1. Есть ли множество отступление /отпадение/, от единого и безграничность - окончательное отпадение, в виду того, что оно - бесчисленное множество, и, потому безграничность /есть ли нечто/ дурное, и мы - дурны ли, поскольку являемся множеством?

2. /Да/, именно, - всякое /явление становится/ множественным, когда, бессильное оставаться в себе, разливается и растягивается в своем рассеянии: совершенно лишаясь при этом в /своем/ растекании, единого, /единства/, оно становится /таким/ множеством, в то время как, /ибо/, одна часть /уже/ не единиться с другой частью.

3. Если же что-нибудь в своем растекании всегда останется пребывающим /самим собой/, то оно становится величиной.

4. А что ужасного в величине? а/ /Это ужасное/ было бы здесь, если бы /эта вещь/ его ощущала; именно, она ощущала бы себя как ушедшую от самой себя и /как/ распространяющуюся во вне. b/ /ОДнако/, ведь всякая вещь ищет не чего-нибудь иного, но себя саму: поход же вовне /всегда/ или тщетен, /и тогда его, собственно говоря, нет/, или он необходим, /и тогда он безвреден/. с/ Скорее же, всякая вещь существует не потому, что она стала многой или большой, но потому, что остается при себе /принадлежит себе/, а быть при самом себе значит быть согласным с самим собой. d/ Исход же, /стремление к тому, чтобы стать большим в той или иной мере, есть принадлежность уже того, что не знает истинной природы большого, и что направляется не туда, куда следует /на себя самого/, но вне: а /стремиться/ к себе значит быть внутри себя /в своем отечестве, дома/. е/ Доказательством этого является /все/, что возникло при помощи /осмысления себя как/ величины; если /вещь/ отделяется /от самой себя так/, что /начинает/ существовать каждая из ее частей, то получаются /именно/ эти отдельные /части/, а не она сама /какой она была/ вначале, /т.е. когда она была не величиной или воплощенны эйдосом, но - эйдосом просто/: если же она будет /именно/ самой собой, то необходимо, чтобы нее /ее/ части имели отношение к единому, /что она собой представляет/. f/ Таким образом, самой собой она существует не потому, что она большая, а потому, что она так или иначе /нечто/ одно /единое/.

5. Тем не менее становится /вещь вещью/ благодаря величине: и при том постольку /она становится/, поскольку в этой величине теряет из самой себя: поскольку же содержит в себе единство, она продолжает содержать саму себя.

6. Но ведь Все, /вселенная/, именно велико и прекрасно. а/ И это только потому, что оно не могло устремиться в бесконечное рассеяние, но охвачено единым. b/ и прекрасно оно не потому, что велико, но благодаря прекрасному и нуждаться-то стало в прекрасном потому, что стало великим, ибо и без него, /прекрасного/, оно оказалось бы настолько безобразнее, насколько больше объемом. с/ И таким образом, "большое/ - /только/ материя для "прекрасного", ибо /оно будучи просто/ множественным, нуждается в красоте, так что /само по себе/ большое и более нестройно и более безобразно.

I. Отрицательное учение о числе

а

2. /Число не может быть беспредельным и бесформенным множеством/.

Что же сказать о т.н. беспредельном числе? Но, прежде всего, как /возможно/ число, если оно беспредельно? - 1. /Бесконечного числа нет в чувственном мире, потому что/, в самом деле, а/ ни бесконечных чувственных вещей не существует /так что нет и соответствующего им числа/; b/ ни счисляющий не счисляет беспредельность, но даже если удваивает он /вещи/ или /вообще/ умножает, он /все равно/ полагает для них предел и даже если относит /их/ у будущему или к прошедшему, или также туда и сюда, он /все равно и в этом случае так или иначе/ полагает для них предел /ограничивает/. Но может быть, число беспредельно не просто, но так, что /его беспредельное число раз/, всегда можно применять? это невозможно, так как числовое созидание /применение числа/, зависит не от считающего, но оно определено уже /само по себе/ и предстоит /в законченном и оформленном виде, будучи установлено свойствами самого числа/.

2. /Нет бесконечного числа и в умном мире, а/ ибо/ как имеет /четкий/ предел сущее, так же количеством сущего определено в умном /мире/ и число. b/ Мы же в каком смысле делаем множественным одного человека, многократно применяя /к нему те или другие свойства, в красоту и прочее, так же и с образом, /эйдосом/ каждой /вещи мы соответственно/ устанавливаем одновременно в образ, /эйдос/ числа; и как мы можем увеличивать некий город /не субстанциально/, /но оставляя его той же единичностью, что и раньше/, таким же образом производим и увеличение чисел. с/. И /нам кажется при этом, что/ мы исчисляя, положим промежутки времени, /правильно поступаем/, перенося на эти времена числа, благодаря которым мы эти времена получаем, а /на самом деле/ числа пребывают в нас /совершенно самостоятельно вне всякого увеличения и вообще изменения/.

3. /Однако и самая беспредельность немыслима сама по себе как сущая и мыслимая лишь в связи с эйдосом/.

1. Но как, следует спросить, субстанциально есть беспредельное в качестве сущего беспредельного? Ведь все, что есть некая субстанция и /вообще/ есть, уже /тем самым/ охвачено числом. - а/ Но прежде всего, /спросим/: если множество действительно пребывает в сущем, как множество может быть дурным? b/. /мы знаем уже, что множество не может быть дурным/, раз оно объединяется, и так как, будучи единичной множественностью, /тем самым/ уже испытывает препятствие быть множественностью во всех отношениях. И, вследствие этого, оно, поскольку содержит множество, менее /значительно/, чем единое и в отношении единого - хуже; и, не имея его природы /единого/, но находясь в отрыве /от нее/, оно уменьшается /в значимости/. Тем не менее, благодаря своему единству, оно получает от него определенную ценность, /значение/, обращает множественность к единству и /таковым/ пребывает и /дальше/. - /Так существует определенное множество. Но тогда наш вопрос повторяется/.

2. Как же /все-таки/ существует беспредельность, /беспредельное множество/? а/ именно если /она/ в сущем, то /этим/ она уже ограничена /определена/; а если она не ограничена, то, значит, ее нет в сущем, но она, пожалуй, - в становящемся, равно как и о времени /можно сказать то же/. b/ Но даже если она определена, то именно в силу этого /оно/ беспредельно, ибо определяется /только/ беспредельное, а не предельное. Да и нет ничего, как известно, другого, /кроме становления/, между пределом /как определяющим/, и беспредельным, что принимало бы природу, /значимость/, определения, /границы/.

3. Отсюда - вывод, что беспредельное само бежит идею /цельного лика/ предела и схватывается лишь внешним охватом. а/ /Но это не значит, что/ оно бежит из одного места в другое /пространственно/, ибо оно /вообще/ никакого места не занимает, и, наоборот, - место образуется там, где оно схватывается. b/ И вследствие этого нельзя утверждать относительно него никакого т.н. пространственного движения, и никакого другого движения в нем из тех, которые имеются в виду в разговоре, так что надо предположить, что оно, надо полагать и не движется. с/ Но /тогда/ оно также и не покоится, ибо где же оно покоится, если самое "где" возникает только впоследствии?

4. Похоже, скажут, что движение свойственно беспредельному в том смысле, что оно не пребывает /постоянно неподвижным/. а/ /Но если так, то/ так ли оно существует, что возвышается в одном и том же /месте/, или /так, что носится туда и сюда, /вверх и вниз/? b/ Ни то, /конечно/, и ни другое, ибо там и здесь, оно относится к /определенному/ тождественному месту, в одном случае - как в вышине /и/ не склоняющееся, в другом случае как склоняющееся. - Но в таком случае за что же ее считать /беспредельность в умном мире/?

5. /Беспредельное существует тогда/, когда мы мысленно определяем /ограничиваем/ /эйдос/. Что же мы, собственно, тут будем мыслить. а/ Мы мыслим одновременно противоположное и непротивоположное, как например, большое и малое, ибо /беспредельное/ становится и тем и другим, /и мыслим одновременно/ и покоющееся и движущееся, так как /оно/ становится и этим. b/ Однако, ясно, что ни то ни другое, до того, как /беспредельное/ становится /тем и другим одновременно ни в какой мере/ не определено, а если определено, то это мы сделали сами, /независимо от всей системы взаимоопределения эйдоса и меона/. Стало быть то и другое /мыслится/, надо полагать, именно тогда /или беспредельное только тогда становится совмещающим противоречия/, когда /природа беспредельного/ и /сама/ беспредельна и все то, /что получается в результате взаимоопределения эйдоса и беспредельности, тоже обстоит/ беспредельно и неопределенно. /Это видно также и из следующего/. Именно, подойти к беспредельному без накладывания определенных границ, как бы без набрасывания сетки, ты увидишь, что оно ускользает /как бы сквозь пальцы/ и не найдешь его чем-нибудь одним /определенным/, ибо иначе - оно уже было бы определенным, /а не беспредельным/. Подойдя же к чему-нибудь как к единому, мы обнаруживаем его как многое, а назвавши его многим, мы в свою очередь, опять ошибемся, ибо раз нет каждой отдельной единичности, то нет и ничего многого. /Следовательно, оно должно быть одновременно и единым и многим/. с/ /Ясно, что/ самая природа ее /беспредельности/, с точки зрения отличия от /наших/ представлений, есть движение, а с точки зрения того, куда направились наши представления - покой. Или: то обстоятельство, что ее /беспредельность/ нельзя увидеть через нее саму, /конституирует собой/ движение и отправление от ума, и то, что она не может исчезнуть, сдерживается отвне /некиим/ кругом и не может выступить /за пределы себя самой, т.е. различаться и рассеяться/, есть покой. таким образом, ни в коем случае нельзя сказать, что беспредельности свойственно только движение. /d/. Беспредельности свойственно, значит, одинаково и движение и покой; и потому мыслится она может не сама по себе, но лишь в связи с эйдосом, который только один и может, входя во взаимоопределение с беспредельностью одновременно и двигаться и покоиться/.

4. /Беспредельное число немыслимо/. Необходимо рассмотреть, каково положение чисел в умном /мире/.

1. Существуют ли они а) в результате присоединения к другим видам, /эйдосам/, или в качестве их постоянных спутников, например, когда мы поскольку сущее /уже само по себе/ таково, что оно есть первое уже /тем самым/ помыслили единицу, и затем - уже "три", так как на него /из сущего, появляется/ движение и покой, и /вообще/ отдельный /новый эдос/ при каждом /новом числе/; другими /словами, числа тут оказались количествами других вещей, других - в отношении к ним самим/.

b) Или не так, по каждому /эйдосу/ имманентно была присуща одна единица, т.е. первому сущему - единица, последующему же, если есть /последовательный/ ряд - двойка /и вообще/ такое число, каково множество каждого /эйдоса/, как-то десятка, если /дано/ десять /последовательных вещей/; c) или же, /наконец, и/ не так, но число мыслится само по себе и в таком случае /возникает эйдос/: до или после других /эйдосов оно/ так мыслится? /Значит, или число - исчесляемое количество вещей, или оно - созерцается цельно с исчисляемой вещью, или оно - созерцается само по себе, как и всякий эйдос/.

2. /Платон уже пытался разрешить эти вопросы. А именно/ а/ Платон, сказавши, что люди пришли к понятию числа благодаря /наблюдению за/ сменой дня и ночи, поставил мышление /чисел и связь/ с инаковостью вещей и тес самым b/ должен был утверждать, что исчисляемые предметы создают число, прежде /всего/, именно через /свою/ инаковость, так что с/ число составляется при переходе души, идущей от одного предмета /т.е. в моменты психического процесса счислений/, d/ т.е. проходя их /ряд вещей/, и отличая в самой себе одну вещь от другой, в предположении, что она, по крайней мере пока мыслит одно и то же, а не другое что-нибудь, следующее за ним, /так и/ называет его "одним".

3. Однако, /тот же Платон/, говоря, что в истинном числе заключена сущность и в сущности - число, должны опять-таки в свою очередь утверждать, а/ что есть некая ипостась /чистая существуемость/, числа самого в себе, b/ и что оно существует не /только/ в счисляющей душе, но с/ впервые понятие числа возбуждается в ней благодаря /объективному/ различии чувственных вещей /самих по себе/.

5. /Итак, если число - не просто субъективно-психический процесс, определяемый эмпирическим воздействием чувственных вещей, то что же оно такое само по себе? Прежде всего, число само по себе не есть только спутник и нечто как бы только присозерцаемое при сущности/. Итак, какова природа его? Спутник ли оно /эйдосов/ и как бы /нечто/ присозерцаемое в каждой сущности?

1. Если мы положим, что "человек" и "один человек" или "сущее" и "одно нечто сущее" - одно и то же, и /также точно/ - относительно всякого умного предмета и каждого числа /то возникает ряд недоразумений/ а/. Как тогда возможно было бы двойку и как все /другое/ /измерять единицей/ и как: /возможно было бы/ такое число свести к единому? Ведь при этих условиях получится /лишь/ множество единиц, и - в то же время ничто не будет в соответствии с единым кроме простой /первоначальной/ единицы. b/ если только не скажут, что двойка и есть сама вещь, скорее нечто созерцаемое в вещи, состоящей из двух в совокупности взятых потенций, /смысловых возможностей/, как бы соединенное в одно, или, если /не будет иметь в виду числа/, о которых говорили пифагорейцы, по каковым, как известно, числа есть результат пропорциональности /вещам/, как например, справедливость есть четверица и другие вещи - другое число, с/ Но ведь подобным способом скорее /можно достигнуть только того, что/ некое множество, образующее одну /определенную/ вещь, соединится вместе с числом, которое соответственно /с этой вещью/ есть /то же нечто/ единое, как например десятка d/ А ведь мы не то называем десяткой /о чем можно сказать, только то, что оно есть одно/, но /мы изучаем сейчас десятку/, соединяя в одно именно десять раздельных /моментов, и именно их называя десяткой/.

2. Но не признать ли, что десять лет мы называем десяткой тогда, когда из многого возникает одно, подобно тому, как и там /в умном мире существуют/ такие же /раздельные цельности, соединяемые в одно/? а/. но если так, то, раз созерцается в вещах число, должна ли уже существовать ипостась, /умно-смысловая сущность/, числа? b/ скажут: тогда ничто не мешает существовать в вещах и ипостаси делизны, на том сновании, что белизна созерцается в вещах; а равно существовала бы и ипостась движения наличного в сфере сущего, раз /само/ движение созерцается в сфере сущего. с/ /Разумеется, и это все имеет свои ипостаси. Но тут существенная разница/. Число /устанавливается/ не так, как движение. Но в виду того, что движение есть нечто, то так же и единичность, говорим, в нем созерцается, /и потому единичность первее движения, белизны и прочего/. Затем, /во-вторых/ ипостась, подобная /ипостаси движения, белизны и прочего/ отрывает число от пребывания в качестве сущности и делает его скорей акциденцией, и даже, вообще, /говоря/, не вполне и акциденцией, ибо акциденция тоже должна быть чем-нибудь /самим по себе/ до акцидентирования /собой/ вещей; и даже в случае нераздельности /с вещью/ в ней се равно есть некая самостоятельная природа, так например, белизна: и служить в виде предиката другой /вещи/ - она может только тогда, /когда в ней/ уже будет то, что должно быть предикатом.

3. итак, если к числу относиться, как к умному числу и созерцать его ипостась, то, выходит, число есть нечто предшествующее каждой отельной определенности. а/ Поэтому, если каждой /вещи можно приписать предикат единства, b/ и /стало быть/ "человек" и "один человек" - не одно и то же, но "человек" и "одно" - разное, и "одно" - общее и в каждой прочей вещи, то с/ "одно" /"единое", по смыслу/, надо полагать, раньше "человека" и каждой другой вещи, чтобы и "человек" и каждая другая вещь могли оказаться отдельной вещью, /причастной/ категории единого. d/ И, конечно, /единое/ - раньше движения, если только само движение - едино и раньше сущего, чтобы и это последнее могло оказаться /причастным/ категории единого /под единым же я понимаю не то единое, которое, как известно, мы называем трансцендентным сущему, но то, которое предицируется о каждом виде /эйдосе/. е/. И десятка, разумеется, /по смыслу своему/ - раньше того, о чем десятка предицируется, и в /этом случае/ она будет самодесяткой, /десяткой в себе/, в виду этого самодесяткой будет очевидно, не та десятка, которая видится в /чувственной/ вещи. f/ Стало быть, самодесятка имманентна сфере сущего и по происхождению и по реальности. Но если она имманентна сущему как /его/ акциденция /а не как сущее же/, как например, здоровье - человеку, то и /в этом случае/ ему необходимо быть /предварительно/ самим по себе, и если единое /трактуется как/ элемент сложного, необходимо сначала самому единому существовать в качестве единого, чтобы быть /потом/ и с другим /элементом/. А затем, смешавшись с /этим/ другим /элементом/, который через него стал единым, он уже только по ложной /видимости/ может создавать единство, /на самом же деле/ создает из него два /предмета/. так же обстоит дело и с десяткой. Какую, в самом деле, нужду имеет в десятке то, что окажется десяткой в результате столь великой потенции, /превращающей его в чисто-умную десятку/? /Десятка-в-себе есть эдос в отношении /к десяти вещам; это умный смысл, обрамляющий внесмысленную материю/. Но если /умная десятка/ эйдетически осмысляет их /реальные десять вещей/ как материю, и десять /реальных вещей/ могут быть десятью и десяткой, - именно в силу присутствия /умно/ десятки, то необходимо, чтобы самой по себе десятка была не иначе, как десяткой просто /существующей до всякого воплощения и материи и до осмысления ею чувственных вещей/.

6. Но если само "единое" и сама десятка /единое-в-себе и десятка-в-себе/ /существует по смыслу своему/ без вещей, и затем умные вещи, по исключении из них содержательно-качественного момента остаются то как единицы, то /как/ двойки и тройки и т.д., то какова же и как конструирована собственная природа этих умных чисел? Необходимо, конечно, признать, что происхождение их создается силами, /или в сфере/ смысла.

1. Но, прежде /всего/, однако, нужно согласиться относительно общей сущности /чисел, как и вообще/ видов /эйдосов/, что существует она не в результате принадлежности тому, кто владея мыслью, помыслил каждый из этих эйдосов и чисел, и затем /только/ самым мышлением доставил себе их /умную/ ипостась. Не потому, в самом деле, появилась справедливость, что /человечески субъект/ помыслил, что такое справедливость; и не потому дано движение, что /некто/ помыслил, что есть движение. а/ Тогда эта мысль могла бы быть одновременно и позже самой помысленной вещи, как например, мышление справедливости позже ее самой, и мышление, в свою очередь, опять - раньше /вещи/, возникшей из мышления /же/, если она /вообще впервые/ дается через мыслительное овладение; b/ /во-вторых/, если справедливость и подобное мышление /справедливости/ - одно и то же, то, прежде всего, нелепо /думать/, что справедливость /сама по себе/ не есть что-нибудь, кроме как только /одно/ ее, примерно сказать, определение, ибо что значило бы тогда иметь мысль о справедливости, или движении, или владеть их индивидуальной сущностью? Это было бы тождественно с овладением смысла несуществующей вещи, что невозможно /так как сущее и не-сущее выражаются в мысли вполне определенным и при том совершенно различным способом/. с/ /В-третьих/, если кто-нибудь скажет, что узрение тождественно с /узренной/ вещью в сфере вне-материальной, /т.е. в умных предметах/, то тут надо мыслить сказанное не в том смысле, что узрение есть сама вещь, и не то, что понятие, созерцающее вещь, есть сама вещь. Но, наоборот, вещь, будучи сама вне-материальной, есть и предмет мысли и мышление, хотя, конечно, и не то, которое представляет собой /субъективное/ понятие вещи и ее схватывание. Но - вещь, сущая в умном мире, является не чем иным, как умом и зрением. И не узрение здесь, в самом деле, обращается на самого себя /замыкаясь в круге субъективных понятий/, но сама вещь не может оставить тая /в умном мире/ узрение, отличающимся /от вещи/ /каково узрение вещи, находящейся в материи/, т.е. /она сама создает/ истинное узрение, /или/ другими словами, - не /чувственный/ образ вещи, но саму вещь, /так что узрение есть сама вещь, но не потому, что вещи нет как самостоятельного начала, а потому, что узрение есть только жизнь вещи в окружающей ее среде и следовательно, лишь известная ее модификация/.

2. /Итак, мыслящий предмет появился не в результате субъективного мышления, но в результате самостоятельного бытия предмета/. - Стало быть, не мышление /осмысление/, движения создало самодвижение /движение само-в-себе/, но самодвижение создает мышление, так что оно /самодвижение создает себя и как движение и как мышление /самого себя. а/ /Ведь движение там есть и в то же время и мышление его, /т.е. бытие в качестве соответствующего осмысления/ а это последнее есть движение, поскольку оно - первое, /первее всего/, так как нет другого /мышления/ раньше его, и совершенней всего, так как оно не акциденция чего-нибудь другого, но энергия движущегося предмета, сущего энергийно; и, значит, оно, в свою очередь и сущность, а промышление - отлично от сущего. b/ /Равным образом/ и справедливость не есть с\мышление справедливости, но некая диспозиция, /состояние/ ума, или скорее, такая энергия, лик, который воистину прекрасен, и ни вечерняя звезда, ни утренняя, ни любая чувственная вещь не прекрасны так, как они. Она - как бы некое смысловое изваяние, предстоящее словно выхождения из /глубин/ самого себя и проявления в самом себе, или; скорее, она - /просто/ само-в-себе-сущее.

7. /Но если число вообще принадлежит к умному миру, то они и во всем прочем разделяют свойства этого мира. так к числам относится и свойство умного мира быть единым во всем и всем во едином/.

1. Вообще все вещи необходимо действительно, мыслить в одной природе: и /необходимо мыслить/ одну природу, имеющую в себе все и /все/ как бы охватывающую, не так, как в чувственном мире, - одно вне другого /солнце, например, в одном месте, другая вещь - в другом/, но все вместе в едином: такова ведь природа ума.

2. Точно так же подражает /уму/ и душа и т.н. природа, сообразно и благодаря которой рождается всякая вещь, в то время как при всеобщем разнообразии, она - целокупно пребывает сама в себе. С другой же стороны, при целокупном объединении всего, каждая вещь в то же время существует и отдельно от других вещей.

3. Ум видит находящееся в уме и в сущности /предметы/ не взирая на них /как на нечто чуждое себе/, но /просто/ содержа их /в себе/ и не разъединяя их порознь, ибо они вечно пребывают в нем уже разделенными. а/ В отношении к тем людям, которым это кажется /слишком/ удивительным, мы считаем это достоверным по вещам, участвующим /в уме/ b/ Величину же его и красоту /ума мы считаем достоверной/ по любви к нему души или по любви других людей к душе /именно/ благодаря такой природе /души/ иметь то, чему они следуют в силу подражания.

4. Кроме того, в особенности, было бы, конечно, абсурдным, если бы существовало некое прекрасное живое существо, а живое существо-в-себе, удивительное и невыразимое по своей красоте, не существовало бы.

5. Значит, всесовершенное живое существо состоит из всех живых существ, или лучше, обнимает в себе все живые существа и пребывает настолько единым, сколь /велики и разнообразны/ все вещи, как и это /чувственное/. Все едино и /есть/ все видимое, обнимая все в видимом.

8. /Однако, положение числа в умном мире вполне своеобразное/.

1. Так как, значит, и живое существует исперва /в умном мире/ и потому существует живое-в-себе и ум, и истинная сущность, и так как /живое-в-себе/ содержит, по-нашему, /в себе/ и все живые существа, и целокупное число и само справедливое, прекрасное и пр. т.п. /при чем иначе существует /там/ человек-в-себе, иначе само число /в-себе/ и иначе само /в-себе/ справедливое/, то необходимо исследовать, как же /именно/ существует каждое /из этих начал/, в что именно /существует/, - насколько можно что-нибудь относительно этого изыскать.

2. Прежде всего небходимо, конечно, отбросить всякое ощущение и - ум созерцать и обсуждать при помощи ума же, так как а/ и в нас жизнь и ум существуют не в виде материальной массы, но и в виде непротяженной /смысловой/ потенции, при этом истинная сущность совлекает с себя /все/ это, /материальное/, и, будучи /смысловой/ потенцией, основанной на самой себе, не есть некая бессильная вещь, но нечто важнейшее и разумнейшее из всего; и нет ничего более живого, разумного и сущностного, чем она; и соприкасающиеся с этим миром обладает этими /свойствами/ согласно смыслу касания - более близкое - ближе и более далекое - меньше с/ Стало быть, если только нужно стремиться к бытию, то в большей степени надо стремиться к высочайше-сущему и больше всего к уму, если только /вообще надо стремиться/ к мышлению. И также к жизни.

3. Итак, если сначала брать сущее как первое, затем - ум и далее жизнь /она ведь как известно, все уже охватывает/, а ум есть второе /как энергия сущности/, то а/ число можно сказать не существует ни с соотношении с жизнью, ибо "один" и "два" уже существовали до нее, в/ ни в соответствии с умом, ибо еще до него сущность была и едина и множественна. Стало быть, число существует в уме так, что оно раньше полного эйдоса: число - только контур умного эйдоса.

9. Поэтому остается только рассмотреть, породила ли сущность число собственным разделением или же /само/ число раздробило сущность и также /более детально, пять ли основных категорий - /сущность, движение, покой, тождество и различие - сами породили число, или число - их? - Начало нашего рассмотрения /будет/ таково.

1. а/ Число или может существовать само в себе /и, значит, созерцаться само по себе, самостоятельно/ или необходимо, чтобы два также созерцалось на двух вещах, равно как и три /на трех/. Так же и единое /одно/ находящееся в числах. в/ В самом деле, если /число/ может быть и само в себе, без счисляемых предметов, то оно может быть и до сущих предметов. с/ Но/может ли оно быть/ также и до сущего /как такового/ или же надо это оставить и - /признать, что сущее/ - до числа, и согласиться, что число происходит из сущего. Но /нет, число раньше сущего/. d/ В самом деле: если единое есть сущее единое и два есть два сущих предмета, то единое уже будет предшествовать в смысловом отношении сущему, равное, как и число вообще предшествует сущим и счисляемым вещам. е/ Стало быть число раньше сущего.

2. Тут числа - по субъективному ли примышлению и концентрированию или также и по своему ипостасийному бытию? Будем рассуждать так: а/ Пусть в самом деле кто-нибудь счисляет, путь мыслит сущего человека /как некую единицу/ и одно что-нибудь прекрасное /также как единицу/. Ясно, что впоследствии он мыслит единое /одно/ там и здесь одинаково. Точно также, счисляя в мысли, лошадь и собаку, мы тут очевидно мыслим после этого чистое и самостоятельное "два". b/ Но пусть мы создаем в мысли, с одной стороны человека, а с другой, создаем лошадь и собаку, или проецируем их вовне, в то время как они уже находятся в нас самих и при этом и создаем и проецируем не по случайному стечению обстоятельств. Мы тогда скажем: нужно идти к одному и затем переходить к другому и тем создавать два и создавать также и еще иное в отношении нас /т.е. мы видим сначала единичность на человеке, потом двоичность на совокупности лошади и собаки, и затем видим на совокупности этой единичности человека с двоичностью лошади и собаки еще новую единичность, противостоящую нам, счисляющим/. Однако, нельзя сказать, что тут исчислено сущее в моменты своего возникновения; но наоборот, когда оно должно было возникнуть, уже было ясно, сколько именно должно возникнуть /т.е. отвлеченное число возникает не из процесса счисления вещей, но самое счисление предполагает, что числа уже существуют/.

3. Итак, ясно, что общее число было до самих сущих вещей Но что это значит? а/ Если оно - до сущих вещей, то оно есть сущие вещи и, значит, оно было в сущем как в таковом. b/ А если оно было в сущем, как таковом, то оно не было числом этого сущего. Ибо сущее уже есть одно сущее /т.е. сущее уже предполагает единство/. с/ Но, стало быть, смысловая потенция, сила числа ипостасийно-самостоятельно раздробила сущее и как бы заставила его родить само множество. d/ Потому сущность его /множества/ или энергия его должна стать числом и само живое и ум есть также число. Не есть ли сущее - число в своей объединенности , сущие же вещи - число в своем распределении /раскрытии/, ум - само в себе движущееся число, а жизнь - вокруг охватывающее число? Раз и сущее возникло из единого /ибо оно стало этим единым/, - необходимо поэтому ему быть числом, а отсюда и видам /эйдосам/- называться /теми или иными/ единичностями и числами.

4. Вот каково сущностное число. От него отличается сокращенное проявление его, т.п. монадическое число /т.е. число, которое созерцается на какой-нибудь вещи и вместе с нею и состоит из отдельных единиц, монад, появляющихся в результате счета. а/ Сущностное /число/ присозерцается при видах /эйдосах/, и имманентно порождает в первоначальном же и собственном смысле оно одновременно и в сущем, и с сущим, и до сущего. b/ Сущие вещи имеют в нем свое основание, исток, корень и принцип.

с/ Поэтому, для сущего - единое есть начало /принцип/, и в нем оно само - сущее, ибо в противном случае сущее рассыпалось бы/, d/ но единое не при сущем, ибо в противном случае сущее уже было бы единым до встречи с единым: и то, что встречается с десяткой, уже было бы десяткой до достижения десятки/.

10. Число таким образом, в основе своей, есть предображение и как бы место пребывания для сущего.

1. Итак, сущее, обстоящее во множестве, есть число тогда, когда оно с одной стороны проявилось в качестве многого, а с другой стороны, когда оно послужило как бы установкой для сущих вещей и как бы предображением их, когда оно есть как бы единичности /т.е. совокупность единичностей/, содержащее в себе место для всего того, что на них должно быть основано. Это ясно на таком примере. Говорят и теперь: "Мне хочется иметь такое-то количество золота или домов". Хотя золото здесь едино, одно, т.е. есть некое число, желается однако, не число сделать золотом, а золото числом, и при том большим: и лицо, уже обладающее числом, пытается перенести его на золото, так, чтобы золото получило качество, т.е. в виде акциденции, стать именно столь великим.

2. Если бы сущие вещи произошли раньше числа, число же только присозерцалось при них в результате известных движений природы /т.е. наше субъективно-психическо деятельности/, счисляющей соответственно количеству счисляемых вещей, то а/ счисление происходило бы тогда лишь в силу случайностей, а не в в силу повелительной предустановки счисляемого. b/ Если же счисление происходит не в пустую, то число должно предсуществовать в качестве основы для определяемого количества, т.е. возникающие вещи приняли участие в количестве уже при наличии числа /как такового/; и каждая вещь приняла участие в едином, сущем до него, чтобы стать именно единым, или одним. Сущей такая вещь является благодаря сущему как таковому, ибо и само сущее является сущим благодаря самому себе; единой же она является благодаря самому единому. И, если единое есть в этих вещах сразу многое, как едина, например, тройка и единое в этом смысле все сущее, то и каждая вещь едина не как единство в соответствии с единицей /с монадой/, т.е. в соответствии с абсолютно нераздельной единичностью, но как едина мириада или какое-нибудь другое число. с/ Далее, если кто-нибудь считая десять тысяч раз скажет, что уже нашлось десять тысяч вещей, то это он говорит не потому, что вещи сами от себя обнаруживают себя в качестве счисляемых при помощи числа 10000, подобно тому, как они показывают свои окрашенные поверхности, но потому, что это говорит сам счисляющий разум. Именно, если разум этого не говорит, то счисляющий и не узнал бы, как велико неисчисленное количество. В самом деле, как он мог бы это сказать? Сказать это можно, только при умении считать, т.е при знании чисел: а знать числа можно только при наличии самих чисел. Не знать е /игнорировать/ ту природу вещи с точки зрения количества ее в смысле множественности - абсурдно, скорее же прямо невозможно.

3. Значит, если кто-нибудь говорит о хороших вещах, то этим самым или говорит он о хороших вещах сам от себя /самих по себе/, или предицирует хорошее в качестве их акциденции; и, если кто говорит о вещах в первом смысле, он говорит о первой ипостаси, /т.е. о первой умной реальности/, если же - об акцидентально хорошем, то необходимо, чтобы была самая природа, /т.е. умная природа/, хорошего для акцидентирования и прочих вещей, или чтобы была причина, заставляющая быть акциденцией, и в другой вещи, т.е. благо само по себе или благо как самостоятельное самопорождение в собственной природе. а/ Так же точно говорящий в отношении сущих вещей о числе, например о 10 согласно вышесказанному будет говорить или о самой ипостасионной десятке, т.е. о десятке как эйдосе умного мира, или если он говорит о том, чему десятка свойственна в виде акциденции, он будет принужден утвердить десятку как именно десятку, сущую самой по себе. Стало быть, если кто говорит о сущих вещах как о десятке /т.е. насчитывает десять вещей/, то или необходимо, чтобы эти вещи были именно десяткой /т.е. числом 10/ или необходимо, чтобы до этих десяти вещей была другая десятка - в качестве чего иного, как именно этой самой по себе десятки. b/ Да и вообще следует в виду всего этого сказать, что все, что предицируется о чем-нибудь другом, или пришло сюда от другого /сюда - значит в чувственный мир/ или в случае, когда мы имеем в виду чисто умные эйдосы/, есть энергия этого /предицированного предмета/. И если иметь в виду это последнее, т.е. не те условия, когда энергия, т.е. предицируемое, то налична, то не налична, но те, когда она постоянно с тем, чего она, энергия, то необходимо признать, что, если последнее - сущность, то и эта энергия - сущность, и - не менее сущность, чем сама сущность. Если же не признавать энергию за сущность, то во всяком случае надо признать, что она принадлежит сущему и есть сущее. И если та вещь и может мыслиться без своей энергии, то, во-первых, от этого энергия ничуть не менее существует с своей вещью, а, во-вторых, энергия в таком случае конструируется у нас позже путем примышления. Но если вещь не в состоянии мыслиться путем примышления без нее, как, например, не мыслим человек без бытия в качестве некоей единичности, то энергия существует не позже энергийно осмысляемой вещи, но одновременно с ней или раньше ее, чтобы вещь могла существовать, именно через нее, и чтобы она могла осмыслять вещи. отсюда мы и заключаем, что единое и число - раньше того, что им причастно.

11. Нельзя, однако думать, что только единое имеет ипостасийную природу. Ее имеет также и всякое другое число.

1. Пусть кто-нибудь скажет, что десятка есть не что иное, как столько-то единиц. Спросим: если он признает существование единицы, почему он будет признавать существование только одной единицы, а не будет признавать еще и кроме того десять единиц? а/ В самом деле, как одна единица имеет ипостасийное бытие, так имеют его и другие единицы, ибо как ясно. b/ нельзя соединить одну единицу как таковую, т.е. как именно одну с чем-либо одним из сущего: с/ иначе ведь каждое из прочих сущих единичностей уже не могло бы быть единичностью. А если каждое из прочего - по необходимости - единичность, то, значит d/ единичность как таковая обща для всех сущих. е/ Это и есть одна предицируемая о множестве /сущих вещей/ природа, о которой мы и сказали, что на должна наличествовать сама по себе, прежде созерцания ее на множестве вещей.

Если же единица созерцается в этой вещи и в свою очередь в другой, на других вещах, то - а/ если она наличествует в этих других вещах, - тогда не только одна единица, т.е. первая единица в ряду чисел будет иметь ипостасийное бытие и, таким образом, будет целое множество единиц, т.е. будут существовать и все другие числа в качестве особо сформированных единиц: b/ если же предположить, что существует только одна первая единица, то она будет связана имманентно или по преимуществу с сущим или попросту с по преимуществу единым. Но если единица будет связана с по преимуществу сущим, то другие единицы будут существовать под тем же названием /т.е. будет только сущее и сущее/ и их нельзя будет поместить в последовательный ряд с первой единицей; в противном случае число вообще будет состоять из неравных единиц, если мы станем принимать во внимание разницу в сущем и отождествлять ее с числовой разницей и будут существовать разницы между этими единицами в силу одного того, что они -единицы. Тогда двойка, тройка и т.д. суть только два, три и т.д. - без объединения двух в одну единичность двойки и трех в одну единичность тройки: числа будут все диспарантны, несравнимы и разница будет состоять не в количественном эйдосе, а в самой эйдетичности числа как таковой. Если же единица будет связана с по преимуществу единым, то зачем по преимуществу единое будет нуждаться в такой монаде, чтобы быть единым, если оно уже есть единое во всех смыслах? Так, как это, стало быть, невозможно, /невозможно, чтобы все числа были абсолютно диспаратны друг с другом, и чтобы абсолютное единое нуждалось в одной определенной единице/, то необходимо, чтобы единое было не чем иным сущим, как единым обнаженным, уединенным по своей собственной сущности /от всякого общения с прочим/, - до того, как отдельная вещь будет названа или помыслена единой. И тогда-то выясняется необходимость признать, что эта единичность присутствует в любом множестве, и что существует, стало быть ипостасийное бытие и прочих чисел.

3. А именно, если единое будет и там, /в умном мире/, без вещи, навязывающейся как единая, то почему не утвердится там ипостасийно и другое единое, т.е. всякое другое число. а/ Ведь в отдельности каждое единство или число представляет собой некое множество единиц, которые и суть множественное единство. b/ Если же предположить, что природа /перво-единство/ как бы последовательно рождает, - больше того, породило - /уже все бытие/, не оставшись при абсолютной единичности того, что она порождала, но как бы творя непрерывно возникающее единство, то она должна бы породить с одной стороны меньшие числа, описывая их эдейтические контуры и пребывая неподвижной в этой эйдетической эманации, и во-вторых, ипостасийно утвердить большие числа - своим продвижением в дальнейшем направлении, не на основе других вещей, но в своих собственных эйдетических движениях. с/ Таким образом природа первоединого приспособила, следовательно каждому числу определенные множества вещей, зная о каждом сущем, что если оно не подчиниться определенному числу, то оно или вообще не будет существовать или из него произойдет нечто иное, лишенное числа и разума.

4. Отсюда, стало быть вся проблема числа как эйдоса разрешается на том, что а/ есть сверх-сущее перво-единство, не содержащееся ни в какой определенности и осмысленности, и b/ есть эйдетическое движение этого первоединства, порождающее отдельные осмысленности и оформления, так что с/ число как эйдос есть и сверх-сущая единичность, всегда равная себе и невыразимая, и - определенное множество таких единичностей, ставших поэтому уже выразимыми и счисляемыми. d/ Такое эйдетическое число существует до вещей и не нуждается в них, хотя две вещи не существуют без чисел и нуждаются в осмыслении с их стороны.

12. Разбор возражений против ипостасийности единого числа.

1. Могут, впрочем сказать, что единое и монада /единица/ не имеют ипостасийного бытия, потому что нет никакого единого кроме индивидуально данного, представляющего собой определенную аффекцию души в отношении каждого сущего. а/ Но тогда ничто не мешает, во-первых, и сущее считать всякий раз, когда заходит о том речь, аффекцией души /на деле значит/, ничем. Если полагают бытие сущего на том основании, что оно раздражает и действует, вызказывает в отношении сущего образное представление в душе, то и в отношении единого мы видим душу и раздражающейся и получающей представление. И таким образом и сущее и единое с точки зрения аффицирования души есть одно и то же b/ Но если это так, то, во-первых, следует затем задать вопрос: что же сами-то аффекция и мысль души есть ли нечто единое или множество? Но всякий раз, когда мы говорим, что это не есть единое - единство это, или, вернее мысль о нем, мы получаем не из самой вещи, потому что тут как раз говорим, что в вещах и, стало быть, в ней нет этого единства, что оно - всецело результат аффекции. Но это и значит, что мы уже обладаем единством, и что в душе оно налично без индивидуально данного единства. Об отдельном индивидуальном предмете говорит только аффекция: но если мы станем сравнивать аффекции между собой, то увидим, что и каждая из них едина, и все они объяты одним единством, которое тем самым уже выше индивидуальной данной единичной аффекции, не говоря уже об аффицирующей вещи.

2. Скажут, однако: мы обладаем единством при помощи овладения неким мышлением и неким отображением внешних вещей, подобно тому, как вообще мы обладаем мыслительным представлением вещи на основании ее восприятия. а/ Однако, те, которые полагают эйдос чисел и единого в качестве одного из так называемых у этих философов "представлений в мысли", должны утвердить и соответствующие ипостасийные аналоги, если, конечно, вообще что-нибудь из них существует в ипостасийном бытии, о чем будет с ними разговор в свое время. Ибо не может быть только субъективно-психического акта - без осмысляющего умного эйдоса. b/ Но как раз этого они и не могут сделать, если они утверждают, что понятие числа и единого таково, что аффекция или мысль впервые появляется в нас как результат аффицирования нас со стороны вещей, на подобие понятия "этого", или непосредственной данности или "нечто", индивидуальной данности, и также "толпы", "праздника", "войска", вообще "множества" и прочих совокупностей. Они утверждают, что как множество вещей есть ничто, если отделить самые вещи, называемые в данном случае многими, и как ничто есть праздник, если отделить из этого понятия собранных определенным образом и ликующих перед священными действиями людей - так ничто есть и единое, если мы называем его единым, мыслим его, как только некое неопределенное единое, удаленное от прикосновения со всем прочим. В качестве иллюстрации не-ипостасийности они приводят много и других подобных понятий, каковы, например, понятия "направо", "сверху" и противоположные им. Они спрашивают: что же можно найти ипостасийного в "правом", или в том, что одна вещь здесь, другая там стоит или сидит? И также относительно понятия "наверху" дело обстоит, конечно, не иначе: одно есть скорее соответствующее положение и находится в определенном месте вселенной, что мы и называем "верхом", другое по той же причине называем "низом".

3. На все эти аргументы нужно, прежде всего, возразить, очевидно то, что некая ипостасийность находится также и в каждом из высказанных понятий, несмотря на их чувственную случайность и вещную очевидность: только она не одинакова везде, ни в сравнении одного из них с другим, ни в сравнении всех их с единым. Однако, следует войти в анализ каждого из очерченных аргументов в отдельности.

13. Продолжение разбора аргументов против ипостасийности единого и числа.

1. а/Учение том, то мышление об едином произошло благодаря воздействию субстрата на человека, в то время как субстратом является также все тот же человек, пребывающий в сфере только ощущаемого, или любое другое живое существо, или даже неодушевленный камень, - учение это, надо полагать, неразумно, потому что появившееся в качестве субстрата постоянно есть одно, а единое - совсем другое и нетождественное с этим, так что тут не может быть никакого отождествления. b/ К тому же и разум в таком случае не мог бы предицировать единое относительно вне человеческой сферы, т.е. относительно того, что не аффицирует человеческую чувственность.

2. Далее /во-вторых/, как в отношении к правой стороне и подробным моментам разум человеческий говорит "здесь", не в пустую приводясь к некоей аффекции, но на самом деле, видя отличное от прежнего положение вещи, так и об едином он говорит здесь на основании некоего фактического видения вещей и, значит, а/ говорит об едином не как о пустой аффекции и не без основания и, кроме того, b/ не потому, что тут налично только это и не другое, так как в этом самом выражении "и не другое" он только говорит о другом как об едином: с/ затем не надо забывать, что все "иное" и "другое" по смыслу своему есть позднейшее, чем "одно", так как, не опираясь на единое, разум не может говорить ни об ином, ни о прочем: и как только он высказывает вообще что-нибудь только одно определенное, он говорит уже об этом "только одном", как об едином, и, значит, просто единое, по смыслу раньше "только одного", или единственного. d/ Затем, и сам говорящий, т.е. предицирующий субъект, един, прежде чем он предицирует единое о другом: и то, о чем он предицирует, - едино, прежде чем субъект скажет или помыслит о нем что-нибудь единое: предицируемое или едино или больше одного и множественно: и, если множественно, необходимо, чтобы ему предшествовало единство, необходимо, чтобы ему предшествовало единство: и потому, когда разум предицирует множество, он предицирует только больше одного момента, и, когда говорит о войске, мыслит многих и соединенных опять-таки в одно вооруженных людей: и если разум /ранее наличное/ множество не допускает больше быть множеством, то ясно и здесь как-то обнаруживает он единое, или создавая единое, уже не имеющее в себе никакого множества, или сводя в единое природу многого путем четкого узрения единства из сферы упорядоченной множественности. Стало быть, и здесь разум не обманывается относительно единого, как не обманывается он в отношении к жилищу об едином, состоящем из многих камней, не обманывается, конечно, в большей мере относительно единого в жилище, чем с случае с войском. е/ Мы видим в результате, что единое фактически созерцаемо на вещах и не есть пустая аффекция субъективной чувственности человека.

3. Можно считать, стало быть, установленным, что единое созерцается больше на неделимом и на непрерывном, т.е. умном. Но если это так, то из большей созерцаемости единого на непрерывном и неделимом как раз и следует, что природа единого существует как нечто особое и при том как ипостасийная. а/ В самом деле, если бы эта природа была не ипостасийная, но была бы не-сущая, то, поскольку "больше" или "меньше" не в состоянии пребывать в не-сущем, ибо это - умные эйдосы и единое не могло бы наличествовать в не-сущем в виде тех или иных своих степеней. b/Однако, подобно тому, как мы, предицируя категорию существования о каждой чувственной вещи и предицируя ее также и в отношении умного мира, создаем по преимуществу эту категорию в связи с умными моментами, утверждая "больше" или "меньше" по преимуществу в отношении сущего, и сущее со всеми эйдосами большего или меньшего полагаем больше и чувственной субстанции, чем в других родах чувственного бытия, точно так же мы, видя чаще и больше всего, что единое различно по степеням и в чувственном и умном мире должны признать, что оно существует всеми невозможными способами, однако всегда с возвращением этих всевозможных способов к единому. с/ Как субстанция и бытие в основе своей есть нечто умное, а не чувственное, хотя чувственное участвует в умном, так и единое должно созерцаться относительно чувственного соответственно своему участию в чувственной вещи: разум же пользуется им, однако, как умным и умно, мысля, таким образом, на основании одного, чувственного, - другое, умное, что он не видит и что, следовательно, знал уже заранее. d/ Если же он в действительности знал это единое раньше чувственного аффицирования, то оно - нечто сущее и при том тождественное с "сущим", которое он признал за таковое, и, если знал заранее определенную единичность, то, наоборот, называет теперь ее единой. То же и в случае каких-нибудь двух или каких-нибудь многих вещей.

4. а/ Теперь, если без "одного" или "двух" или какого-нибудь другого числа не помыслить что-нибудь, ни назвать, то как же может не быть то, без чего невозможно ни мышление, ни речь? Невозможно говорить, что не есть то, без чего невозможно ни мышление чего-нибудь, ни называние. Наоборот, то, что везде необходимо для смыслового происхождения всякой мысли или слова, необходимо должно предшествовать и слову и мышлению. Ибо только таким образом можно овладеть происхождением этого. b/ К тому же, если необходимо иметь дело с ипостасийным бытием каждого сущего, - ибо нет ничего сущего, что не было бы единым, - то необходимо, чтобы единое и все числа были в смысловом отношении раньше, сущности и порождали сущность. с/ Потому и есть единое, единое сущее, а не так, что сначала сущее, а потом уже единое. Если мы возьмем "сущее", то в нем будет уже едино-множественное. В одном же "едином" как таковом не "сущего", если оно в то же время не вторит его, склоняя себя к порождению нового. Стало быть, единое раньше сущего и раньше единого сущего.

5. а/ также и понятие "этого" не есть пустое понятие, так как оно говорит о некоей обнаруживающейся ипостасийности, заменяя самое имя "этого", т.е. оно есть энергийный эйдос, лежащий в основе самого имени и говорит о некоей наличности существования и прочих признаках сущего. b/ Поэтому, такое понятие не должно обозначать что-нибудь пустое и не есть простая аффекция разума, не имеющая под собой никакого объективного основания, но есть оно некая субсистентная вещь, т.е. некое объективное основание для разума, - точно также, как если бы высказывалось и собственное имя какой-нибудь самой вещи.

14. Из всего предыдущего вытекает, что единое и вообще числа, имеют с одной стороны умную природу, с другой же, чувственно-акцидентальную, и все числовые явления и операции в чувственном мире возможны лишь благодаря присутствию в нем умных чисел.

1. С точки зрения отношения, существующего между единым и многим, не без основания можно заметить, что единое вовсе не такого, что при аффекции всего иного из него образующегося само оно без всякой аффицированности имеет вою природу потерянной, и что если оно собирается найти из своей сферы единого, необходимо ему потерпеть ущерб единого путем разделения на две и более частей. Другими словами, можно было бы думать, что единое при переходе во многое, и аффицируется и теряет свойство единого, перестает быть единым. Это, однако, не так, - а/ Именно если одна и та же масса, разделенная надвое, становится двумя массами без утери себя как именно массы, то ясно, что помимо субстрата в ней привходило единство, которое она утеряла в течение приведшего к уничтожению разделения. И, значит, масса - один момент, а единство ее - совсем другой момент. Масса остается, а единое - то есть, то его нет. b/ Следовательно, то, что иногда присуще одному и тому же субъекту, иногда же отходит от него, каким же образом не поместить в сфере сущего, где оно было бы уже без перемен и где оно уже не испытывало бы никакой аффекции? - Мы должны признать, что, с одной стороны, оно, т.е. единое, акцидентально для вещей, с другой стороны существует само по себе, проявляясь как в чувственных, так и в умных вещах, - в одних, как во вторичных, - акцидентально, в умных же, - само по себе, первому началу принадлежа - как единое, и затем, второму, - как сущее. Стало быть, единое в известном смысле не аффицируется. с/ Но оно также и не перестает быть единым при переходе во многое. Могут сказать, что единое, если к нему привзойдет иное, без всякой аффекции, просто, не есть уже единое, но станет двумя. В самом деле, только когда единое нечто потерпело, а именно стало "двумя", может итти речь о том, что есть нечто кроме единого. Но тогда надо признать, что единого вообще нет, - как чисто отдельного от всего прочего: оно рассыпается в прочем. Это рассуждение, однако, неправильно. В самом деле, в данном случае ни единое не стало двумя, ни то, к чему было прибавлено иное, и, наконец, то, что было прибавлено: наоборот, все это остается единицами, как было и раньше. Если мы стали говорить теперь о двух, то предикат "два" высказывается сразу об общих моментах, т.е. о том, к чему прибавлено, и о том, что прибавлено, в то время как в отдельности категория единичности остается нетронутой по отношению к каждому из этих двух моментов.

2. а/ Стало быть два, равно, как и тройка, по природе своей не заключается в натуралистическом обстоянии вещи. b/ Только если бы два и двойка были бы в соответствии со сложением двух предметов, т.е. равнялись бы сложению двух предметов, и если быть в сложении было бы тождественно с созданием "двух", то, пожалуй, такое вещное обстояние было бы "двумя" или двойкой. Но в нашем случае двойка, в свою очередь, созерцается и при противоположной аффекции, ибо - "два" получается и при делении одного. Следовательно число два еще не есть ни сложение, ни деление, чтобы быть ему простым обстоянием вещи. Таково же рассуждение и в отношении всякого числа: если то, что рождает нечто из себя, т.е. в нашем случае, то, что рождает собой числа, есть только обстояние вещей, то невозможно, чтобы противоположное обстояние рождало из себя то же самое, т.е. так, чтобы эта порожденная вещь была самим этим обстоянием.

Итак, единое, при переводе во многое, никогда не перестает быть единым: и, если появляется вместо единицы - два, то это - не в результате вещных обстояний и операций и, следовательно, не в результате простого аффицирования или ущербления единого.

3. Какова же основная причина того, что вещам свойственны числа и числовые отношения? а/ Основная причина та, что единое /единство единицы вещей/ существует в силу присутствия единого, как начала умного, два - в силу присутствия двойки, как белое - в силу присутствия белого /как умного эйдоса/, и прекрасное - прекрасного, и справедливое - справедливого. В противном случае вообще нельзя утверждать этих понятий: и тогда необходимо находить в них только одни вещные обстояния, полагая, например, что справедливое является таковым в силу такого-то обстояния в отношении к таким-то вещам, что прекрасное существует потому, что мы таким-то образом аффицируемся, в то время как в самом субстрате нет ничего, что нас соответствующим образом аффицировало бы и что было бы основанием для того, что является в виде прекрасного зрелища. Стало быть, всякий раз, когда ты что-нибудь увидишь единое и назовешь таковым, то оно, конечно, и существует для тебя вполне как великое и прекрасное, и можно приписать ему бесчисленное количество признаков.

4. Ведь если есть в вещи "большое" и величина, и сладкое, и горькое и другие качества, то почему же там нет также единого? а/ Отнюдь ведь нельзя, очевидно, сказать, что качество может быть какое угодно, а количества не окажется в сфере необходимо сущего, или что, хотя и существует сплошное, непрерывное количество, раздельного количества не может быть там, не смотря на то, что непрерывность требует раздельности в качестве масштаба. b/ Значит, как большое существует в силу присутствия величины, так и единое - в силу присутствия единого, и два - в силу присутствия двойки, и так - все прочее.

5. Исследование же того, как происходит это участие, обще с исследованием этого участия и в случае всех вообще эйдосов. - Нужно, однако, сказать, что десятка, наличная в дискретных вещах, созерцается одним способом, в непрерывном - другим способом, и в столько-то многих потенциях, сведенных в единство, еще третьим способом. Также надо помнить, что далее уже необходимо восходить в сферу умного мира, и что там числа уже не созерцаются больше на других вещах, но что там они существуют сами по себе в качестве истиннейших, что там - десятка-в-себе, а не десятка тех или других умных предметов.

15. Число - начало и исток ипостасийного бытия.

1. Возвращаясь к тому, что было сказано уже вначале, опять скажем: то целокупно-сущее, истинное, есть сущее, ум и совершенное живое существо, - ибо тут - все вместе живые существа, единству которого подражает, как известно, и это, т.е. мировое, целокупное живое существо при помощи единства, какое для него было возможно, ибо природа чувственного мира намеренно избежала таможнего единства, вознамерившись быть именно чувственной.

2. Это значит, что есть оно, целокупное живое существо мира, необходимым образом универсальное, целокупное, число. а/ Если бы оно не было совершенным числом, то ему не хватало бы какого-нибудь числа: и если бы в нем не было всего числа живых существ, то оно не было бы несовершенным живым существом. b/Значит, число существует до всякого живого существа и всесовершенного живого существа. Ведь человек, явно существует в умном мире, как и все прочие живые существа, поскольку они - живые, и поскольку эта сфера умного мира есть подлинно всесовершенное живое существо. Поэтому, и здешний, чувственный, человек, поскольку Все /вселенная/, есть живое существо, есть часть Всего, равно как и каждая вещь, поскольку она - жива, там находится также и сфера живого.

3. Далее, в уме, поскольку он - ум, отдельные умы все являются частями целокупного ума, и, значит, существует число и в отношении их, умных моментов. а/ Однако, даже и в уме число не существует первично, так как поскольку число существует в уме, оно равно количеству энергий ума. И эти энергии ума суть справедливость, благомудрие и другие добродетели, также узрение, обладание чем делает ум воистину умом. А как существует в уме узрение, - не применяясь ни к чему другому, но существуя в самом себе и для себя? Да только тем, что узревающий, узренное и узрение тождественны здесь и находятся вместе: и так же прочее. Благодаря тому, каждая вещь существует сначала первично в умном мире, и справедливость не есть простая акциденция; и только для души, поскольку она - душа, она - акциденция, ибо эти свойства существуют главным образом потенциально, энергийно же существуют они, поскольку имеют отношение к уму и ему имманентны. Кроме того, налицо уже и сущее и в сущем - число, с которым сущее порождает сущие вещи, приводя их в движение в соответствии с числом, установивши числа ранее ипостасийности вещей, как и единое этого сущего - ранее самого сущего и объединяет само сущее с первоединым, в то время как отдельные числа уже не присоединяют все прочее и первоединому. Следовательно, для сущего достаточно, чтобы оно объединялось с числами, в то время как сами числа - ранее сущего, ранее ума. b/ Сущее же, ставшее числом, скрепляет сущие вещи с самим собой, так как дробится оно не потому, что оно единое, но единство его пребывает перманентно, вне всякой связи с дроблением; дробясь же в соответствии со своей собственной природой, на сколько захотело частей, оно увидело, на сколько именно частей оно раздробилось и какое именно оно породило число, в нем, стало быть, существующее. В самом деле, сущее, раздроблено благодаря смысловым потенциям числа, и породило столько частей себя самого, сколь велико соответствующее число. Следовательно, число, первое и истинное, есть принцип и источник ипостасийного бытия для сущего..

Отсюда, и в здешнем мире для каждой вещи становление происходит при наличии чисел, регулируется числами: и, если то-нибудь примет другое число, то оно или рождает из себя другое, т.е. имеет другую структуру становления или превращается в ничто.

4. При этом такие первые числа функционируют как физическими формами в вещах природы, и что, стало быть необходимым образом существует до тел в качестве до-фигурных оформлений умного мира и первых фигур, которые не существуют в других вещах, но, будучи сами при себе, не рождаются в пространственном протяжении, так как протяженное есть признак уже иных, инобытийных вещей.

Следовательно, везде существует в сущем единственная фигура, расчленена же она или в живом или до живого. а/ Под расчленением я понимаю не то, что она стала величиной, но то, что каждый момент ее разделен в отношении к каждому другому моменту в соответствии с определенной живой субстанцией, т.е. я имею здесь в виду чисто смысловое расчленение, расчлененность смысла в себе, и придана она телам умного мира, как например, умная пирамида, если угодно, придана в качестве оформляющего принципа умному огню. b/ Вследствие этого, т.е такого строения универсальной фигуры мира, наш мир хочет подражать ей, хотя он и не может этого достигнуть по причине материи, в которую он погружен, и хочет подражать прочим фигурам по аналогии, поскольку это имеет значение для чувственных вещей. с/ Но фигура эта находится в живой субстанции только потому, что это - живая субстанция? Нет, не потому. В уме она находится раньше. Конечно, она находится и в живой субстанции. Однако, если бы живая субстанция содержала в себе ум, то фигуры были бы в ней исперва. Если же ум по смысловому порядку раньше, то фигуры раньше существуют в уме, во всяком случае, если и души находятся во всесовершеннейшей живой субстанции, все же ум раньше. Но ум, говорит Платон, видит все это во всесовершенной ивой субстанции, т.е. так, как все это налично в живой субстанции. Если, значит, видит, то он по смыслу - позднее. Но это "он видит" можно высказать в том смысле, что в этом видении впервые возникает самая ипостась живой субстанции. И в самом деле, видящий ум не есть нечто иное, чем видимая жизнь, но все - едино, и мышление содержит в себе чистую /смысловую/ сферу, живая же субстанция - сферу жизни.

5. В итоге: число в основе своей умно, но так как умное беспредельно по своему смыслу /ибо ничто конечное и меональное его не затрагивает/, то и числа беспредельны: и потому беспредельность их не имеет ничего общего с бесконечной увеличиваемостью, беспредельность числа есть беспредельное "несовершенство" умной жизни на его основе.