ФИЛОСОФИЯ КАК МЕТАФИЗИКА
Аннотация. Основной тезис данного исследования может быть сформулирован так: философия представляет собой работу с особым типом объектов — “целостностями”. Основными характеристиками этого типа объектов являются их метафизический, трансцендентальный и всеобщий характер. С одной стороны, характер этих объектов определяет специфику языка и методов философии. Язык философии представляет собой особый “символьный” язык, а основным методом философии является метод умопостижения. С другой стороны, указание на объекты этого типа подчеркивает специфику человека как существа, способного к конструированию таких целостностей, что предполагает способность человеческого сознания к “синтетическим актам”. На основе понимания философии как метафизики предложен оригинальный подход к периодизации истории философии и к анализу различных философских систем.
Особенностью философской деятельности, в отличие от науки, является работа с особыми, “не-физическими” объектами “целостностями”, которые конституирует философ. Одним из таких “объектов” является “мир”, и, в этом смысле, нередко говорят, что философия являет собой миро-воззрение. Конечно, мир как некоторая совокупность вещей может изучаться и “физикой” (науками в широком смысле), но в этом случае из поля зрения исследователя выпадает то, что собственно и делает мир “миром” (целостность мира), а не просто совокупностью вещей. В отличие от обычного научного изучения философия подходит к объектам своей работы именно как к “целостностям”, которые познающий субъект не может изучать как обычные объекты, поскольку объемлющий человека характер этих “целостностей” в принципе исключает стандартный научный подход к познанию. Другими (помимо “мира”) примерами таких “объектов” являются “душа” (“Я”), “Бог”. С некоторыми оговорками объектами этого типа являются многие феномены человеческого бытия, например: любовь, добродетель, совесть, мужество, храбрость, понимание... Все эти “объекты” таковы, что невозможна четкая фиксация “объективных” критериев их существования, нельзя создать полноценную теорию этих феноменов (например, теорию любви или храбрости), поскольку они предполагают не только объективного Созерцателя (как это происходит в случае объектов научного познания), но и постулирование “внутри” них какого-то Деятеля, что обуславливает их существенно “мерцающий” способ бытия <1>. Именно характером этих “объектов” определяются существенные черты философствования как “метафизической” работы.
Подчеркивание мета-физического характера “объектов” философии задает особые процедуры работы с ними, отличные от методов научного познания. Метафизические “объекты” — конструкты не могут быть даны в рамках “физического” опыта; изучение — конструирование этих объектов происходит путем умопостижения, умозрения. Поэтому одной из наиболее типичных ошибок исследования этих объектов является процедура “натурализации” метафизических объектов, т.е. рассмотрение натуральных (физических) аналогов этих объектов. Например, вместо работы с миром как целым изучают мир как некоторые совокупности физических, химических, биологических и т.п. объектов, а вместо анализа собственно феномена сознания как метафизического объекта рассматривается его “натуральный аналог” — мозг или психика конкретного человека.
Уточняя статус этих объектов, можно сказать, что предметом философии выступают метафизико-трансцендентальные объекты, т.е. объекты имеющие пограничный статус своего существования. Пограничный характер этих объектов позволяет уточнить (дополнить) кантовское различение чувственно данных феноменов и трансцендентных “вещей в себе”. Более того, метафизико — трансцендентальные объекты расположены на границе других известных различений классической философии <2>. Они, например, не субъектны и не объектны, не сознательны и не материальны. Интересно в этом отношении появление собственно первой философской категории “бытия”, которая, фактически, вводится Парменидом как пограничный метафизико-трансцендентальный объект “бытие-мышление” (в данном случае неслучайно, наряду с постулированием Парменидом своего первого тезиса, вводящего категорию “бытия”, наличие второго тезиса, устанавливающего тождество введенной категории “бытия” с другой категорией “мышления”). В каком-то смысле, метафизико-трансцендентальные объекты являются гуссерлевскими феноменами, из которых в результате процедур объективации и (или) субъективации могут быть получены субъекты и объекты, т.е. введено субъектно-объектное различение Нового времени. С другой стороны, “пограничный” характер этих объектов позволяет все-таки “работать” с ними (я нарочно избегаю термина “познавать”, поскольку эти процедуры применимы только для работы с “мирскими” объектами). Выше этот способ работы с ними был назван как умопостижение, в результате которого происходит конституирование (конструирование) этих объектов с помощью особых мыслительных процедур.
Создание таких “мыслительных” конструктов обусловлено тем, что человек стремится понять характер функционирования “целостностей”, которые окружают его. Именно этот феномен “удивления” перед наличием таких “целостностей” и есть начало и основной нерв философии. В этом смысле философствование возможно только как деятельность существ, способных к постулированию этих “целостностей”, благодаря “синтетическим актам” (Кант), как существ воспринимающих окружающий мир не сам по себе, а посредством “символической” функции (Кассирер), через призму “превращенных форм” (Маркс, Мамардашвили).
Другой существенной характеристикой метафизических объектов” выступает их всеобще-производящий характер. Речь идет о следующем. Целью конструирования этих “объектов” является попытка понимания некоторого феномена “целостности” (например, мира как целого) в свете вопроса “как (почему) возможен этот феномен?”. Ответ на этот вопрос предполагает выявление “механизма” (способа) существования этого феномена. Поэтому для философа важно не выявление “общего” аспекта, что допустимо на уровне первичного, поверхностного описания этого и других сходных с этим объектов, а “всеобщего” принципа функционирования объектов этого типа. Например, если нам дан ряд плоских многоугольников, то “всеобщим” этого многообразия выступит треугольник, поскольку все другие плоские многоугольники могут быть “заданы” (построены) с помощью треугольника <3>. Тем самым, философские “конструкты” выступают как трансцендентальные условия “видения” других “физических” объектов. Для того чтобы был возможен феномен “видения” дома (в качестве некоторой “целостности”) необходимо постулировать ряд трансцендентальных условий этого феномена, среди которых можно выделить необходимость “бытия” дома (Парменид), оформленность этого “бытия” с помощью “идеи” дома (Платон), фиксацию дома как объекта восприятия некоторым субъектом (Декарт) в пространственно-временных “априорных формах чувственности” (Кант). С другой стороны, ряд таких философских “конструктов” задают горизонт, “способ видения предметов” (Витгенштейн) той или иной эпохи. Например, перечисленные трансцендентальные условия феномена видения дома определяют “способ видения предметов” в рамках классической философемы. В этом смысле эти “конструкты” выступают как всеобще-необходимые “культурные машины”, задающие культурный способ жизнедеятельности человека и составляющие незаметный, но необходимый “фон” его существования. Например, при взгляде на звездное небо современный человек видит не просто отдельные звезды, а созвездия, что, в принципе, невозможно объяснить существу другой культуры (и тем более, существу, не обладающему способностью к синтетическим актам). Более того, развивая этот пример, можно сказать, что именно это сделало возможным появление такой псевдонаучной деятельности как астрология (на мой взгляд, указание на произвольный — “фиктивный” — характер созвездий является сущностным опровержением астрологии, претендующей на научный статус своих предсказаний).
Указанный выше метафизический характер объектов философии обуславливает специфику языка и методов философствования. Язык философии имеет не знаковый, а символический характер. Остановимся на этом чуть подробнее. Уже наука отличается от “обыденного” описания тем, что в ней используются некоторые абстракции, “идеальные элементы”, которым, в общем случае, нельзя сопоставить какие-то определенные предметы “мирской” действительности. Например, в математике, по выражению Д. Гильберта, это “языковые фикции”, и одна из основных проблем обоснования математики — либо исключение этих фикций, либо наложение специальных ограничений с целью блокирования негативных последствий, возникающих при использовании “языковых фикций”. Любой язык работает со знаками, любая теория, помимо этого работает с указанными “языковыми фикциями” (= символами), т.е. такими видами знаков, которым ничего не соответствует в чувственно данной реальности. Например, в физике это понятия “материальная точка”, “абсолютно черное тело” и т.п. Часто их называют абстрактно-идеальными предметами, которые получаются путем абстрагирования (идеализации) от каких-то свойств реальных физических объектов. Но в физике встречаются и более “фиктивные” объекты: например, кварки, которые не только наглядно не представимы, но и до последнего времени выступали только как теоретические конструкты принципиально ненаблюдаемой природы. В этом случае уже идет речь не о конструировании идеальных объектов, а о создании объектов принципиально другой, “неэкспериментальной” природы. Как уже было отмечено чуть выше, отличительной особенностью этих “объектов” является то, что им ничего не соответствует в “физическом” мире вещей (в отличие, например, от обычных терминов “стол”, “стул” и т.п., для которых мы такие “физические” аналоги можем указать). Эти “объекты” не существуют в том же смысле, как существуют конкретные предметы физической реальности, но ведь также не существуют в “физическом” смысле и товарно-денежные или правовые отношения, в реальности которых уже никто не сомневается. Большинство терминов философии, ее категориальный аппарат обладают подобным “нефизическим” статусом давания. Невозможно указать референты (денотаты) философских категорий в “физической” реальности. Это видно как на примере таких философских категорий как “бытие”, “сознание” и т.п., для которых мы можем все-таки указать хоть какие-то физические аналоги (например, для философской категории “бытия” таким аналогом является категория “вещество” или “материя”), так и для более гуманитарных объектов, связанных с особенностями человеческого способа бытия, для которых вообще нет аналогов в природе. Именно тот факт, что философ “работает” с таким особыми “объектами”, выходящим за рамки мира “физики”, и является веской причиной того, что философскому языку необходимо специально учиться. Наша обычная интуиция, часто выручающая нас в повседневной жизни, в данном случае не срабатывает. Более того, иногда наш житейский опыт становится серьезным тормозом для понимания философских размышлений. Особенно трудны для понимания феномены, связанные с особенностями социокультурной жизни человека, для которых вообще нет аналогов в “физическом” мире.
Эту специфику языка философии, термины которого указывают на какое-то особое, “метафизическое” измерение реальности можно было бы выразить восклицанием И. Канта “Простите, но я не о том говорю!” в ответ на непонимание его категорического императива немецким поэтом Ф. Шиллером. Об этом же говорит и другой немецкий философ Г. Гегель: “Относительно всех наук, изящных и прикладных искусств, ремесел распространено убеждение, что для овладения ими необходимо затратить большие усилия на их изучение и на упражнение в них. Относительно же философии, напротив, в настоящее время, видимо, господствует предрассудок, что, — хотя из того, что у каждого есть глаза и руки, не следует, что он сумеет сшить сапоги, если ему дадут кожу и инструменты, — тем не менее каждый непосредственно умеет философствовать и рассуждать о философии, потому что обладает для этого меркой в виде своего природного разума, как будто он не обладает точно такой же меркой для сапога в виде своей ноги” (Г.В.Ф. Гегель Феноменология духа (Система наук. Часть первая) //Его же. Соч. М., 1959. Т.IV. С. 36 - 37).
Несколько огрубляя суть дела, можно сказать, что с этой проблемой человек сталкивается уже при обучению обыденного языка, когда ему приходится принимать во внимание не только прямое “физическое” значение термина, но и его переносной смысл. Представьте себе, что перед вами стоит задача объяснить четырехлетнему ребенку смысл слова “подлизываться”, который воспринимает это слово в его прямом “физическом” смысле, т.е. понимает его как глагол, родственный глаголу “облизываться” и показывает свое “понимание” соответствующим движением языка. Вот примерно в таком же положении — хотя это довольно “грубый” пример — находится философ, когда сам пытается понять и, кроме того, объяснить окружающим смысл, например, такого феномена как “добродетель”. Поэтому неслучайно, для перехода к “философской” постановке вопроса необходимы специальные процедуры переключения, составляющие суть сократовского метода под названием “майевтика”.
“Метафизический” характер категориального философского аппарата предопределяет и специфику философских рассуждений. Постулированный нечувственно данный характер восприятия объектов философствования предполагает особые процедуры работы, которые выше были охарактеризованы как процедуры умопостижения. Главная трудность при этом — отсутствие опоры на чувственную аналогию, которая нередко выручает нас в повседневной жизни. Структура рассуждение о “чистом бытии” (или “совести”) принципиально отличается от рассуждений о “дереве”, “сексе” и других объектах физического мира. Опасность, которая здесь поджидает нас — трудноустранимое воздействие нашего жизненного опыта, влияние “чувственных зацепленностей”, которые могут свести философский анализ на нет. М. Мамардашвили, поясняя мысль об исподволь действующем воздействии нашего чувственного аппарата, приводил в своих лекциях о М. Прусте новозаветную заповедь “когда тебя бьют по левой щеке — подставь правую” как яркий пример торможения (“феноменологической редукции” Гуссерля) стандартной агрессивной реакции человека, навязанной нам чувственно-образным мышлением (если тебя ударили, то необходимо ответить тем же). Более того, возможно, что в области умопостигаемых объектов действует другая, отличная от “земной”, логика. В частности справедливость логического закона “исключенного третьего”, по мнению русского философа и логика Н.А. Васильева, имеет чисто “земное” происхождение и связана с приматом, после Аристотеля, единично существующих вещей <4>. Если же, вслед за Платоном, в качестве первичных рассматривать классы предметов (например, предмет “класс столов”), то этот закон будет неверен, поскольку стол как один из множества предметов класса столов может быть одновременно и белым, и не-белым, например зеленым (конечно, здесь необходимо отдавать себе отчет, что противоположные свойства приписаны разным индивидам “предмета” одного и того же класса). Это изменение “центровки” рассмотрения с единичных конкретных предметов на классы предметов позволило Н. Васильеву сформулировать “воображаемую логику” с законом “исключенного четвертого”, которая по своей логической строгости ни в чем не уступает привычной для нас логике с законом исключенного третьего, но дает возможность рассуждать и о таких “воображаемых” объектах нашего мышления. В рамках этой логики не вызывает удивления парадоксальное совпадение максимума и минимума, выявленного Н. Кузанским <5>.
C другой стороны, для “метафизических” объектов невозможны стандартные процедуры “определения”, поскольку любая такая процедура предполагает какие-то уже известные данные, что в данном случае отсутствует. Единственно приемлемой начальной процедурой определения в этом случае отсутствия каких-либо знаний является более слабая, чем стандартная операция “определение”, процедура соотнесения в рамках некоторой философской системы различных умопостигаемых объектов с помощью метода взаимных ссылок. С помощью этого метода, который может быть назван методом “языковой игры” [5], можно построить систему отождествлений и различений.
ПРИМЕЧАНИЯ:
<1> — в статье [1] мета-структуры Созерцателя и Деятеля были выявлены при анализе феномена сознания. В статье [2] было указано на существенно мета-временной, “мерцающий” характер способа бытия объектов типа “сознания”. Здесь этот подход расширен на любые “целостности”.
<2> — парадигма классической философии может быть сведена к двум основополагающим различениям. Первое из них — различение “внешнее versus внутреннее” (явление и сущность, “мир вещей” и “мир идей”) восходит к метафизике Парменида — Платона и составляет ядро античной парадигмы философствования, а второе — “субъект versus объект” выявлено и четко эксплицировано Декартом в Новое время. В работе [3] выделены три основных парадигмы в истории философии: античная, классическая и современная парадигмы философствования.
<3> — подчеркнем, что в данном примере, восходящем к Аристотелю, реальное, чувственно данное существование “всеобщего конструкта” треугольника выступает как случайное качество, а, в общем случае, такие “конструкты” не обязательно чувственно постижимы.
<4> — по мнению Васильева, психофизиологической основой “земной” логики является специфика чувственного аппарата человека, заключающаяся в способности воспринимать только наличествующие качества, например, красноты, и в неспособности человека непосредственно, с помощью чувственного аппарата, воспринимать отсутствующие качества.
<5> — при этом “переключении” с единичных предметов на “классы” предметов, фактически происходит переход к принципиально другой, “не-вещной” онтологии, введенной в работе [4].
ЛИТЕРАТУРА: