В конце XX в. вопросы о творчестве вылились в рождение новых парадигм и их столкновение с классическими. Возникшие в пост-неклассическую эпоху новые философские, естественнонаучные и гуманитарные концепции позволили вплотную подойти к решению многих классических проблем, по иному взглянуть на творчество и пути его изучения.
История изучения творчества показывает, что в исследованиях всегда явно или неявно предполагается субстанциональность творчества. Считается, что в различных видах любой деятельности, которая называется "творческой", имеется нечто общее, постоянное, устойчивое, что как раз и составляет специфическую особенность творчества и остается самотождественным при смене социокультурного контекста. Субстанциональность оказывается предпосылкой - "пред-рассудком" (Х.Г.Гадамер) в большинстве известных опытов исследования творчества.
В предлагаемой работе предпринята попытка обосновать феноменальность творчества. Мы полагаем, что необходимо отказаться от идеи о творчестве как специфической и неизменной характеристике, атрибутивной черты, потенциально или актуально присущей самой деятельности, или как о некой неизменной особенности, привносимой в деятельность субъектом.
Решение вопроса о феноменальности творчества мы начнем с рассмотрения проблемы новообразования. Разумеется, творчество ни в коей мере не сводимо лишь к созданию нового, но, тем не менее, новообразование — один из основных моментов в творчестве, это его "необходимый, но недостаточный" элемент. Как бы не рассматривалось творчество: как продукт, как процесс или как особенное креативное состояние субъекта, в творчестве всегда присутствует элемент новизны [1, с. 66]. Но что в самой действительности делает возможным существование феномена новообразования?
Приблизиться к решению этого вопроса можно, на наш взгляд, с помощью синергетики — теории нелинейных неравновесных динамических систем, концептуальные подходы которой все чаще находят успешное применение в различных областях гуманитарного знания (см., например, [2; 3]). Обратимся к сложности — одному из центральных в синергетике понятий с целью выдвижения и обоснования гипотезы о том, что условием и возможностью любого новообразования (а в известной мере — и творчества) является сложность.
Понятие "сложность" не является тривиальным, его общепринятого определения не существует. В синергетике этот термин имеет приблизительно следующее смысловое наполнение.
Все макроскопические системы (планеты, растения, животные, популяции животных организмов, человеческие общества и др.) состоят из элементов, или компонентов (атомы, молекулы, клетки, организмы и т.п.). Любой природный или социокультурный объект мы можем рассматривать как более или менее сложную динамическую систему, взаимодействующую с другими системами.
Динамические системы подразделяются на устойчивые и неустойчивые. Последние очень чувствительны к слабым возмущениям, начальным условиям, неоднородностям, флуктуациям (т.н. "режим обострения"). Для неустойчивых систем, чувствительных к незначительным вариациям начальных условий и находящихся в нестабильных связях с другими системами, невозможно определить класс "сходных ситуаций", в которых "сходные причины" (т.е. сходные начальные условия) влекут за собой "сходные следствия".
Поэтому для описания неустойчивых систем невозможно применение традиционных естественнонаучных детерминистских понятий причинности; сам смысл причинности для таких систем меняется. "Предсказание" поведения таких систем невозможно, т.к. после определенного промежутка времени задание начального состояния не позволяет более определять траекторию; величины, характеризующие систему, лавинообразно изменяются за конечный промежуток времени. Чтобы увеличить временной интервал, в течение которого возможен прогноз поведения системы, необходимо многократно (на несколько порядков) увеличить точность задания начального состояния. Именно такие системы, не допускающие "грубого или операционального описания в терминах детерминистских причинностей" [4, с.81], и называются в синергетике сложными.
Единственно возможным описанием сложных систем становится только вероятностное описание. Существуют, как известно, различные типы "непредсказуемого" поведения систем и различные вероятностные подходы к их описанию. В классическом естествознании известны два понимания вероятности (и, соответственно, случайности):
(1) гносеологическое: вероятность есть мера нашего незнания (мы не можем учесть всех параметров (степеней свободы) системы и вынуждены прибегать к "усредненному" и приблизительному описанию);
(2) технологическое или операциональное: вероятность есть следствие технической невозможности абсолютно точного задания начальных условий (мы не имеем возможности обеспечить абсолютную повторяемость исходных условий, например, при бросании игральной кости, поэтому и получаем различные (и непредсказуемые) результаты).
Классическая теория вероятностей, кроме того, не описывает уникальные события и не допускающие воспроизводимости объекты.
В случае сложных систем появляется совсем иное понимание вероятности: мы принципиально не можем описывать поведение системы в причинно-следственных категориях не в силу нашего незнания или неспособности обеспечить приемлемую идентичность начальных состояний, а в силу внутренней организации системы, усиливающей слабые возмущения, благодаря чему любые сколь угодно малые флуктуации преобразуются в сколь угодно сильные изменения. Это фундаментальное свойство нелинейных неустойчивых систем не зависит ни от уровня нашего знания, ни от тонкости наших измерений. "Объективная" вероятность связана не с какими-то практическими ограничениями, а с "внутренними" (или "истинными") случайностями системы. "Сложность", таким образом, является не "количественным", а "качественным" термином, характеризующим состояние системы: ее внутреннюю организацию и обстоятельства, при которых такая организация складывается.
Синергетическое понимание сложности позволяет связать сложность системы с ее активностью: сложная система способна воспринимать незначительные внешние или внутренние вариации, на которые не реагирует "простая" система, сложная система существенно усиливает и изменяет воспринятые флуктуации, изменяя тем самым собственное состояние и состояние окружающих систем. Активность можно рассматривать, по-видимому, как меру сложности.
С позиций классической науки четко разграничивалось то, что считалось простым, и то, что приходилось рассматривать как сложное. Но априори у нас нет способов судить о том, что просто и что сложно, утверждает И.Пригожин [5, с.45]. В принципе, любая система может оказаться очень сложной или очень простой. "Подобно тому, как неожиданная сложность возникает в вынужденных колебаниях маятника, неожиданная простота обнаруживается в ситуациях, которые складываются под влиянием совместного действия множества факторов" [4, c.89]. Состояние, характеризуемое как сложное, не всегда присуще системе, оно возникает при некоторых обстоятельствах, но определить заранее, будет ли та или иная система в тех или иных условиях вести себя как сложная, невозможно. Сказать, что система сложна, можно лишь после того, как она обнаружила свою сложность.
Если система не несет в себе всегда присущей ей сложности, то и активность системы не может быть постоянной. Один и тот же объект в зависимости от ситуации обнаруживает предсказуемое или хаотическое поведение, большую или меньшую сложность, проявляет большую или меньшую активность. Классический идеал всеведения в отношении человека ("открытой системы") разрушен уже давно, но оказывается, что будущее поведение любой сложной системы тоже перестает быть данным, оно не заложено в настоящем. Сложность следует рассматривать и принимать как данность, т.е. как обнаруживающий себя, но не выводимый феномен. Изучать сложность можно только после того, как она случилась.
Мы предполагаем, что условие возможности новообразования следует искать в сложности. Возникновение нового можно представить как крупномасштабное усиление и преобразование сколь угодно малой флуктуации. Это возможно при такой организации системы, которую в синергетике называют сложной. Система, находясь в непрерывно меняющемся потоке событий, при некоторой (заранее неизвестной) конфигурации обстоятельств становится сложной. Это делает возможным выделение системой некоторых из бесчисленного множества флуктуаций и превращение их в нечто, принципиально отличающееся по масштабам и значимости от начальной флуктуации. Так сложность делает возможным становление "порядка из хаоса" (И. Пригожин).
При этом очень важно, что сложность не всегда присуща системе, не имеет устойчивого, постоянного, самостоятельного существования. Феноменальность сложности приводит нас к следующему выводу: новообразование — это событие, обозначающее, что происходящее не обязательно должно происходить, в нем реализуется некоторая из бесчисленных "возможностей" изменения; само существование такой "возможности" не очевидно и не предполагаемо до тех пор, пока она не реализована.
Понятие "сложность" относимо, разумеется, и к живой природе, человеку, обществу. Мы поддерживаем достаточно распространенную точку зрения, что жизнь в основных своих проявлениях может быть осмыслена как область уменьшающейся энтропии, как сфера увеличивающегося многообразия форм, нарастающего усложнения организации структур и связей.
В человеке биологические формы существования объединяются с социокультурными, что делает его в высшей степени нелинейной, неустойчивой и потенциально наиболее сложной системой, способной работать с не точно определенными данными. Интересны приведенные И.Пригожиным результаты измерений активности головного мозга человека. В стадии глубокого сна активность мозга описывается в пространстве 5-ти переменных. В состоянии бодрствования не удалось обнаружить конечномерной сходимости, т.е. какой-то регулярности и повторяемости в работе мозга. Энцефалограммы больных эпилепсией, напротив, свидетельствуют об удивительной регулярности (размерности 2). На основании этих данных И.Пригожин делает вывод о "патологичности умственного порядка", подтверждая слова П.Валери о том, что "мозг — это сама нестабильность" [4, с.90].
Неустойчивость головного мозга, лучше сказать — колоссальная неустойчивость, нестабильность, неопределенность и "бессущностность" человека как сложнейшего природно-историко-культурно-социального образования, делает возможным новообразование, деятельность и творчество, т.к. любая из бесчисленных вариаций социо-культурного контекста может сообщить мысли самое неожиданное направление.
Сложность — то общее для природы и человека основание, которое дает возможность для возникновения нового. Но ни человеческое творчество, ни эволюция природы не сводятся только к процессу новообразования. Любая система бытийствует в определенном контексте - окружении, линеаризующем, нормирующем и регулирующем процесс новообразования. Поэтому не менее важным оказывается взаимодействие новизны, порождаемой сложной системой, с ее окружением.
Творчество предстает перед нами как момент флуктуации в человеческом существовании, которая преобразует некоторую область социокультурной системы отношений, норм и ценностей. Творчество есть действительно момент, вспыхивающий и гаснущий, поскольку возникшая флуктуация, изменяя систему, ею и принимается (впрочем, адаптация системы к новому может занимать значительное время, что делает возможным мистифицирование творчества [6. с. 92-93]. Будучи принятой (адаптированной в системе), новый результат деятельности (новая идея, открытие, метод и т.д.) постепенно перестает быть творческим по мере социального освоения, т.к. постепенно превращается в способ стандартного действия.
Творчество феноменально, поскольку можно говорить о том, что творчество состоялось, только после того, как осуществился момент преобразующего взаимодействия новизны, порождаемой субъектом в процессе деятельности, и социокультурных нормирующих отношений. Без случившегося момента преобразования бесчисленные нерезультативные флуктуации где-то просто погасли, остались неизвестными, хотя, возможно, какие-то из них еще "превратятся" в творческие. Только после осуществления момента преобразования атрибут "творческий" переносится на деятельность, породившую результат, признанный "творческим". Творчеством (творческой) называют либо деятельность, застывшую в продукте, ставшем "творческим", либо деятельность, сходную с той, что уже стала "творческой". В действительности, человек не "генерирует" творческие идеи: идеи, появляющиеся в процессе его деятельности, могут стать творческими; никакая деятельность и никакое новообразование a priori не являются творческими.
Творчество феноменально, т.к. феноменальна сложность, являющаяся основой и возможностью новообразования. С феноменальностью сложности связана непредсказуемость процесса и результатов творческого поиска. Феноменальность творчества связана и с изменчивостью социокультурного контекста, что приводит к "пульсированию" творчества: деятельность, которая считалась "творческой", перестает быть таковой, и наоборот, "нетворческая" деятельность становится "творческой", возникают новые виды деятельности, приобретающие социальный статус "творческой профессии". То же происходит и с объективациями деятельности: многие книги, полотна, фильмы, научные открытия и т.п. неожиданно оказываются "творческими" или, наоборот, перестают таковыми быть. В рамках даже одной культуры творчество весьма неустойчиво. И это понятно: творчество — момент частичного преобразования культуры и, следовательно, представлений о творчестве; творчество есть акт культуросозидания, и каждый акт творчества в какой-то степени изменяет культурную парадигму деятельности и творчества, т.е. в какой-то степени определяет, каким может быть следующий творческий акт. Так творчество изменяет само себя.
Понятие “творчество” функционально, оно характеризует различные формы взаимоотношений личности с другими людьми, обществом. Эти формы многочисленны и разнообразны, поэтому бесчисленны оттенки творчества, поэтому так многозначно понятие: творчество выступает и как психологическая категория (отражающая индивидуальные особенности человека как сложной системы), и как категория культурологическая или социально-историческая (отражающая условия проявления сложности), и как категория онтологическая, становясь в ряд таких понятий, как "изменение", "движение", "жизнь", и как категория эстетическая.
Субстанционалистское рассмотрение творчества основано на всей истории классической философии и выросшем из нее естествознании. Полностью отказываться от традиционных представлений и основ изучения творчества нелегко, да и не нужно. Но в конце XX в. все отчетливее обнаруживается тупик, в который заводит поиск "субстанционалистской" основы творчества. Творчество можно изучать только как "несубстанциональный" феномен, как данность, которая не обязательно должна была случиться, изучать только путем раскрытия уже случившегося и необратимого творческого акта.
Момент творчества ниоткуда не выводим и не предсказуем, он не является звеном в цепи детерминирующих причин и следствий. Феноменальность творчества связана с необратимостью и уникальностью случайности, поэтому в творчестве вместо изучения повторяемости необходимо изучение единственности, "перед которой мы пока стоим, как перед проявлением непостижимого чуда" (В.Я. Пропп). По отношению к творчеству более продуктивно изучение и понимание случившейся данности, а не априорное объяснение "необходимых и закономерных причин", обусловливающих творческий акт.
Показав феноменальность творчества, мы надеемся, что обозначенный путь исследования окажется продуктивным в изучении этой проблемы. Данный подход не редуцирует человеческое творчество, развитие общества и культуры к природной эволюции, но позволяет хотя бы отчасти восполнить разрыв между человеком и природой, между естественными и гуманитарными исследованиями творчества, наметить пути его понимания, а не только объяснения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дубина И.Н. Изменчивость творчества в сознании исследователей // Метаморфозы сознания (Сборник научных статей). Барнаул, 1997. С. 61-78
2. Майнцер К. Сложность и самоорганизация. Возникновение новой науки и культуры на рубеже века // Вопросы философии, №3, 1997. С. 48 - 61
3. Бажутина Т.О. Формирование культуры и творчества в антропосоциогенезе. Автореф. дис. докт. филос. наук. Новосибирск, 1995. 32 с.
4. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994.
5. Пригожин И. Перспективы исследования сложности // Системные исследования. Методологические проблемы. М., 1987.
6. Дубина И.Н. К проблеме мистифицирования творчества // Известия АГУ, №2, 1997. Барнаул, 1998. С. 91-94.