представлений и слов.

Мы видим и обоняем гвоздику, получая от нее сильный или слабый, приятный или неприятный запах; и вот перед нами другой ряд ощущений, представлений и слов.

Благодаря этому появляется способность судить, рассуждать, говорить, хотя мы не можем заниматься двумя делами одновременно.

Тип наших самых пространных рассуждений, их связь, их последовательность необходимы в нашем разуме, подобно тому как необходима в природе взаимная связь действий, причин, предметов, качеств предметов.

Повседневный опыт формирует последовательность представлений, ощущений, рассуждений, звуков. К этому примешивается функция, выполняемая способностью воображения.

Вы воображаете дерево, образ его существует в вашем разуме. Если ваше внимание направляется на весь образ, то ваше восприятие неясно, смутно, расплывчато, но его достаточно для удачного или неудачного рассуждения о целом дереве.

Ошибки относительно целых предметов совершаются легко. Существует только один способ познать истину — переходить от части к части и умозаключать лишь после точного перечисления, да и этот способ не непогрешим. Истина может быть настолько связана с целостным образом, что невозможно высказаться ни положительно, ни отрицательно на основании даже самого тщательного анализа частей.

Человек с микроскопическими глазами обладал бы и микроскопическим воображением. Имея очень точные представления о каждой части, он мог бы иметь весьма недостаточное представление о целом.

Этим объясняется непроходимая грань и различие между типами глаз, воображения и ума. Одни никогда не смогут ясно представить себе образ целого; у других будут всегда лишь весьма ненадежные сведения о малых частях.

Вернемся к примеру с деревом. В тот момент, когда мы переходим от общего созерцания целого к рассмотрению частей, когда воображение сосредоточивается на листе, мы перестаем видеть дерево; и лист в целом мы видим менее отчетливо, чем его черешок, прожилки, зазубрины.

Чем меньше часть, тем, до известного предела, отчетливее восприятие. Я говорю “до известного предела”, ибо если внимание сосредоточивается на слишком малой части, то воображение устает точно так же, как глаз.

Воображение — это внутренний глаз.

Мера воображения соотносительна с мерой зрения.

Существует способ измерения воображения — для этого нужно взять рисунки одного и того же предмета, выполненные двумя разными рисовальщиками.

Они составят себе разное изображение в зависимости от своего внутреннего глаза, или воображения, и от своего внешнего глаза.

Рисунки соотносятся друг с другом, как два этих органа.

Вы умеете рисовать. Вы прочли “Трактат о насекомых” Реомюра. Я прочту вам описание крылышка скарабея. Вам знакомо животное в целом; я попрошу вас об одном — чтобы вы передали мне на своем рисунке отчетливо, ясно, со всеми деталями части, по мере того как я буду читать вам их описание.

Рассуждение.

Рассуждения нельзя объяснить при помощи какой-то души или какого-то духа. Этот дух не может быть одновременно в двух предметах. Значит, ему необходима помощь памяти, но память есть безусловно телесное свойство.

Суждение.

Воздержаться от суждения. Что это значит? Ожидать опыта.

Хорошее рассуждение, хорошее суждение предполагают хорошее здоровье, или отсутствие недомогания и боли, заинтересованности и страсти.

Логика.

Рассуждение совершается путем последовательных отождествлений: Discursus series indentificationum.

Организация, память, воображение являются средствами для получения самого надежного и самого обширного ряда отождествлений.

Время и настойчивость заменяют быстроту. Быстрота есть характерная черта гения. Человек может быть неспособным в одной области, но обнаруживать выдающиеся способности в другой.

Философ — это человек, который видит вещи такими, каковы они в природе.

Поэт — это человек, создающий предмет путем такого подбора разрозненных частей, что ощущение от этого созданного путем подражания искусственного предмета оказывается более ярким, чем оно было бы от естественного предмета.

Логика, риторика и поэзия являются такими же древними, как и человек.

Воля.

Страдание, удовольствие, чувствительность, страсти, хорошее или плохое самочувствие, потребности, желания, внутренние и внешние ощущения, привычки, воображение, инстинкт, собственное действие органов — все это отдает приказания организму, и отдает их непроизвольно.

Действительно, что такое воля, если отвлечься от всех этих причин? Ничто.

Я хочу — это только выражение; исследуйте его хорошенько, и вы всегда найдете лишь побуждение, сознание и повиновение, непроизвольное побуждение, сознание или самопроизвольное существование, повиновение или влечение.

Подумать. Различие между произвольным и непроизвольным действием. Действие, называемое произвольным, не более произвольно, чем непроизвольное, но только причина его отодвинута на одну ступеньку ниже, ибо хотят не сами собой: воля есть результат некоторой причины, приводящей ее в движение и определяющей ее.

В случае произвольного действия мозг работает; в случае непроизвольного действия мозг пассивен, а действует остальная часть организма.

Я размышляю и при этом хожу. Первый шаг, без сомнения, представляет собой произвольное действие, но остальные шаги я делаю, не думая об этом.

Я хочу прийти на помощь кому-нибудь, и я так и поступаю.

Здесь имеется только одно действие моей воли — это стремление прийти на помощь. Что же такое движения других частей — движения рук, тела, кистей рук, движения голоса,— являются ли они результатом согласованности членов или следствием привычки? Во всяком случае, воля не играет здесь никакой роли.

Свобода.

Если и существует свобода, то вследствие незнания. Когда перед нами две возможности и у нас нет причины для предпочтения одной из них, тогда лишь мы выбираем ту из них, которую хотим.

Человек, обладающий только одним чувством, был бы безумным.

В живой молекуле остается лишь чувствительность, слепое качество. Нет ничего более безумного, чем она.

Умный человек представляет собой лишь сочетание безумнейших молекул.

В каждом органе интерес возникает из его положения, структуры, функций, и, значит, он представляет собой животное, способное испытывать благополучие и неблагополучие, ищущее благополучия и старающееся избавиться от неблагополучия.

Разница между целым и органом: целое предвидит, орган не предвидит. Целое научается, орган не научается. Целое избегает его; он лишь чувствует его и старается от него избавиться.

Привычка, инстинкт.

Привычные вещи иногда лучше делаются без размышления, чем с размышлением. То же самое относится к ряду действий, необходимых для организма и для его благополучия: чем меньше о них думают, тем лучше их выполняют.

В животных действует лишь мудрая, чистая и простая природа. Если бы к этому примешивалось размышление, оно бы все испортило или усовершенствовало; сперва бы оно испортило, а затем усовершенствовало. Под влиянием природы и потребностей паук стал весьма искусным ткачом, ласточка стала весьма искусным архитектором, но, так как размышление не играет здесь никакой роли, так как и пауком и ласточкой всегда будут руководить те же самые два учителя, они никогда не станут ни более, ни менее искусными.

Привычка устанавливает порядок ощущений и порядок действий. Мы повелеваем нашими органами через посредство привычки.

Если, повторяя одни и те же действия, вы научились легко выполнять их, то вы приобретете привычку к ним. Первое действие предрасполагает ко второму, второе — к третьему, потому что мы желаем делать легко то, что мы делаем; это относится и к духу, и к телу. Таким образом, не будь у нас известных привычек, мы стали бы тупоумными... Человек стареет, и привычки тоже. Если машина теряет способность служить привычкам, появляется скука. Так как привычка к мысли не выносит того, что не поддерживает ее, и того, что ее рассеивает, она предрасполагает к скуке, подобно тому как утонченность чувств предрасполагает к отвращению. Нет ничего более противоречащего природе живого, одушевленного и чувствующего существа, чем покой. Заставьте органы бездействовать, и вы вызовете скуку. Бездарное, банальное произведение усыпляет вас, как однообразное журчание ручья. Таково же действие молчания, мрака, сосновых и еловых лесов, обширных, бесплодных и пустынных равнин.

Актеры приобретают привычку владеть своими глазами, губами, своим лицом. Так как это привычка, то, что актер произносит, не является результатом непосредственного ощущения,— это продукт долгого изучения.

Любят говорить о гнезде ласточки. Слепое соединение потребностей, органическое соединение, произведенное или затруднениями, от которых освобождаются, или удовольствиями, которые испытывают.

Связь между матерью и детенышем; это — обезьянничанье.

В самке под влиянием любви и приближения самца происходят изменения.

Овца передает ягненку страх перед волком, курица цыпленку — страх перед ястребом. Это настолько верно, что, если хищника не замечают, ни мать, ни детеныш не испытывают страха.

Куропатка и Христофор Колумб.

Мы не в состоянии познать инстинкт, ибо он уничтожен нашим воспитанием. Он более активен в дикаре.

Душа.

Если этот фактор существует, то он играет весьма подчиненную роль. Он действует не так сильно, как страдания, удовольствия, страсти, вино, белена, ядовитый сморчок, индийский орех. Что может сделать душа в состоянии лихорадки или опьянения?

Как бы ни представляли себе душу, это — подвижное, протяженное, чувствующее и сложное бытие. Она устает, как и тело; как и тело, она отдыхает. Она теряет свою власть над телом, подобно тому как тело теряет свою власть над нею.

Мы сознаем начало разума или души так же, как мы сознаем свое существование, существование своей ноги, своей руки, холода, тепла, страдания, удовольствия. Отвлекитесь от всех телесных ощущений, и души больше не будет.

Душа весела, печальна, сердита, нежна, лицемерна, сладострастна? Она ничто без тела. Я утверждаю, что ничего нельзя объяснить без тела.

Пусть попытаются объяснить, как страсти входят в душу без телесных движений; пусть это объяснят, не начиная с телесных движений.

Глупость тех, кто нисходит от души к телу. В человеке ничто не происходит таким образом.

Марат не понимает того, что он утверждает, когда говорит о действии души на тело. Если бы он рассмотрел это внимательнее, то заметил бы, что действие души на тело есть действие одной части тела на другую и действие тела на душу — действие какой-то другой части тела на другую.

Насколько ясно, определенно, точно он выражается в своей главе о действии тела на душу, настолько он неясен и слаб в следующей главе.

У всех людей постоянно явление связи души с телом. Как это было бы возможно, если бы душа и тело были двумя разнородными субстанциями?

Согласно последователям Шталя, душа есть нематериальная субстанция, причина всех движений тела, которое представляет собой лишь гидравлическую машину, лишенную всякой активности и ничем не отличающуюся от всякой другой машины, сделанной из неодушевленной материи.

Даже само тело и отправление всех его естественных, жизненных функций есть дело души, которая знает все, но не всегда одинаково внимательна, которая восстанавливает силы во сне, которая капризна, своенравна, небрежна, отчаянна, ленива, пуглива, которая способна в силу своей хорошей или дурной природы удлинить или укоротить жизнь.

Душа является причиной произвольных движений, которые она сознает, и непроизвольных движений, которых она не сознает. Вынужденное действие души, разумное действие. Но откуда берется движение после смерти?

Напрасно станут говорить, что душа находится в очень тесном взаимодействии с телом: это вызывает у нас еще большее недоумение и добавляет новые трудности.

Это взаимодействие настолько велико, что в связи с желаниями души говорят о движениях, происходящих в теле, а в связи с движениями тела говорят о желаниях души, ибо взаимность их действий доказана.

Почему бог не мог бы создать души или испорченные от природы, или способные испортиться сами собою, раз он это допустил по отношению к телу.

Будь это так, в человеке имелось бы два принципа расстройства.

Животное есть некое целое, оно едино, и, может быть, это единство — в соединении с памятью — составляет душу, я, сознание.

Нет ничего свободного ни в действиях ума, ни в ощущении, ни в восприятии, или усмотрении отношений между ощущениями, ни в рассуждении и размышлении, или более или менее пристальном внимании к этим отношениям, ни в суждении, или в принятии того, что кажется истинным.

Различие между чувственной душой и разумной душой зависит лишь от организации.

Все мысли возникают одна из другой; это представляется мне очевидным.

Действия ума также связаны между собой: из ощущения возникает восприятие, из восприятия — размышление, рассуждение и умозаключение.

Скрытые причины некоторых весьма известных явлений.

Кто знает, как осуществляется движение в теле? Кто знает, каким образом в нем пребывает сила притяжения?

Кто знает, как сообщается первое и как действует второе?

Но ведь это факты...

А происхождение чувствительности?

Это — тоже факт. Оставим неизвестные нам причины и будем рассуждать на основании фактов.

Уроды.

Почему бы не рассматривать человека, а также и всех животных как несколько более долговечные виды уродов?

Урод рождается и гибнет. Природа истребляет индивидуума меньше чем за сто лет. Почему бы природе не истребить вид за более долгий промежуток времени?

Вселенная кажется мне иногда просто сборищем уродливых существ.

Что такое урод? Это существо, длительное существование которого несовместимо с наличным порядком.

Но общий порядок непрерывно изменяется. Как же может оставаться неизменной продолжительность существования вида наряду со всеми этими переменами? Только молекула остается вечной и неизменной.

Пороки и добродетели существовавшего в прошлом порядка создали порядок, существующий в настоящее время, пороки и добродетели которого создадут следующий порядок, причем нельзя утверждать, что целое улучшается или ухудшается. Улучшение, ухудшение — это понятия, которые относятся к взаимоотношениям отдельных индивидуумов какого-нибудь вида либо же к взаимоотношениям различных видов.

Существует столько же уродов, сколько есть в человеке органов и функций: уроды глаз, ушей, носа, которые выживают, в то время как другие погибают; уроды расположения частей, уроды от избытка, уроды от недостатка.

Люди-уроды входят в класс животных, неспособных совершенствоваться. Последовательно рассмотреть этих уродов: уроды воображения, уроды желудка, уроды памяти и так далее

Если бы у человека было две головы, то одна могла бы быть неверующей, а другая — набожной. Существо могло бы испытывать в одну и ту же минуту два противоречивых желания: одна голова хотела бы идти к обедне, а другая на прогулку; одна могла бы страстно влюбиться в какую-нибудь женщину, а другая испытывать к ней отвращение и, может быть, только с течением времени между обеими головами установилось бы согласие, при котором человек поступал бы так, словно у него есть только одна голова. Безголовые дети живут, но живут жизнью матери; момент их рождения, или отделения от матери, является моментом их смерти.

Наследственное строение.

Природа приспособляется к привычке. Я готов думать, что если в течение долгого периода времени отрубать у ряда поколений руку, то получится однорукий род.

Пятно на ноге быка представляет собой стершееся копыто.

У фессалийского кабана, бывшего когда-то однорогим, теперь раздвоенное копыто.

Постоянное отсутствие упражнения уничтожает органы. Непрерывное упражнение усиливает их и увеличивает их размеры. У гребцов могучие руки, у грузчиков могучие спины. Ноги дикарей.

Воздержание от женщин превращает монахов в евнухов.

Если не упражнять память, она утрачивается.

Долгое пребывание во мраке ослабляет зрение.

Существуют, несомненно, расположения органов, безразличные для жизни. Все внутренние органы, начиная с отверстия пищевода и вплоть до конца кишечного канала, легкие, сердце, желудок, селезенка и так далее, могут быть расположены в порядке, обратном по сравнению с обыкновенным, так называемым естественным порядком, и это не вызовет никаких пагубных последствий для всего организма.

Я готов думать, что существуют излишние органы, но я этого не утверждаю.

“17 января 1605 г. в Париже родились две девочки-близнецы. У них было две головы, четыре руки, четыре ноги; они обвивали друг друга руками; части тела у них были нормальные; у них были волосы и ногти. У каждой были половые органы и раскрытые ягодицы.

Они были соединены между собой от середины груди до пупка. Родились они восьмимесячными.

При вскрытии, произведенном в медицинской школе, оказалось, что у них одно сердце и два желудка, а детородные органы у них были отделены общей перепонкой.

Печень была очень велика, расположена посредине, вверху она была целой, внизу разделялась на четыре доли, в которые впадали две пупочные вены.

Сердце было также очень велико, расположено посредине грудной клетки; у него было четыре предсердия, четыре желудочка, восемь кровеносных сосудов, четыре вены и четыре артерии, точно природа желала создать два сердца.

И хотя у них было два живота, но тем не менее была лишь одна грудь, отделенная от животов одной диафрагмой” (“Газета Генриха IV”).

“Одна женщина родила трех детей — хорошо сложенного мальчика и двух девочек, соединенных между собой от верхушки шеи до пупка. У чудовища было спереди только одно туловище, одна грудная кость и одна полость груди, одна пуповина, две ягодицы, четыре почки, двойной кишечный канал, одно сердце с двумя верхушками, справа для одной девочки и слева для другой; это были как бы два соединенных между собой и плотно прилегающих друг к Другу сердца; у новорожденного было две головы, глядевшие друг на друга; соединение начиналось ниже ушей и челюстей с кожи шеи; у него были два позвоночных столба, две разделенные сзади шеи, третья рука, помещавшаяся между двумя позвоночными столбами и общая для обоих детей; на кисти этой руки было десять отдельных пальцев, причем оба больших пальца соприкасались друг с другом;

эта рука состояла из двух рук, настолько соединенных между собой, что они образовали лишь одну руку, одно предплечье, одно запястье; только под микроскопом можно было видеть две двойные кисти, расположенные в одной плоскости. Обе эти девочки родились живыми” (“Медицинская газета”, май 1773).

Гермафродиты встречаются среди коз (Аристотель).

Гераис после года супружества стала мужчиной: из отверстия, которое считали влагалищем, у нее вышел мужской член (Диодор Сицилийский).

Плиний наблюдал этот факт inter nuptias.

Бык с маткой (Диоген Лаэртский).

Встречается мало примеров соединения в одном и том же индивиде обоих детородных органов, хотя возможность такого соединения не лишена известной вероятности (Галлер).

Посмотреть “Трактат о гермафродитах” Гаспара Боэна.

Гермафродит с клитором и открытым мочевым каналом.

Гермафродиты, которые обладали в большей или меньшей степени мужскими и женскими органами, но у которых оба пола были неразвитыми.

Женщина с мужественным видом не должна нравиться женщинам, которым она ничего не может дать, и мужчинам, в желания которых она вносит смятение. То же самое можно сказать о мужчине с женственным видом.

Болезни.

Есть два вида болезней: одни болезни имеют своей причиной чрезмерное развитие части организма, что вносит расстройство в весь организм; это как бы слишком могущественный гражданин в демократии. Матка здорова, но ее действие слишком сильно для остальной части организма.

Обыкновенно на организм в целом действует не лекарство — исцеляет либо усиливает болезнь время, возраст.

Существуют болезни, при которых жизнь прекращается внезапно, и другие болезни, когда она покидает человека постепенно. Гниение трупа происходит быстрее в первом случае; можно было бы предположить обратное, ибо во втором случае в трупе есть остаток жизни.

Существует только один способ быть здоровым, но бесчисленное множество способов быть больным.

Этим объясняется немногочисленность веселых характеров; число их относится к числу унылых темпераментов так, как моменты хорошего самочувствия к моментам плохого самочувствия. Этим объясняется единообразие веселых характеров и многообразие печальных.

Этим объясняется тот факт, что веселые характеры часто становятся печальными, а печальные характеры редко становятся веселыми, если не говорить о детстве, когда организм еще не развился.

Веселость — это свойство ординарных людей. Гениальность всегда предполагает какое-нибудь расстройство в организме.

Для больного опасно знать ходячий медицинский язык. Он выражается техническими терминами, связанными с более или менее обоснованными гипотезами, и покидает истинные пути ощущения, где всегда есть что-нибудь истинное.

Наследственные болезни.

Каковы бы ни были зачатки человека, они, несомненно, должны были составлять часть некоторого животного, и если органические жидкости этого животного испорчены, то ясно, что оно также будет испорченным: оно будет сифилитичным, цинготным, золотушным, подагричным и так далее. Это должно побуждать начинать заранее борьбу с этими болезнями.

Есть болезни, которые вырождаются в тик. Одна знакомая мне женщина, конечно не без причины, стала подверженной судорожному дрожанию или подергиванию всей нервной системы, но это подергивание, сделавшись привычным, продолжалось тогда, когда причины уже не было; оно превратилось в настоящую привычку. Доказательством этого является то, что подергивание не причиняло ей никаких неприятностей и она сохранила его при других болезнях, не имевших никакой связи с тиком. Болезни эти ни усиливались, ни ослаблялись от тика, лечение их не требовало других лекарств; лекарства не оказывали ни более сильного, ни более слабого действия; тик же продолжался и после излечения других болезней. Первоначальной причиной этого подергивания было преждевременное прекращение менструаций в возрасте восемнадцати-девятнадцати лет.

Способности человека утрачиваются безвозвратно; равным образом они утрачиваются мгновенно; это та же самая причина, действие которой продолжается или прекращается.

Примеры можно заимствовать из случаев усталости, болезни, выздоровления, страсти, опьянения, сна.

Таким образом, человек бывает попеременно остроумным или тупым, терпеливым или раздражительным и никогда не бывает одинаковым. Самый постоянный человек — это тот, который меняется меньше всего.

Мне рассказывали здесь (в Голландии) довольно странный факт, именно что каменотесы, работающие над песчаником, погибают от чахотки. Пыль песчаника проникает ив плотно закупоренную бутылку, в пузырь, в яйцо, и ни один рабочий не мог заниматься этим ремеслом более четырнадцати лет. То же самое относится к тем, кто работает над изготовлением фаянса или фарфора, а также к рудокопам.

Существует масса вредных профессий: живопись, работа с политурой, работа с оловом; позолотчики по металлу, чесальщики шерсти: они почти все страдают грудью и глазами; наборщики почти все погибают от болезни ног.

В случае столбняка тело теряет гибкость, оно становится нечувствительным, теряет способность двигаться;

живет только голова; то же самое происходит при параличе.

Каталепсия.

Нет глубоких мыслителей, нет людей с пылким воображением, которые не были бы подвержены мгновенным каталепсиям.

Достаточно какой-нибудь непривычной мысли, какой-нибудь странной отвлекающей связи, чтобы забыться. Мы возвращаемся из этого состояния, как из сновидения; мы спрашиваем своих слушателей: что со мной было? что я говорил? Иногда продолжаешь свою речь так, словно она не была прервана. Доказательство тому — случай с голландским проповедником.

Квиетисты преподают уроки каталепсии своим последовательницам, чтобы наслаждаться ими без их ведома. Эти уроки проводятся постепенно: от поцелуя до прикосновения к груди, от прикосновения к груди до прикосновения к детородным частям, от детородных частей до последнего наслаждения во всей его полноте. Лишь тогда, когда духовник целиком в своей исповеднице, она целиком в боге. Это — искусство.

Чем становится мнимая связь души с телом в случае каталепсии, когда животное доведено до состояния существа, как в случае с завершением наслаждения?

Лихорадка.

Врач.— Если бы мы умели сообщать лихорадку, то мы умели бы делать человека мудрым или безумным, мы могли бы сделать остроумным глупца. Нередки примеры людей тупых в здоровом состоянии и полных живости, остроумия и красноречия во время лихорадки.

Это объясняется тем, что все таланты, которые предполагают энтузиазм, граничат с безумием. Это объясняется тем, что энтузиазм есть своего рода лихорадка.

Посмотрите на этого молодого скульптора со стекой в руке, стоящего перед столиком с глиной; его глаза горят;

его движения быстры и беспорядочны; он задыхается, пот течет у него со лба; лицо его дышит страстью, которую он хочет передать; он поднимает глаза к небу, он склоняет голову на одно плечо, вот-вот он упадет в обморок; если ему надо выразить гнев, он скрежещет зубами; если — нежность, то он словно забывает себя; если — отчаяние, то черты его лица удлиняются, его рот наполовину открывается, его члены как бы коченеют; если — презрение, его верхняя губа приподнимается; если — иронию, он лукаво улыбается. Я щупаю его пульс — у него лихорадка.

Отличительные особенности человека — в его мозге, а не в его внешней организации.

Я видел одного человека-обезьяну. Он думал не больше, чем обезьяна. Он подражал, как обезьяна. Он был зловреден, как обезьяна. Он непрерывно двигался, как обезьяна. Его мысли были так же несвязны, как у обезьяны. Он сердился, он успокаивался, у него не было стыда, как у обезьяны.

Родные, друзья способны от страха и горя гораздо легче схватить заразительную болезнь, чем равнодушный врач. Страх способствует распространению чумы.

То, что является ядом для одного животного, не является им для другого. Какое-нибудь животное питается тем, что убивает другое животное.

Гипотеза о живой молекуле объясняет нам явления, относящиеся к солитерам, круглым глистам, червям, паразитам, явления гноя, язв, злокачественность рака и других болезней, при которых жидкости (организма) становятся прожорливыми, как животные, жгучими, как огонь.

Растения обладают способностью очищать зловонный воздух.

На востоке деревья, посаженные вокруг могил, служат для предупреждения вредных влияний от трупных испарений.

Деревья необходимы на берегах каналов в Голландии.

Бешенство вызывает водобоязнь, сообщая отверстию пищевода чувствительность дыхательного горла.

Особенные случаи выздоровления.

О ревности.

Одна женщина, ревновавшая своего мужа к служанке, тяжело заболела физически и душевно. Она находилась в ванне, когда ей сообщили о смерти мужа. Она спросила:

“Но верно ли это?” “Совершенно верно”,— сказали ей. И она сразу выздоровела.

О любви.

Один молодой человек, отчаявшись добиться взаимности у предмета своей страсти, выстрелил себе из пистолета в голову. Он остался жив, но лишился рассудка от раны. Во время его болезни родным пришло в голову привести к нему его возлюбленную. Он поднял глаза, увидел ее, воскликнул: “Ах, мадемуазель, это вы!..” — и сразу выздоровел.

О страдании.

Один французский офицер потерял ухаживавшую за ним сестру милосердия, итальянку, в которую он влюбился.

Его друзья нашли одну куртизанку, которая необычайно походила на нее.

Они пригласили своего товарища на ужин. К концу ужина они приказали ввести куртизанку, переодетую сестрой милосердия. Офицер взглянул на нее и воскликнул: “Ах, друзья мои, я вижу их обеих, я схожу с ума...” Тут он упал в кресло и умер.

Об истерических припадках.

У одного мужчины была жена, которая сильно страдала от истерических припадков. Эта женщина безумно любила своего мужа. Мне пришла в голову мысль воспользоваться этой страстью, чтобы вызвать у нее какой-нибудь живой интерес, ибо в болезнях подобного рода в этом именно и заключается главная трудность: всякий страдающий истерическими припадками человек может вылечиться, если он того захочет, но все дело в том, чтобы заставить его захотеть и использовать этот интерес для его излечения. “Вы посоветовали мужу симулировать болезнь жены?” — “Да”.— “И тогда эта женщина забыла свои припадки, чтобы заняться припадками своего мужа?” — “Именно”,— “Она стала водить его гулять и прогуливаться сама, она заставила его пилить дрова и пилила их сама, заставила его вскапывать землю и вскапывала ее сама, заставила его ездить верхом и сама ездила верхом, заставила его работать и сама работала, заставила его развлекаться в обществе и развлекалась сама, добилась того, что он потерял свою симулированную истерию, а она потеряла свою действительную истерию?” — “И я строго запретил мужу раскрывать жене когда бы то ни было наш секрет”.— “Вы поступили благоразумно, очень благоразумно, ибо как можно доверять человеку, который был способен обманывать нас шесть месяцев подряд?” — “Для нашего блага?” — “Для нашего блага!” — “Я еще велел ему время от времени притворяться, будто у него наступают рецидивы, и он продолжает это делать до сих пор”.— “Чтобы распоряжаться своей женой, как марионеткой, и заставить ее делать все, что ему угодно?” — “О нет, припадки у него возобновляются лишь тогда, когда его жене угрожает повторение ее припадков”.— “Это очень остроумно и достойно прекрасного врача”.— “Я очень доволен, что вы такого мнения...”

С кавалером де Лувилем случился удар. Его начинают окликать, вокруг него кричат, но от него нельзя добиться ни слова. Мопертюи, присутствовавший при этой сцене, сказал: “Иду на пари, что я заставлю его говорить”. Он тотчас же приближается к умирающему и кричит ему в ухо: “Господин кавалер, двенадцать раз двенадцать?” Кавалер отвечает: “Сто сорок четыре”. Но только это он и успел сказать.

Врачи, медицина.

Никаких книг я не читаю с большей охотой, чем медицинские книги; ни с какими людьми я не беседую с большим интересом, чем с врачами, но лишь тогда, когда я здоров.

Так как всякое ощущение, всякое заболевание телесны, то отсюда следует, что существует физическая медицина, одинаково применимая к телу и к душе. Но я считаю ее почти неприложимой на практике, потому что необходимо было бы довести до совершенства физиологию, необходимо было бы перейти от целого к органам, от органов к их связи, дойти, одним словом, почти до элементарной молекулы, чтобы предупредить все опасности, связанные с этой практикой.

До сих пор существует лишь несколько общих средств, на которые можно положиться, именно такие средства, как режим, упражнения, развлечения, время и природа. Остальное чаще может оказаться скорее вредным, чем благотворным, сколько бы ни сердился на это г-н Лекамю, с таким бесстрашием и с таким знанием дела предписывающий кровопускания, слабительные, ванны, воды, настойки, отвары и все другие прелести медицинского искусства, которые так редко годятся в случае серьезных болезней и которыми так неохотно пользуются великие врачи.

Природа.

Что представляет собой этот фактор? Это — усилия самого больного органа или всего организма, усилия, вызываемые болезнью и имеющие целью избавиться от нее. Природа во всякое время производит в больном то, что делает во сне животное, которое бессознательно ворочается до тех пор, пока не найдет самого удобного положения, исключая случай крайней слабости или усталости. В этом случае при пробуждении чувствуешь себя более уставшим, чем до сна; это неприятное чувство происходит от неудобного положения внешних органов; иное дело, если оно происходит от внутренних органов.

Я не знаю, нельзя ли о морали сказать то же самое, что и о медицине, которая начала совершенствоваться лишь тогда, когда пороки человека сделали болезни более обычными, более сложными и более опасными.

Когда у народа нравы чисты, тела здоровы и болезни просты.

Правила этой тонкой и возвышенной морали, искусство этой утонченной и глубокой медицины неизвестны, и у людей до сих пор еще не обнаружился интерес к их изучению.

Где же вы найдете великих врачей и великих моралистов? В самом многолюдном и самом распущенном обществе, в столицах империи.

Заключение.

Мир — жилище сильного. Лишь в самом конце я узнаю, что я потерял или выиграл в этом огромном вертепе, где я провел шесть десятков лет с игральными костями в руке, Что я наблюдаю? Формы. А еще что? Формы. Я не знаю сути вещей. Мы прогуливаемся среди теней, мы сами тени для других и для себя.

Я вижу радугу среди туч; человек, который смотрит под другим углом, не видит ничего.

Живым довольно часто случается вообразить себя мертвыми, стоящими возле своих трупов и идущими за своей похоронной процессией. Это напоминает пловца, который смотрит на свою одежду, лежащую на берегу.

Люди, которых больше не боятся, что вы услышите в таком случае?

Философия, привычное и глубокое размышление, удаляющее нас от всего окружающего и превращающее нас в ничто, также есть обучение смерти.

Одно из прекраснейших изречений стоиков говорит, что страх смерти — это как бы узда, в которой держит нас сильный, ведя нас туда, куда ему угодно.

Разорвите эту узду и обманите руку сильного.

Существует только одна добродетель — справедливость, одна обязанность — стать счастливым, один вывод — не преувеличивать ценности жизни и не бояться смерти.