В.А. Ладов

Загадка интенциональности: Брентано и Гуссерль

(статья написана при поддержке РГНФ. Грант № 02-03-00041а)

Intendo – указывать (на), распространяться (в направлении на). Избрав, вслед за средневековыми схоластами, этот латинский глагол для образования базового понятия своего учения, Ф. Брентано в значительной степени определил тезаурус философской мысли ХХ века. Интенциональность – одно из немногих понятий, которое с высокой степенью интенсивности одновременно использовалось в очень разных, порой даже противоположных друг другу, философских школах современности.

Брентано вводит понятие интенциональности для проведения решающего различия между физическими и психическими явлениями [1]. Любая физическая вещь автономна. Это значит, что она способна существовать без какой-либо поддержки извне. Конечно, всякая физическая вещь также не мыслима без тех отношений, в которые она вступает с другими вещами. Тем не менее, анализируя суждение «Книга лежит на столе», мы не сомневаемся в том, что данное отношение является внешним для каждого из объектов, представленных здесь. И книга, и стол без какого-либо ущерба для своего существования могут быть выведены за пределы этого отношения и поставлены в связь с другими объектами. Эти новые связи могут быть манифестированы в суждениях «Книга лежит в портфеле» и «Стол находится в комнате». Такой способ отношений как раз и характеризует специфику натуралистических связей вещей объективного мира.

Совсем иная ситуация предстает перед нами в качестве результатов анализа так называемых интенциональных связей. Здесь, как утверждает Брентано, связываемые вещи находятся во внутреннем отношении, они не мыслимы друг без друга за пределами этой связи. В интенциональное отношение вступают также два элемента. Однако в отличие от натуралистической связи здесь взаимодействуют не две физические вещи, а определенное психическое состояние и тот объект, в отношении к которому оно находится. Этот способ отношения может быть манифестирован в таких суждениях, как «Я вижу дерево за окном» или «Я хочу стакан воды».

То, что психические состояния, представленные пропозициональными установками «я вижу» и «я хочу», оказываются зависимыми от объектов, к которым они устремлены, достаточно очевидно. В суждениях «Я вижу дерево за окном» и «Я вижу книгу на столе» представлены два разных психических состояния. Видение дерева и видение книги различаются между собой. Но вот зависимость объекта от психического состояния, по крайней мере, в приведенных примерах, вполне может быть поставлена нами под сомнение. Стакан воды, содержимое которого я бы хотел выпить, без какого-либо ущерба для своих характеристик вполне мог бы быть поставлен в связь с другой вещью, которая манифестирована, к примеру, в суждении «Стакан воды стоит на столе». Вышеописанное вполне можно представить себе в следующей ситуации. Вы находитесь в кабинете своего начальника, выслушиваете резкую критику в адрес своей работы, волнуетесь. На столе стоит стакан с водой, вам безумно хочется пить. Но прерывать осуждающий вас монолог начальника столь мелочной просьбой вы не решаетесь. Очевидно, что один и тот же объект - стакан воды - представлен в данной ситуации сразу в двух отношениях: как то, на что направлено ваше желание, и как то, что стоит на столе.

Гораздо более сложные для натуралистического истолкования случаи, которые как раз и показывают вполне специфический характер интенционального отношения, возникают с введением виртуальных объектов. Рассмотрим суждение «Англичанин Джон убежден в том, что по улицам российских городов бродят медведи». Здесь такие объекты, как прогуливающиеся по улицам городов медведи,  - виртуальны. На самом деле, в натуралистическом мире, они не существуют. Однако они очевидно присутствуют в интенциональном отношении как объекты, на которые направлено особое психическое переживание Джона – его убеждение. Эти объекты не могут, в отличие от стакана воды, без потери своих характеристик вступать в натуралистические отношения с другими объектами. Суждение «Медведи на улицах российских городов пугают проходящих мимо людей» есть квазисуждение, оно не может быть верифицируемо как истинное или как ложное по причине того, что не существует таких объектов, которые занимают здесь место логического субъекта. Действительными для данного типа объектов оказываются только суждения с пропозициональными установками, раскрывающими их внутреннюю связь с определенными психическими состояниями.

Может показаться, что проблема не стоит и выеденного яйца. Интенциональным объектом оказывается просто определенный психический образ, некая ментальная идея, по типу идеи Локка. Однако если бы Брентано говорил лишь о том, что такой ментальный образ существует только в отношении к психическому состоянию переживающего субъекта, только «в его голове», то, как кажется, он постулировал бы нечто настолько тривиальное, что вряд ли могло привлечь к себе столь пристальное внимание философской общественности, свидетелями которого мы являемся. Главная интрига заключается вот в чем. Интенциональный объект сам не есть что-то психическое. Англичанин Джон убежден не в том, что имеет ментальный образ прогуливающихся медведей в своей голове, а в том, что все это происходит как раз за пределами него самого. Можно вообразить крылатого коня и быть убежденным в существовании этого образа в своей психике, но это совершенно отлично от ситуации убеждения в том, что крылатый конь действительно существует. Д. Деннет отчетливо акцентирует внимание на этом моменте: «Может показаться, что существует простое и прямое решение этих проблем: если Посейдон не существует, то идея Посейдона, конечно же, существует в том сознании, которое имеет данное убеждение, эта идея и является объектом веры. Однако такое решение не верно, ибо одно дело верить в существование идеи Посейдона – мы вполне можем быть убеждены в существовании такого ментального предмета – и совсем другое дело верить в Посейдона» [2. 17]. Только по отношению к такой нементалистской интерпретации интенционального объекта и встает по-настоящему сложный вопрос. Где и как существуют интенциональные объекты, если можно показать, что они не существуют ни в натуралистическом мире, ни в мире психики?  У самого Брентано мы не находим развернутого ответа на этот вопрос. Скорее, ему удалось поставить саму проблему, оставляя ее решение своим ученикам.

Блестящие ученики, предложившие простое и лаконичное решение указанной проблемы, у Брентано нашлись. Собственно, своей известностью в философии ХХ века Брентано обязан прежде всего Э. Гуссерлю. Интенциональность стала одним из центральных понятий гуссерлевской теории сознания (феноменологии). Главная методическая операция феноменологии – редукция была введена как раз для того, чтобы преодолеть сложности в понимании онтологического статуса интенционального объекта. Как можно было бы укрепить это шаткое положение некоего призрачного мира? Лучшая оборона – это нападение: Гуссерль объявил именно интенциональные объекты единственными абсолютными реалиями. Посредством редукции приостанавливалось продуцирование актов, полагающих самостоятельное бытие вещей. Натуралистический мир был «вынесен за скобки» опыта, любой объект предстал как коррелят конститутивных актов сознания, т. е. именно как тот интенциональный объект, о котором и говорил Брентано. Вот как определяет редукцию Д. Фоллесдаль: «Реальный мир редуцируется к миру, представляющему собой коррелят наших ментальных актов, которые его конституируют, его порождают. Все, что является трансцендентным, заключается в скобки вместе с предметами наших актов. Остаток, очищенный от всего трансцендентного Гуссерль называет трансцендентальным. Таким образом, феноменологическая редукция ведет нас от трансцендентного к трансцендентальному»  [3. 423].

Интенциональное отношение устанавливало сущностную взаимозависимость соотносимых элементов: акт зависит от объекта, и, наоборот, объект зависит от того акта, в котором он конституируется. В суждениях «Я вижу дерево за окном» и «Я вижу книгу на столе» представлены различные акты видения (хотя и относящиеся к одной качественной форме интенции – восприятию), зависимые от тех предметов, на которые они направлены. В сложном суждении «Я вижу дерево за окном, колыхание его листвы, и вспоминаю его зимнюю оцепенелость» такой объект как дерево конституируется сразу в двух формально различных актах. Здесь обнаруживается тонкое различие. С одной стороны, Гуссерль принимает тезис Брентано о том, что интенциональный объект самостоятелен и не растворим в переживании. Дерево дано «как оно само» в различных интенциональных актах. С другой стороны, это интендируемое дерево все же отлично от натуралистического объекта. В натуралистическом мире объект способен вступать в различные отношения без потери каких-либо характеристик. В интенциональном мире характеристики дерева будут модифицироваться в зависимости от форм интенции. Воспринимаемое не тождественно воспоминаемому.

Феноменология провозглашает фундаментальный уровень интенциональных отношений. Интенциональное, например, не может быть объяснено в натуралистических терминах когнитивной науки, использующей достижения современной нейрофизиологии. Скорее, наоборот, для того, чтобы появилась возможность говорить о натуралистических отношениях объектов в мире природы, необходимо, чтобы эти объекты сначала оказались элементами интенциональных отношений, как корреляты конститутивных актов сознания. Сам Гуссерль так пишет по этому поводу: «Мы не имеем дело с внешним каузальным отношением, где следствие вполне вразумительно может быть тем, что оно само в себе есть без причины, или где причина порождает то, что могло бы существовать и независимо. Более пристальное рассмотрение показывает, что было бы в принципе абсурдным, здесь или в похожих случаях, принимать интенциональное как каузальное отношение, приписывать ему смысл эмпирического, субстанциально-каузального случая необходимой связи» [4. 571-572]. И еще: «Поскольку Интенциональность наделяет какое-либо единство смыслом прежде всего остального, постольку она не может быть увидена как внешнее отношение к какому-то еще неопределенному объекту. Всякое единство есть 'единство смысла'. Единства смысла предполагают...смыслодающее сознание, которое, со своей стороны, существует абсолютно, а не посредством чего-то еще» [5. 128-129].

Наконец, предельный радикализм феноменологии обнаруживается в последнем, решающем различении. Хотя Брентано и настаивал на автономности психического и невозможности его экспликации через физическое, само психическое он все же понимал как особую сферу объективного мира. Гуссерль же ставил интенциональное отношение не только в основание физического мира, но и в основание психического. Это значит, что адекватная экспликация интенционального недоступна не только нейрофизиологии, но и «естественной» психологии. Любые психические структуры сами выступают интенциональными объектами, коррелятивными конститутивным актам сознания. Прежде установления референта суждения «Я наслаждаюсь тишиной» в качестве объективного психологического факта, необходимо, чтобы это психическое переживание само выступило в качестве элемента более изначального интенционального отношения. Психическое переживание само конституируется в актах сознания: «Нужно отдать себе отчет в том, что любое психическое, в смысле, релевантном психологии, т. е. психическая личность, психические свойства, ментальные процессы или состояния, суть эмпирическое единство и, следовательно, похоже на другие реальности любого вида и уровня, являющиеся единствами интенциональной ‘конституции’» [5. 128]. Так, глубинные интенциональные отношения, по Гуссерлю, не являются даже психическими событиями. Интенциональное трансцендентально.

Примечания

1.                      Brentano F. Psychology from an Empirical Standpoint. London: Routledge and Kegan Paul. 1973.

2.                      D. Dennet (with J. Haugeland) Intentionality //  The Oxford Companion to the Mind, in R. L. Gregory, ed., Oxford University Press 1987.

3.                      Follesdal D. An Introduction to Phenomenology for Analytic Philosophers // Contemporary Philosophy in Scandinavia. Baltimor and London: The Jhons Hopkins Press, 1972.

4.                      Husserl E.         Logical Investigations, 2 vols. New York: Humanities Press, 1970.

5.                      Husserl E. Ideas Pertaining to a Pure Phenomenology and to a Phenomenological Philosophy, first book. The Hague: Martinus Nijhoff, 1983.