Согласно Канту, достоинство философии определяется "мировым понятием" о ней, как о науке о последних целях человеческого разума. В контексте вышеприведенного, именно знание конечных целей нашего разума самим человеческим разумом определяет "абсолютную ценность" философии. Следовательно, именно философия как наука, обладающая абсолютной внутренней ценностью, может выступить своеобразным "цензом" других видов знания. Последнее, в свою очередь, будет диктовать, а в системной философии так или иначе диктовало, трехмерную организацию философии как "цензурующей" науки: знания, их систематическое единство, целесообразность данного единства по отношению к конечным целям. Указанная организация структуры философии будет порождать и свою, сугубо внутреннюю проблематику, которую в общих чертах можно определить как несоответствие знаний, взятых систематически, конечным целям.
Следует заметить, что цели, в зависимости от уровня развитости разума, его культуры, могут выступать как "высшие" и "конечные" и только в узкообъективном смысле. В этом случае речь пойдет о целях, формирующих философию обыденного сознания, и соответственно обыденную логику действий. Внутренняя ценность указанных целей и философии, их выражающей, можно охарактеризовать как ценность единично-субъективную, которая может приобретать черты ценности "абсолютной" лишь для конкретного, его исповедующего сознания.
Другой разновидностью субъективных целей могут предстать высшие субъектные цели. Соответственно здесь мы будем говорить о конечных и высших целях личности и индивидуальности, задающих проблемное поле этики и эстетики. Высшие субъектные цели в принципе следует мыслить как цели сопрягающиеся с конечными целями мировой философии, поскольку последняя, согласно воззрениям Канта, является также наукой практической, наукой о принципах применения разума, или "высшей максиме" применения последнего.
Поиск систематического единства для обновляющихся знаний и поиск сообразности высшим целям можно рассматривать как динамические составляющие философии. Знание конечных целей - как ее внутреннюю константу. Отсюда незнание высших целей есть ситуация, лишающая мировую философию ее "абсолютного" основания и мирового достоинства. Кроме того, в данной ситуации ломается и организация внутренней структуры философии как ценностей и систематизирующей дисциплины.
Что же означает отсутствие стремления разума к знанию своих конечных целей?
Знание человеческим разумом высших и конечных целей, согласно Канту, есть его свобода. Следовательно, отсутствие стремления нашего разума к знанию своих конечных целей есть не что иное, как смерть свободы разума, и как следствие, смерть философии как таковой.
Но Кант говорит не только о свободе разума, но и его свободном применении. Свободное применение разума - применение его не как аналога инстинкта в сфере природной определенности, но применение его в области свободы как автономного принципа. Следовательно, свободное применение разума есть и определение последним воли к "действию" для созидания "предмета" конечной цели. Таким образом, знание конечных целей следует понимать не только как свободное определение, но и всегда также и как определение воли к их созиданию. И тем самым, мы должны говорить как о высшей качественной определенности мышления, так и о высшей "качественной" определенности воли.
Итак, знание конечных целей оказывается в принципе полаганием в сверхчувственном. Соответственно философия, определяющая указанные цели, необходимо должна мыслиться как метафизика. Но метафизика, в ее определении Кантом в отношении нашего разума, есть уровень высочайшей культуры организации последнего. Следовательно, именно метафизика будет соответствовать статусу высочайшей качественной определенности мышления. Кроме того, поскольку в рамках вышеприведенных положений мы мыслим одновременно и волевую направленность, то сама метафизика предстает как "дисциплина" также и практическая. Более того, на основе исходных данных, метафизика как исключительно теоретическая дисциплина вообще невозможна.
Если в плане рефлексивном субъектом определения конечных целей выступает "Я" философа, то в плане метафизического рассмотрения данным субъектом, по идее, должна выступать личность как лицо умопостигаемое и субъект практической свободы. Отсюда сам факт стремления разума к знанию высших целей есть проявление волевой направленности, а определение указанных целей, их видение - умопостигаемое действие.
Далее, если мы принимаем, что знание конечных целей всегда есть также умопостигаемое действие, то метафизическое рассуждение будет рассуждением не о "метафизических" константах или "реалиях", но о "становящемся" сверхчувственном. Или, метафизический дискурс есть размышление, которому предпосылается некое видение того, что не дано, ясность созерцания "неземного" возрастает с ходом размышления. Соответственно убывание степени ясности прозреваемого будет говорить о том, что ход рассуждения деструктивен. Таким образом, конечные цели человеческого разума можно мыслить и как вечно определяемое, но неопределенное сверхчувственное, имеющее своей "абсолютной" реальностью и сферой свободы лишь созидающий разум.
Из вышеприведенного можно заключить, что наиболее глубокие противоречия, и, как следствие, наиболее глубокие внутренние проблемы метафизика встретит не со стороны знаний о феноменальном или физическом мире, а со стороны "знаний" о мире сверхчувственном, если, конечно, мы не допускаем, что таковые могут иметь место.
Представления, претендующие быть охарактеризованными как знания о сверхчувственном, мировая философия встречает в лице религиозного опыта и эзотерических практик. И те, и другие представления дают сведения о конкретике сверхчувственного, так или иначе определенного. Но конкретика сверхчувственного, взятая в плане философского рассмотрения, есть область имманентной метафизики, при всей "непостижимости", а на языке философии - ложной трансцендентности своего содержания. В данной ситуации метафизика конечных целей должна не только осмыслить "данности" сверхчувственного, но и увязать определенную организацию "миров иных" с возможностью высших целей разума. Однако и религиозная философия, и эзотерические воззрения затрагивают ту же полемику со своей стороны, и, так или иначе, также претендуют на знание конечных целей. Следовательно, обе из указанных "дисциплин" будут оспаривать у философии притязания последней как на мировое достоинство, так и соответственно на ее "абсолютную" внутреннюю ценность.
Возможен ли вообще переход от области "имманентной" метафизики к области метафизики трансцендентной?
В принципе указанные области есть сферы не только совершенно различного применения разума, но и сферы разных способов рассуждения. В метафизике "конечных целей" разум "осваивает" трансцендентное ему сверхчувственное по идее и форме идеи. Единственной зоной сверхчувственного выступают здесь конечные цели, хотя и они, как вечно становящиеся, обладают запасом неопределенности, а тем самым - трансцендентности по отношению к своему источнику и также к сверхчувственному в целом, ибо в отношении мыслимых метафизических констант "реализм" конечных целей всегда есть нечто, чего вместе нет.
В области имманентной метафизики освоение разумом сверхчувственного происходит не по "идее", а с принятия метафизических реалий, отсюда размышление начинается с конкретики и о конкретике, в которой конечные цели разума или человеческой жизни предстают как фрагмент, обусловленный тем или иным "устройством" сверхчувственного, т.е. определяемые со стороны объекта, которым может выступать метафизический закон или божья воля, или нечто подобное, а не субъекта. Следовательно, определение Конечных целей имманентной метафизикой не может рассматриваться как умопостигаемое действие, кроме того, здесь не может быть и речи о свободном, в полном объеме данного понятия по отношению к разуму, применении разума. Отсюда в области имманентной метафизики применение разума есть его инструментализация и ограничение свободного применения. И, как следствие, умаление философского и личностного "Я". В метафизике последних целей разум является самосозидающим субъектом, где "Я" философа и личность будут центральными действующими лицами, "формирующими" из самих себя метафизическую "действительность". Таким образом, абсолютная внутренняя ценность мировой философии, через ее определение конечных целей, и ценности имманентной метафизики в принципе не сопряжимы, хотя и могут касаться одного и того же "предмета".
Однако означает ли несопряжимость ценностей невозможность связи, хотя бы в аналогах, между реализмом имманентной метафизики и метафизикой трансцендентного?
Если мы приняли, что метафизический реализм принципиально есть область имманентной метафизики, то, следовательно, только "зона", не являющаяся "пустым множеством"для метафизического опыта и вместе не являющаяся метафизической реалией, может выступить практическим аналогом метафизического трансцендентализма метафизики трансцендентного. Религиозно-философским аналогом, или зоной метафизического трансцендентализма, в определенном смысле выступает Божественное Ничто. Таким образом, если понятие Божественного Ничто включить в понятие Божественной Полноты и понимать как возможность бесконечности потенций, то получим, что метафизика "конечных целей" уводит или переходит в сферу непроявленного Абсолюта. И соответственно только в Ничто Абсолюта конечные цели могут быть метафизически действительными, то есть могут найти свой практический метафизический ареал.
Как пример радикальности метафизического трансцендентного "ареала" эзотерической практики может служить Бездна "Последней Доктрины" Ю. Мамлеева. По выражению автора, "Последняя доктрина - это "учение" о том, что лежит по ту сторону, Бога, Абсолюта, о том, что трансцендентно по отношению к Богу, к Реальности и к высшему Я"1. Бездна - "власть" сверхчувственного, лежащая "вне" Абсолюта. Но человеческий разум и человеческое "Я" есть реальность Абсолюта и соответственно "пронизаны (!) Принципами бытия Абсолюта.
Что же может означать "выхождение" нашего разума из "пространства" Абсолюта, включая Божественное Ничто, и погружение его в Транс-Тьму? Как трансформируются конечные цели разума в условиях "потусторонности" разума самому себе?
Выхождение разума по ту сторону Абсолюта, при условии сохранения самого разума, означает трансцендентность разума, который вместе уже есть то, чего нет, по отношению к миру Абсолюта, его полную и практическую трансцендентную свободу от всех метафизических "законов" и реалий Абсолюта, кроме "реальности" самого себя себе потустороннего. Следовательно, именно в данной ситуации конечные цели разума могут "противостоять" метафизическим реалиям. С другой стороны, именно погруженность в Бездну ставит разум в условия "вечной лишенности" предмета указанных целей. Отсюда "конкретика" конечных целей в "пространстве" потустороннего Абсолюту сверхчувственного раскроется как "абсолютный" метафизический "простор", сохраняющий себя, и "вечно" себя лишенного разума.
Итак, сфера Транс-Бездны, одно из раскрытий которой - "принцип" анти-Реальности, сливается с идеей Вечной Трансценденции. И "абсолютный" практический метафизический простор Транс-Тьмы выступает как "действительный" аналог "теоретического" метафизического трансцендентализма метафизики трансцендентного. Следовательно, метафизика "конечных целей", в своем радикальном варианте требующая абсолюта метафизической свободы, будет иметь своим практическим эзотерическим аналогом зону, трансцендентную по отношению к метафизическим реалиям, зону "несуществующего", пост-Абсолютного сверхчувственного. Или, вечный горизонт метафизики совпадает с вечным горизонтом "отсветов" "Бесконечной Ночи". Кроме того, и "Я" философа, и Личность, как действующие лица метафизики "конечных целей", сохраняя в себе принципы "бытийности" Абсолюта, приобретают характер, позволяющий "определить" конечные цели и "вне" связей сверхчувственного образующего "законы" бытия.
Итак, "метафизика "конечных целей", если мы мыслим ее не иначе, чем так, что итоги рассуждения есть также умопостигаемое действие, в принципе несопоставима ни с одним другим видом философского рассуждения и соответственно достоинство метафизики, понимаемой как метафизика трансцендентного, не может быть оспорено ни со стороны иных форм философии, ни со стороны "имманентной метафизики".