§ 2 Подход к обоснованию традиционной метафизики

В метафизике как в чистом рациональном познании “всеобщего” в сущем и, соответственно, целостности его основных сфер совершается переход за пределы того особенного и частного, что в том или ином случае может предложить опыт. Перешагивая чувственное, это познание стремится постичь сверхчувственное сущее. Однако « ее метод до сих пор был простым блужданием на месте и, что хуже всего, среди одних лишь понятий» . Недостатком метафизики было отсутствие убедительных доказательств тех прозрений, на которые она претендовала. Что же дает этой метафизике внутреннюю возможность быть тем, чем она желает быть?

Обоснование метафизики в смысле определения границ ее внутренней возможности, однако, прежде всего, должно быть направлено к конечной цели метафизики: к сущностному определению metaphysica specialis. Ибо эта последняя есть познание сверхчувственного сущего в некотором исключительном смысле. Вопрос же о внутренней возможности подобного познания сводится к более общему вопросу о внутренней возможности раскрытия (Offenbarmachen) сущего как такового. Тогда обоснование – это прояснение существа отношения к сущему, в котором оно выявляет себя в себе самом, так что всякое высказывание о нем может быть удостоверено исходя из него.

Что же составляет возможность подобного отношения к сущему? Имеется ли “указание” на то, что делает возможным подобное отношение? Да, оно имеется: это метод естествоиспытателей. Им « открылся свет. Они поняли, что разум проникает лишь в то, что сам осуществляет по своему проекту, что он с принципами своих суждений, сообразными постоянным законам, должен предшествовать природе и принуждать ее отвечать на свои вопросы, а не тащиться за нею, словно на поводу» . “Заранее наброшенный план” природы вообще впервые устанавливает первоначальный бытийный состав (Seinsverfassung) сущего, с которым должно соотноситься любое исследующее вопрошание. Этот предварительный бытийный план сущего вписан в основные понятия и основоположения соответствующей науки о природе. Поэтому тем, что делает возможным отношение к сущему (онтическое познание), является предварительное понимание бытийного состава, онтологическое познание.

Указание на эту принципиальную обуславливающую связь между онтическим опытом и онтологическим познанием дает математическое естествознание. Этим, однако, ее роль в обосновании метафизики и исчерпывается. Ведь указание на эту обуславливающую связь еще не есть разрешение проблемы, но лишь задание направления, в котором она, понятая в принципиальной общности, должна быть первоначально исследуема. Является ли этот путь единственным и вообще верным, т. е. можно ли вообще набрасывать идею metaphisyca specialis по образцу понятия позитивного (научного) познания, собственно, только должно разрешиться.

Набросок внутренней возможности metaphisyca specialis через вопрос о возможности онтического познания сводится к вопросу о возможности того, что делает возможным онтическое познание. Это, однако, есть проблема существа предварительного бытийного разумения, т. е. онтологического познания в самом широком смысле. Проблема же внутренней возможности онтологии содержит вопрос о возможности metaphysica generalis. Попытка обоснования metaphisyca specialis оборачивается вопросом о существе metaphysica generalis.

Таким образом, приступая к обоснованию метафизики, Кант непосредственно вступает в диалог с Аристотелем и Платоном. Онтология только теперь становится проблемой. Благодаря этому происходит первое и глубочайшее потрясение здания традиционной метафизики. Исчезают смутные самоочевидности, с которыми доселе metaphysica generalis рассматривала “всеобщность” ens commune. Вопрос обоснования впервые требует достичь ясности по поводу способа обобщения (Verallgemeinerung), а тем самым – и о характере перехода, имеющем место при познании бытийного состава. Вопрос о том, достиг ли сам Кант полного прояснения проблемы, является второстепенным. Достаточно того, что он опознал и раскрывал ее необходимость. Вместе с тем становится очевидным и то, что онтология первично вообще не связана с обоснованием позитивных наук. Ее необходимость и значение зиждятся на “высшем интересе”, который человеческий разум находит в себе самом. Ведь, поскольку metaphysica generalis дает необходимое “приуготовление” для metaphysica specialis, то в обосновании первой должно преобразоваться и сущностное определение второй.

Обоснование метафизики в целом означает раскрытие внутренней возможности онтологии. Это истинный, ибо метафизический (связанный с метафизикой как единственной темой), смысл “коперниканского поворота” Канта, который постоянно получает превратные истолкования. « До сих пор предполагалось,что все наши познания должны сообразовываться с предметами; но все попытки a priori добраться до них через понятия, так чтобы наши знания расширились, при этой предпосылке сходили на нет. Потому следует испытать, не преуспеем ли мы в задачах метафизики более, если предположим, что предметы должны сообразовываться с нашим познанием, что много лучше соответствует искомой возможности познания их a priori, какое должно установить нечто о предметах ранее, чем они нам даны.»

Этим Кант хочет сказать: не “всякое познание” есть онтическое, а там, где таковое имеется, оно становится возможным единственно через познание онтологическое. Коперниканским поворотом “старое” понятие истины, в смысле “уподобления” (adaequatio) познания сущему, было поколеблено столь мало, что скорее он его предполагает и даже впервые его обосновывает. Сущему (“предметам”) онтическое познание может уподобляться лишь в том случае, если это сущее уже явлено как сущее, т. е. познано в своем бытийном составе. С этим-то знанием и дó лжно сообразовываться предметам, т. е. их онтической определимости. Явленность сущего (онтическая истина) кружит вокруг раскрытости бытийной структуры сущего (онтологической истины); но онтическое познание само по себе не сможет обратиться к предметам, ибо без онтологического познания оно будет лишено самой направленности возможного обращения.

Таким образом, стало ясно: обоснование традиционной метафизики начинается вопросом о внутренней возможности онтологии как таковой. Почему же это обоснование становится “критикой чистого разума”?

§ 3 Обоснование метафизики как “критика чистого разума”

Кант представляет проблему возможности онтологии в вопросе: “Как возможны синтетические суждения a priori?” Истолкование этой проблемной формулы дает объяснение тому, почему обоснование метафизики проводится как “критика чистого разума”. Вопрос о возможности онтологического познания требует предварительной его характеристики. В этой формуле заключено соответствующее традиции понимание Кантом познания как акта суждения. Какой тип познания представлен в онтологическом понимании? В нем познается сущее. Познаваемое в нем, как бы оно не испытывалось и не определялось, относится к сущему. Эта познаваемая чтойность (Wassein) сущего и устанавливается априорно в онтологическом познании прежде любого онтического опыта, хотя и непосредственно для него. Познание, устанавливающее качественное содержание (Wasgehalt) сущего, т. е. раскрывающее само сущее, Кант называет “синтетическим”. Так вопрос о возможности онтологического познания становится проблемой сущности синтетических суждений a priori.

Инстанция, обосновывающая правомерность этих материальных (sachhaltigen) суждений о бытии сущего, не может находиться в опыте; ведь опыт сущего сам всегда уже направляется онтологическим разумением сущего, которое становится в определенном отношении доступным через опыт. Онтологическое познание, таким образом, есть суждение согласно недостижимым в опыте основаниям (принципам).

Кант называет нашу способность априорного познания из принципов “чистым разумом”. Чистый разум есть « содержащий принципы безусловного априорного познания нечто» . Поскольку эти содержащиеся в разуме принципы составляют возможность априорного познания, то раскрытие возможности онтологического познания должно стать прояснением сущности чистого разума. Определение сущностных границ чистого разума, однако, одновременно является различающим определением его не-сущности (Unwesen), и тем самым – установлением пределов и границ (критикой) ее сущностных возможностей. Обоснование метафизики как раскрытие сущности онтологии есть “критика чистого разума”.

Онтологическое познание, т. е. априорный “синтез”, есть то, « ради чего, собственно, предпринимается вся эта критика» . И тем настоятельнее становится, уже при установлении ведущей проблемы этого обоснования метафизики, более точное определение синтеза. Кант не только употребляет это выражение в многообразных значениях, но они, кроме того, еще и переплетаются в формуле проблемы обоснования метафизики. Вопрос заключается в том, как возможны синтетические суждения a priori. Но всякое суждение как таковое уже есть “я связываю”, а именно – связываю субъект и предикат. В качестве суждений, и “аналитические суждения” уже синтетичны, хотя основание согласованности их субъект-предикатной связи и заключается лишь в представлении субъекта. Но тогда синтетические суждения “синтетичны” в двояком смысле: во-первых – как суждения вообще, во-вторых – поскольку правомерность “связывания” (синтеза) представлений “выводится” (синтезируется) из самого сущего, о котором выносится суждение.

Однако в проблематизированных синтетических суждениях a priori дело идет и о другого рода синтезе. Последним должно устанавливаться нечто о сущем, что не выводится из него опытным путем. Это устанавливание бытийной определенности сущего является предварительным себя-связыванием с сущим, чья чистая “связь с...” (синтез) впервые и образует “с-чем”, направленность синтеза, и тот горизонт, внутри которого сущее само по себе становится опытно доступным в эмпирическом синтезе. Этот априорный синтез следует прояснить в его возможности. Исследование сущности этого синтеза Кант называет трансцендентальным. « Я называю трансцендентальным всякое познание, которое занято не столько предметами, сколько способностью нашего познания предметов, поскольку таковое может быть возможно a priori» . Трансцендентальное познание, таким образом, исследует не само сущее, но возможность предварительного разумения бытия, а значит – бытийный состав сущего. Оно имеет дело с перешагиванием (трансценденцией) чистого разума к сущему, для возможности опыта сообразовыться с этим сущим как с возможным своим предметом.

Делать проблемой возможность онтологии – это значит: вопрошать о возможности, т. е. о сущности, этой трансценденции разумения бытия, и тем самым – философствовать трансцендентально. Потому для того, чтобы отличить проблематику традиционной онтологии, Кант употребляет для metaphysica generalis (ontologia) обозначение “трансцендентальная философия”. Соответственно, упоминая эту традиционную онтологию, он говорит о « трансцендентальной философии древних мыслителей» .

Критика чистого разума тем не менее не дает “системы” трансцендентальной философии, но является “трактатом о методе”. Что, однако, имеет в виду не учение о технике проведения [исследования], но, скорее, выработку полного определения “общего эскиза” и “всего внутреннего членения” онтологии. В этом обосновании метафизики как наброске внутренней возможности онтологии набросан « весь эскиз системы метафизики» .

Тем самым, цель Критики чистого разума оказывается понятой принципиально неверно, когда это произведение истолковывается как “теория опыта” или, тем более, как теория позитивных наук. Критика чистого разума не имеет ничего общего с “теорией познания”. Если же было бы возможно придать ее истолкованию как теории познании вообще какой-либо смысл, то следовало бы сказать: Критика чистого разума есть теория не онтического познания (опыта), но познания онтологического. Но и этим пониманием, уже далеким от господствующего истолкования трансцендентальной эстетики и аналитики, еще не затрагивается самое существенное: то, что именно онтология как metaphysica generalis, т. е. как основная часть метафизики, в целом здесь обосновывается и впервые приводится к себе самой. Постановкой проблемы трансценденции не “теория познания” ставится на место метафизики, но онтология исследуется в отношении ее внутренней возможности.

Если к сущности познания привходит и его истина, тогда трансцендентальной проблемой внутренней возможности априорного синтетического познания является вопрос о существе истины онтологической трансценденции. Следует определить существо “трансцендентальной истины”, « предшествующей любой эмпирической и делающей ее возможной» . « Ибо ей не может противоречить ни одно познание, не утрачивая вместе с тем всякое содержание, т. е. всякую связь с каким бы то ни было объектом, а значит – всю истину» . Онтическая истина необходимо сообразуется с онтологической. Вот еще одна правомерная интерпретация смысла “коперниканского поворота”. Ибо этим поворотом Кант поставил в центр проблему онтологии. Проблематика возможности изначальной онтологической истины не допускает никаких предпосылок, менее же всего – такую предпосылку, как “факт” истины позитивных наук. Напротив, истолкование должно отслеживать априорный синтез исключительно в себе самом, по направлению к лежащему в его основании ядру, которое из себя дает подняться этому синтезу как таковому (в сущности делает возможным), дает ему стать тем, чтó он есть.

Ясно понимая своеобразие обоснования метафизики, Кант говорит о Критике чистого разума: « Эта работа трудна и требует решительного читателя, вновь и вновь вдумывающегося в систему, которая еще ничего, кроме самого разума, не имеет в основании как данное, т. е. пытающегося развивать познание из его собственного ядра без опоры на какие-либо факты.»

Так возникает задача показать то, как осуществляется это развитие возможности онтологии из ее ядра.