2. Pars pro toto
"Комедия идей" - так называется
цикл моих работ, воспроизводящих не сколько содержание идей ХХ века, сколько
формы их порождения.
В этот цикл, помимо "Нового сектантства", входит книги
"Мыслители
нашего времени" и "Книга
книг". Это мир идеологических грез и мыслительных фантасмагорий. Каждая
из идей прослежена по возможности до конца, до своего логического предела -
как если бы она была единственной в своей сфере и определяла судьбы мира. Иными
словами, каждая идея предстает в своём тоталитарном качестве, как самодовлеющая
и всеобъясняющая. И этим определяется ее внутренний комизм, который усиливается
по мере развития идеи, перерастающей в абсолютный закон мироустройства и способ
мироспасения. Каждая идея начинает двигать мирами, ворочать миллионными массами
людей, загоняя их в щелку одного - единственного "правильного" мировоззрения.
Комизм заключается в разрыве
между частичным, "партийным" содержанием каждой идеи и её всеобъемлющей
"тоталитарной" формой. Партийность и тоталитарность так же тесно связаны
между собой в идеологиях ХХ-го века, как в старинном латинском выражении
парс про тото, Жчасть вместо целого", откуда, собственно, и возникли понятия
партийности ("частичности") и тоталитарности ("целостности"). Таков принцип
идеологического мышления, возводящего некую частность в абсолютное значение.
Если, например, в данной
системе участвуют два таких элемента, как болт и гайка, то становятся возможными
две идеологии: "болтианцев" и "гаечников". Одни считают, что болт нужно
ввертывать в гайку, другие - что гайку нужно заворачивать вокруг болта.
Одни предпочитают пользоваться отверткой, другие - ключом. Одни провозглашают
первичность "заостренности", другие - "закругленности". Одни действуют
методом "ввертывания", а другие "завинчивания". Одни считают критерием
истины прямоту, другие -всеохватность. И хотя любое реальное взаимодействие
гайки с болтом предполагает взаимную правоту "болтианства" и "гаечничества",
на уровне идеологии эти две правды противостоят друг другу в смертельной
вражде. Стоит только расколоть целое на части и каждой части придать значение
целого, как тут же из них нарождается множество идеологий, режущих и кромсающих
друг друга именно со страстью осколков.
Если мы применим тот же
принцип мышления к временам года, то получим такие образцы "календарной"
идеологии, как, например, апрельство:
"Эта жизнь, рвущаяся из-под снежной пелены, этот дурманящий запах воздуха,
зеленый пух на деревьях, зыбкие льдистые облачка в пронзительно синем небе
- все это жизнь в чистейшем своем выражении, уже пробудившаяся, еще не
загрубевшая, таинственный вздох, нежность младенчества, глубже всего обнажающая
тайну живого в самой жизни. Март еще слишком скован, угловат, май уже пышноват,
разухабист в сравнении с этой тончайшей, теплой, живой прелестью Апреля",
- так писал бы идеолог В. Л. в своих "Новых апрельских тезисах". Всякая
идеология состоит из "за" и "против", и если свойства Апреля помечены сплошь
знаками плюс, то другие месяцы - и вперед, и назад - выстраиваются по нисходящей
оценочной шкале. А против самого крайнего из них, "безобразно черного,
оголенного и безнадежного октября, не одушевляемого ни золотом осенней
листвы, ни серебром зимней пороши, лишенного и прелести расцветающей жизни
и тайны смертного сна, этой безобразно развороченной земляной осыпи на
краю годовой могилы" (тезис # 12) - против Октября ставится самый жирный
минус.
Точно так же возможна идеология
Мая, или Майство, да и прочих месяцев, ибо каждый из них - очередная кульминация
в круговороте времен года, некий пик, позволяющий обозреть другие времена
как ступени, неуклонно к нему ведущие или от него нисходящие. Август -
носитель идеи Августианства, как высшей зрелости, уже дающей плоды, но
еще не переходящей в увядание; Октябрь - идея высшего откровения, последней
наготы, срывающей все маски, совлекающей с жизни и смерти их пышные золотые
и серебряные убранства; Февраль - идея наивысшей суровости, жесточайшего
испытания воли к жизни в пронизанной холодом пустоте. . . Каждая из этих
календарных идеологий - как и политических, религиозных и т. д. - может
подкрепляться своим догматическим текстом, авторитетным свидетельством,
каноническим писанием. . .
Такова эта странная идеологическая
болезнь ума, принимающего часть за Целое. Любая идеология проводит некую
касательную к кругу жизненных явлений, берет одну точку за опорную - и
вот уже не включается в цикл всего года, соразмерно осмысляя ход времени,
а зацикливается на одном моменте, возводя его в ключевое понятие, "базис",
и выстраивая над ним все более шаткую надстройку. И вот уже оказывается,
что одна нация, или один класс, или одна теория, или одно техническое или
медицинское средство - должны изменить, спасти, переустроить, возродить,
осчастливить целый мир. Идеология - это средство захвата Целого одной из
его частей. Поэтому всякая идеология одновременно партийна и тоталитарна,
исходит из партийности и заканчивает тоталитарностью, ибо в этом переходе
и превращении - ее цель и суть.