М.Ю.Рогачев

1. Если принять за действительно состоявшиеся два события, зафиксированные в нарративах двух критиков культуры - Ф. Ницше и М. Фуко, о том, что, во-первых, "Бог умер!", и, во-вторых, "Человек умер!", то заключительным следствием из двух первых положений будет третье: "Философия умерла!". Та форма философии, которую мы знаем, цитируем, которая составляет наш интеллектуальный багаж, которая навязывает и мистифицирует нас привычными ходами мысли и которая уже ничего не обозначает в современном мире своим техническим словарем, - ни на что не указывает и ничего не выражает. Смерть человека метафизического повлекла за собой гибель метафизической философии. Какое Нечто пришло на смену человеку, что это Нечто, занявшее место человека, может произвести в качестве заменителя философии? Нужен ли этому Нечто эрзац философии, коли сама философия ему не нужна?

2. Пока имеется два кардинальных вопроса. Первый: если событие смерти человека состоялось, то какое Нечто пришло на его место, каково Оно? Второй: если со смертью человека умерла человеческая философия, как ненужное и не адекватное происходящим процессам, то какая продукция идет ей на смену, кто производитель этой продукции? Возникают и другие, например: нужен ли этому Нечто некий эрзац философии? Или: если нужен, то каким техническим словарем или каким языком должна или может она говорить?

3. Попробуем сначала ответить на первый вопрос, поскольку он фундаментален (относительно всех остальных). От того, каковым явится это Нечто, пришедшее на смену Homo divinans (предчувствующий или магический), menzura(как протагоровская мера всего), sapiens (как бы разумный), faber (технический или умелый), ludens (играющий, но заигрывающийся), и прочим homo, сменявшим друг друга и сосуществовавшим одновременно в идейной оппозиции и в иных конфликтах на протяжении веков, зависит то, какое Нечто займет место философии или присвоит себе право именоваться таковой.

4. Какое значение имеет утверждение "Человек умер"? Умерла форма человека, нашедшая свое завершение вместе с завершением эпохи Просвещения, или Нового времени, форма (точка отсчета условна и означена опять же только в силу традиции), зародившаяся еще в античности, форма, зафиксированная всей европейской философией прошедших эпох и с особенной ясностью в проекте модерна или Просвещения. Основная характеристика человека Просвещения - Разум. Разум в этом проекте претендовал на абсолютное господство. Такое господство - неудавшаяся, что стало очевидно уже довольно давно, программа модерна и человека Просвещения как самого себя, конструирующего с помощью Разума и трансцендирующего в будущее. Разум не есть абсолютное; мыслить абсолют - не значит быть абсолютом, скорее, не быть им, поскольку абсолюту незачем мыслить или представлять себя таковым, он подлинно есть Абсолют, а не нечто таковым себя мыслящее. Выдвигая абсолютные притязания, Разум пытался господствовать над всем отличным от него - чувством, телом, природой; но господствовать - не значит жить в мире. Тоталитарное господство разума причинило лишь неустранимую неприязнь и агрессию со стороны всего того, что не разум, изолировало его от всего, что он построил и сотворил. Разум этот погиб, ибо ничто, потерявшее связи, полностью изолированное, развиваться не может.

5. "Система вещей" (технические, интеллектуальные, информационные и прочие искусственные образования, включая все артефакты социального мира) как продукт Разума и его деятельности, не является самим воплощенным разумом, а только его плоским отпечатком, тенью, вырожденным его подобием, созданным для того, чтобы удостоверять его, Разума, тотальное господство над природой посредством знания, и человеком - посредством социума. Разум был инструментом силы, пожелавшей господства, как говорят, из-за незащищенности и страха перед иными, противостоящими силами природы. Посредством Разума построен мир человека. Этот мир есть ничто иное как фикция жизни разума, фикция, обладающая подобием жизни, а именно - развитием. Развитием, неуправляемым и не поддающимся контролю со стороны Разума. Поскольку Разум умер как Разум, или превратился в вырожденную форму - сообразительность.

6. Сообразительность двумерна, она направлена на манипуляцию предметами и ситуациями, обусловлена решением сиюминутных практических задач, связанных с выгодой, в широком смысле слова, с количественными и поверхностными аспектами феноменов, жестко задана образцами поведения вне всякой рефлексии, т.е. без отнесения к выходящему за рамки "данного" контексту. Как процесс, сообразительность никогда не сомневается ни в предпосылках, ни в основаниях своих манипуляций именно потому, что их нет, в том смысле, что они для сообразительности излишний груз, ненужный и поэтому не выявляемый, и следовательно, неизменный, непререкаемый, "данный" в образцах или в спектре "старых, добрых традиций", из которых надо только выбрать наилучшее, правильное, полезное и т.д. Сообразительность, таким образом, безосновна и бесцельна. Сообразительность не интересуется отдаленными следствиями происходящего и не в состоянии проникнуть в суть (иметь дело с сутью - значит иметь дело не с чем-то "за" вещами, а с существенным, родовым и всеобщим, с характерными, атрибутивными свойствами явлений, освобожденных от всего поверхностного и случайного) вещей и положение дел, она не "перспективна" - в отличие от Разума, который в идеале "схватывает все возможные перспективы и измерения, а не только практически уместные". Но разум выродился в сообразительность, а сообразительность есть функция, и ничего кроме функции.

7. Контрольная функция сообразительности при наличествующем положении дел, в большинстве случаев - фикция, прогностические способности разума со всем инструментарием науки - почти фикция, поскольку прогноз часто оказывается "точным до наоборот" по отношению к событию. Ибо реальность "бесконечномерна", во-первых, и, во-вторых, потому, что события в связи с указанными онтологическими смертями выродились в поверхностные эффекты, появляющиеся с пугающей скоростью и неожиданностью, словно черти в сказках или deus ex machina в трагедии, с такой же неожиданностью и стремительностью исчезающие, перемешиваясь и сцепляясь друг с другом в невообразимую конфигурацию, не поддающуюся, пока она присутствует, ни анализу, ни синтезу, ни интуитивному пониманию и даже мало-мальски пригодной интерпретации. Они наваливаются и вываливаются как из рога изобилия, и Разум не в состоянии прогнозировать ни их временное явление, ни параметры, ни значения, ни смысл. Они словно волшебные фишки, с меняющимися на глазах значениями граней, в азартной игре, которая разыгрывается хотя и не без участия воли отдельного агента деятельности и не вне его целей, но к ожидаемому этим агентом результату никогда не приводит.

8. Человек, вернее, тот, кто выпестовался вместо него, мистифицированный стереотипными механизмами мышления, априори ждет от события долженствования, т.е. соответствия априорно проведенному анализу, или хотя бы не противоречия ему. Но поверхностные эффекты, в которые выродились события, возникают, как кажется, хаотически и не соответствуют должному. Ранее разум - разум человека, - имея представления о сущности или принципе трансцендентном всем свершающимся в мире событиям, их определяющим, организующим, вызывающим их и являющимся их первым (последним) смыслом и целью, а также будучи более узконаправленным, умел интерпретировать как упорядоченность случайности (выставлять их в гомологический или в логический ряд ), а все остальное элиминировать как незначимое.

9. Ныне разум и его обладатель расколот на куски, образующие узел, который, в силу привычки, тоже называет себя "человеком", но это заблуждение. Антропоморфизируя мир, человек достаточно долго держал в опрятности свое представление об имеющемся или близко возможном порядке. Порядок же мыслился исключительно как господство над природой, над случайным, но за всякое господство приходится платить, и на этот раз господство оплачено, во-первых, признанием власти как последнего принципа порядка и всех отношений, и во-вторых: освобождение субъекта от всего природного в нем, достигнуто ценой отказа от его свободы и заменой ее или необходимостью, или социальным императивом долженствования и товарного успеха, где товар - сам субъект, и ценность его определяется исключительно критерием меновой стоимости. "Власть оплачена ценой отчуждения от всего того, на что власть человека распространялась".

10. И если субъект ходит на рынке в ряду и наравне с другими товарами, подчиняясь и целиком описываясь экономической теорией, то и с этой точки зрения это уже не человек, а фикция. Дело не в том, что экономическая наука, так же как и другие науки, описывает поведение человека только в своих терминах и с точки зрения своего предмета, опять же как и другие науки, описывающие частные аспекты поведения, строения, наконец, природы человека, а в том, что таково положение дел. Если бы оно было другим, то описывалось бы в другой терминологии и другой теорией.

11. Мир, сконструированный человеком и наделенный некоторым подобием или качествами самого человека, объективированный и отчужденный, развиваясь, уже обладает большей властью и силой, нежели бедный Разум, который сам превратился в фикцию, а вместе с ним и его носитель - человек. Если мир человека есть фикция, обладающая подобием жизни, т.е. развитием, то Человек - фикция, обладающая подобием существования - функционированием. В литературе легко прослеживается ряд изменений в именовании формы жизни Человек: агент деятельности, индивид, ансамбль общественных отношений, субъект, реципиент, биоид и тому подобные термины, которые прямо свидетельствуют об отсутствии или самоуничтожении формы Человек.

12. Диалектика развития этой формы, ее взаимодействия, с одной стороны, с природной средой обитания, с другой - со средой, созданной самим человеком (второй природой), а также взаимодействия "второй природы" с тем, что собственно именуется природой, и обратного влияния на форму Человек и результаты этого взаимодействия, привели к "снятию" феномена Человек, а промежуточно-конечным следствием (т.е. на данный момент) этих сложных взаимодействий, которые здесь указаны лишь в самом общем виде, без какого-либо анализа, стало появление некоего совершенно нового Некто, поименованного Фикцией.

13. Форма Фикция совпадает с формой Человек лишь по видимости, потому что все функции Фикции описываются устарелым техническим словарем наук, литературы, философии и изображаются устарелыми средствами различных искусств как проявления человеческого. Но это не Человек в указанном смысле слова, а только его Фикция. Фикция совершенно не осознает себя таковой и пока она не сообразит, что есть не человек, а иная форма наличия в мире, у нее не будет адекватного словаря для самоописания и описания своего мира (или, вернее, не-мира). Выработка такого словаря - вопрос времени, возможно, даже и термины, и понятия по звучанию и написанию будут по видимости тождественны прежним, точно так же как и Фикция по видимости совпадает с Человеком, однако смысл и значение этого словаря, наполненного неологизмами и даже грамматическими изменениями, будут совершенно иными. Поскольку контекст длительности Фикции совершенно изменился, даже в сравнении с серединой ХХ века, когда еще длился Человек, изменился до полной неузнаваемости - как из-за деятельности Человека, приведшей к его самоуничтожению, так и из-за движения, все ускоряющегося, мира вещей, движения, начальный импульс, которому придал сам Человек. Фикция не тождественна Человеку по своим манифестациям и действиям, именно потому она Человеком sensu stricto не является, она не деятельна, не действует, т.е. не действительна, а функционна.

14. Фикция имеется как агломерат многоразличных функций, противодействующих друг другу в реализации, слабо организованных из-за отсутствия объединяющего центра, к тому же переполненная центробежными силами и потому неустойчивая; ее относительная устойчивость есть результат функциональной связи с миром эффектов и вещей - она таким образом полностью и целиком им определена - гетерономна. Функциональность Фикции есть приспособленность этой формы к иным формам, не приспособленность к некоторой цели, но приспособленность к некоему строю или системе; функциональность есть возможность интегрироваться в некое целое, способность стать элементом подвижной структуры (системы), "возможность комбинаторной исчислимости в рамках всеобщей системы знаков". Фикция - то, что осталось после смерти человека, как он представлен в идеях "гуманистической эпохи" и всем проекте Просвещения.

15. Фикция - не вещь в "системе вещей", а конгломерат разнообразных функций, определяемый коловращением неуправляемых эффектов, или не-событий, поскольку со смертью человека прекратились и события, выродившись в поверхностные эффекты в универсуме самопроизвольно функционирующих вещей. Фикция в свою очередь, посредством своего функционирования, инициирует эти непредсказуемые эффекты и развитие системы вещей. Человек как "способность сбыться" или как некая сущность, "не объективируемое ядро", "подлинное существование" и тому подобные ессенцианалистские понятия отныне только миф. Дело не в том, что они не обозначают некоторую предметно существующую, эмпирически фиксируемую область, а в том, что они потеряли аксиологическую значимость и не могут являться "регулятивными идеями", ни для формы Человек, ни для формы Фикция, в силу того, что фикция определяется, во-первых, гетерономно и, во-вторых, не ценностями, а функциональными задачами.

16. Фикция - это не только экономические, технические, социальные функции и их совокупность, как совокупность ролей, но и все возможные функции этой Фикции в ее стремлении продолжиться. Это совсем не то, что утверждал Спиноза, когда писал, что "всякая вещь, насколько это от нее зависит, стремится пребывать в своем существовании (бытии)", причем "пребывать в своем существовании неопределенное время", поскольку о существовании - тем более бытии - Фикции без натяжки говорить нельзя: Фикция не существует, в экзистенциальном смысле, она функционирует.

17. Человек тоже не обладал Бытием, обладая при этом хотя бы идеей оного и вступая в проблематические отношения с ним, ибо бытием обладать нельзя, по определению, но стремиться к нему присуще было форме Человек. Как писал Н. Аббаньяно, "человеку бытие не дано ни в какой форме и ни в каком виде, даже в форме процесса или становления"¹. Эволюционируя в форму Фикция, Человек в ментальном представлении отождествил свое существование с идеей Бытия (что зафиксировано в философских текстах XIX века, особенно ясно у Ф. Ницше и К. Маркса), признал за собой непосредственное обладание Бытием и тем самым уничтожил определяющее, ценностное значение идеи Бытия. И хотя философия в лице экзистенциализма, по достоинству оценив этот феномен, пыталась вернуть идее Бытия классический ее трансцендентальный смысл, уже стало поздно. Бытие тоже умерло, как идея, придающая последний смысл существованию. Поскольку Фикция не существует, а функционирует, то идея Бытия ей ни к чему, ни в каком виде.

18. Фикция - производная от системы вещей, идеально согласованных самих по себе, системы, идеально функционирующей и эволюционирующей в футуристическом пределе к самодостаточности. Дабы продолжиться, Фикция обязана преобразоваться, в неотторжимую, идеально подходящую ко всем вещам без исключения вещь, деталь системы, функционирующую наравне с остальными элементами этой системы; а для того, чтобы пытаться управлять системой или хотя бы иметь иллюзию такого управления и контроля, Фикции следует функционировать более стремительно, реагировать на изменения до, а не после изменений, или пытаться так реагировать, и(или) научиться подавлять, видоизменять, приспосабливая нежелательные для ее успешного функционирования эффекты, если уж они активизировались в ее универсуме.

19. Фикции следует иметься как ансамбль функций, идеально исполняющий свои обязанности соответствия системе вещей, но в пределе - превзойти эту систему, т.е. Фикция из агломерата функций должна перерасти в иерархизированный ансамбль функций, если она уже наличествует и участвует в развитии и коли одной из ее доминантных функций есть стремление продолжиться как господство над системой вещей и останками природы. Стать превосходящей означает в каждый отдельный момент и вообще властвовать над эффектами и вещами функционально, качественно и, следовательно, прогностически. Перерасти из слабо организованного агломерата функций в строго организованный ансамбль функций значит как раз перестать иметься как "совокупность системных (общественных) отношений", определяемая гетерономно целиком и полностью. Это значит избавиться от интериорезированного сверх-Я, изваять автономную цель. Но у Фикции нет целей, а только преходящие задачи. В состоянии ли этот агломерат многоразличных, порой дуальных, функций превзойти саму себя? И каков метод этого "превосхождения"? Фикции дабы успешно продолжиться и овладеть положением дел, придется наличествовать как мультифункциональной, сверхманевренной и супертрансформационной. Она должна иметься как Блиц-маневр.

20. Блиц-маневр - именование стратегии, не единственного, но основного инструмента управления Фикцией как своими собственными функциями, хаотически перебивающими друг друга, так и неуправляемым миром самопроизвольных эффектов и трансформирующихся вещей. Блиц-маневр есть операциональный инструмент или стратегия адаптации, ассимиляции и превосхождения ставшего неконтролируемым универсума артефактов. Блиц-маневр мыслится как активность, но функционирует он сейчас вполовину своих возможностей, т.е. прежде всего как реактивность, приспособление; его активная функция, превосхождение и ассимиляция порожденного формой Человек бушующего океана вещей и эффектов под свои задачи задействована в нулевой степени. Во-первых, потому что Фикция не воспринимает себя как Фикцию, во-вторых, чтобы воспринять себя как таковую, Фикции еще нужно выработать новый словарь для самоописания, или, если угодно, для самоидентификации, а также для описания нового положения дел. В-третьих, поскольку совершенно неизвестно, в силу двух первых положений, как может быть такая активность, остается ненайденным, что, собственно, должно утверждаться как жизнь.

21. Ф. Ницше, который детально рассмотрел диалектику отрицания (реакции) и утверждения (активности) применительно к формам нигилистического человека, оптимистически утверждал рождение из ничто нигилизма, путем отрицания оного, Сверхчеловека как решительного утвердителя жизни, сразу после "человека, который хочет гибели", отрицая и его волю к ничто (саморазрушение как последняя стадия нигилизма) и ничто воли "последнего человека", предполагал у "сверхчеловека" исключительное наличие утверждения или активности, но из ничто, отрицая отрицание, не получишь утверждения - это только диалектическая казуистика. Нужна длительная пауза, лакуна наличествования Фикции. Смерть, полная смерть формы Человек есть условие возможности такой паузы в виде функционирования Фикции, уютно чувствующей себя в техногенном коловращении. Нарастающая полифункциональность, трансформируемость отношений мира вещей, множащаяся без всякой иной цели, кроме как собственная продолжаемость, объективно, но не специально враждебная Фикции, все более утверждающаяся в собственном совершенствовании, может быть преодолена одним путем: человек, только умерев как форма Человек и наличествуя как функциональная Фикция, образовавшись, с помощью Блиц-маневра, как функциональное единство, став передаточным звеном, шестеренкой в системе вещей, имеет шанс продолжиться и превзойти эту систему эффектов.

22. Эффекты поверхностны и непредсказуемы, но чтобы пытаться манипулировать ими и лавировать среди них, достаточно знать поверхностные свойства вещей и эффектов. У Фикции нет мышления в строгом смысле, у нее нет разума, но имеется высокая степень (при условии широкого и эффективного образования) того, что, опять же за отсутствием адекватного термина, можно назвать сообразительностью. Фикция как ординарная вещь среди вещей, эффект среди эффектов и среди множества других функционирующих Фикций, манипулирующая и претерпевающая манипуляторские воздействия, присутствует как предмет и, что самое удивительное, полностью согласна репрезентировать как предмет такое наличествование для себя и других. Если человек и был "мыслящим животным", то Фикция не мыслит, и она не животное - она потребление, предмет потребления, манипуляция и предмет манипуляции, использование и предмет пользования. Фикция потребляет не вещи и потребляема не как вещь; она потребление знаков. Или вернее, вещи потребляются как знаки, означающие статус, положение, возможности Фикции и ее функционирования, сама Фикция потребляется взаимодействующими Фикциями точно так же, как знак.

23. Если форма Человек умерла, то должна умереть его философия. И она умерла: смерть метафизического человека повлекла за собой гибель метафизической философии. Если со смертью человека умерла его философия, предполагавшая, что она высказывается не конечным словарем автора этой философии или принятым словарем эпохи, а с санкции силы, отличной от него (Бог, Истина, Благо, Идея и т.д.), находящейся за пределами досягаемости, в сокрытости, пребывающей вечной, неизменной, всесильной и т.п., дающей некие абсолютные обоснования всему проекту, то в каких текстах или картинках проявится то, что идет на смену философии? Что может претендовать на ту культурную роль, на которую попеременно претендовали религия (и ее саморефлексивная форма - теология), философия, литература, наука и разные смешанные из этих четырех составляющих жанры описания и самоописания?

24. Ричард Рорти пишет, что на место философии в качестве мировоззренческой доминанты восходит "литературная критика", а фигурой, создающей такие тексты или переописания (или пере-пере-описания), является "сильный поэт". Он пишет, что "литературная критика" распространилась на теологию, философию, социальную теорию, реформистские политические программы и революционные манифесты", т.е. этот термин - литературная критика - распространяется на всякую книгу, которая претендует на персональный конечный словарь, частично заменяющий старый словарь, частично помещенный в контекст этого словаря и претендующий не на поиск Истины или Блага, а на переописание старого.

25. По Рорти, то, что идет на смену философии в качестве культурного лидера, это некие метафорические тексты, переописывающие старые словари своим персональным словарем, вводящим новые обороты, идиомы, выражения, метафоры. Автор таких текстов не ищет оснований в не-человеческой реальности. Но философия модерна или Просвещения имела как раз одной из своих характеристик требование нового, возрастания знания, прогресса и т.д. Именно в своем требовании нового и нового, она отменила самою себя - ибо то, что было новым сегодня, завтра уже старо в соответствии с императивом этой неомании. Рорти поддерживает прежний императив, заменяя публичный тотализирующий дискурс на множество приватных словарей, которые вступают в свободную конкуренцию в порождении новых переописаний. Но это продолжение старого парадокса - порождая новое, такие дискурсы только множат старое, которое, множась, становится все сильнее в своем влиянии. В этом смысле новое - только Фикция нового, только продолжение и стагнация прежнего новыми инструментами. Поэтому "литературная критика" Р. Рорти - Фикция культурного лидера и философии. Подобно тому как на смену человеку нового времени, в качестве переходной формы приходит Фикция как функция от социума, вместо философии эпохи Нового времени или Модерна приходят Фантасмагории - тексты, не претендующие на описание сакрального, на поиск истины или увеличения знания, не претендующие ни на объективность, ни на субъективность, не претендующие даже на то, что называется талантом, стилем и уж тем более гениальностью. Короче, не претендующие ни на что из того, что было (и остается) важным в словаре человека уходящей эпохи.

26. Остались Фантасмагорические тексты, с точки зрения метафизики и здравого смысла являющиеся иррациональными, безвкусными, корявыми, пустыми, декадентскими, вырождающимися и пошлыми. Они таковыми и являются в большинстве своем, так же как и их производители, но только с точки зрения так называемой "высокой культуры". Такие тексты, если они радикально порывают с традицией словоупотребления и словообразования, ничего не говорят нам - они остаются бессмысленным знаковым рядом. Они очень напоминают тот приватный язык, о котором Витгенштейн говорил, что он невозможен.

27. Эти Фантасмагории формально могут быть причислены к совершенно различным жанрам, а не только к "литературной критике"; это могут быть поэмы (а то и вирши или анонимные граффити), эссе, романы, исторические и иные исследования, они могут быть и в форме строгой философской или историософской теории, могут быть любовной, детективной или ужасной сказкой, могут быть даже видеофильмом или компьютерной игрой - диапазон фантасмагорий широк и все ширится.

28. Что за фигура производит Фантасмагории? По Рорти, "подлинную критику культуры или литературную критику" осуществляет тот, кого он называет "сильный поэт". Фантасмагории не "литературная критика" или "критика культуры" Ричарда Рорти, ибо они ничего и никого не критикуют, не отталкиваются от предшественников и их словарей, явно или неявно они пытаются делать нечто на "пустом" месте, зная при этом, что любая попытка такого рода обречена на провал. Поскольку любая гипотеза с претензией "начать все с нуля" или сызнова - есть фикция.

29. Производители Фантасмагорий подозревают, что сами они некое пустое место - в том смысле, что и они так же тривиальны, банальны и пошлы в своих неопределенных желаниях и убеждениях, что они Фикция автономности и человека как счастливого обладателя некой универсальной сущности или некой спасительной Истины или Знания. Они такая же неопределенная эмпирическая реальность, как и те, кому адресуется их продукция; если они и отличаются от вульгарной Фикции, то только тем, что относятся к своим гипотезам и наличествованию в мире весьма иронично, как к пустому месту, еще одному или следующему в пестром или монотонном хороводе эффекту, пытающемуся повысить степень определенности, но порождающему очередной моток неопределенностей. Их наличествование, возможно, и развивается по каким-то законам, но законам еще не постулированным, не изобретенным. И они постоянно заняты тем, чтобы изобрести законы, имеющие тенденцию к универсальности, зная опять же, что "общие законы развития" выводятся в ту или иную эпоху в соответствии с ценностями, определяющими эту эпоху. Они аномальны, используют культуру, историю, социум, науку только как источник для иллюстрации собственных гипотез, а не авторитет, который следует преодолеть. И они не диалектичны, даже в смысле определения диалектики Рорти как разыгрывание одних конечных словарей против других конечных словарей. Это эмпирическая реальность, вырабатывающая гипотезы о себе самой и бросающая их в мир в виде "отчужденной" печатной или иной продукции именно тогда, когда эти гипотезы для них самих устаревают, или перестают их устраивать и служить удобным инструментом их тяги к чему-то мало определенному, например желанию "большого и чистого".

30. Из стандартной продукции масскультуры и масс-медиа, под которую Фантасмагории - наследники, завершители и уничтожители философии - вынуждены мимикрировать, они выделяются по следующим признакам:
а) ярко выраженный, интересный, множественный, метафорический, своеобычный конечный словарь, которым описывается и, следовательно, изменяется мир автора и читателя, поскольку границы такого словаря - это границы такого мира; б) полная безосновность рассуждений, кроме "так мне больше нравится", или "так мне интересно", или "я так хочу", намеренный отказ от апелляций как к авторитетам предшественникам, так и к любой внечеловеческой реальности, с которой такие тексты только иронически играют, но не принимают как собственное обоснование и императив деятельности; в) стремление к автономности и ироничности прежде всего по отношению к самим себе (в этом смысле их ироничность и автономность - автореферентна), а потом уже к оспариваемым или описываемым положениям, словарям или другим книгам или литературным, научным, философским героям (героем философского рассуждения может быть сам творец философской системы, или предмет рассмотрения, например Мировой Дух).

31. Фантасмагорические тексты - такая же переходная форма, как и Фикция, пришедшая на смену человеку метафизическому или идеологическому. Смысл их наличия в том, чтобы продолжиться и пройти, уничтожив миф о человеке как о высшем существе, венце творения. Это еще один эксперимент неизвестно кем поставленный с неизвестным результатом. Одна из функций этих текстов - сохранение в переописанном виде исторического наследия для более благоприятных и стабильных форм антропоса.

1. Аббаньяно Н. Введение в экзистенциализм. СПб, 1998.

2. Барабашев Г. Философия: ее предмет, методы, язык: Тезисы межвузовской конференции. М., 1997.

3. Бодрияйр Ж. Система вещей. М., 1995.

4. Делез Ж. Логика смысла. СПб, 1997.

5. Делез Ж. Ницше. СПб, 1998.

6. Спиноза Б. Этика Ч. 3, теоремы 5, 6. СПб, 1993.

7. Меннегети. Система и личность. М., 1996.

8. Рорти Р. Случайность, ирония, солидарность. М., 1996.

9. Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. М.; СПб, 1997.

10. Фромм Э. Человек для себя. Минск, 1997.