ПОСЛЕСЛОВИЕ
Читатель, склонный делить все на черное и белое, вправе спросить: "Как
все же относиться к Толстому? Помещать ли его фотографию среди образов
святых, или его место в аду*?" Себя Толстой оценивал так: "Я не святой и
_______________________________________________________________________
* На стенных росписях некоторых православных церквей Толстого изображали
среди грешников, горящих в адском пламени.
===================
никогда не выдавал себя за такого, а человек, увлекающийся и говорящий
иногда, даже всегда, не вполне то, что думаю и чувствую... Несогласие слов
с поступками - признак слабости, а не лжи и лицемерия. И тогда я
представляюсь людям тем, что я точно есть: плохой, но точно всей душой
всегда желавший и теперь желающий быть вполне хорошим, т.е. хорошим слугою
Бога"(1-66,с.149).
Осенью 1909 г. в предисловии к статье Толстого "Письмо к индусу" М.Ганди
писал: "Не обязательно принимать все, что говорит Толстой, - некоторые из
его положений сформулированы недостаточно точно. Надо ясно представить себе
основную, главную истину... Истина эта заключается в том, чтобы понять и
положить в основу своих действий непреодолимую власть души над телом,
неотразимую власть любви, которая является свойством души, над грубой
силой, порождаемой в нас возбуждением дурных страстей.
В том, что проповедует Толстой, нет ничего нового. Но его трактовка
старой истины свежа и действенна. Его логика неопровержима. И, самое
главное, он пытается осуществить в жизни то, что проповедует... Он искренен
и серьезен"(29,с.259).
Толстой не был идеальным человеком, но он стремился к идеалу. Веды
говорят о четырех опорах религии: чистоте, аскетизме, милосердии и
правдивости. Чистота, аскетизм, милосердие - с годами эти качества все
больше и больше проявлялись в жизни Толстого. Что касается правдивости, то
искренность, без которой не может быть и речи о духовном развитии, всегда
поражала в нем. В.Ф.Булгаков, бывший секретарем Толстого в последний год
его жизни, в первый день своей работы в этом качестве (17.01.1910) записал:
"Он все, что говорит, говорит искренно, - это я знал и по его сочинениям и
давно заметил в нем самом"(9,с.55).
Огромное значение Толстой придавал работе над собой. "Усилие важнее
всего - писал он. - Всякое маленькое усилие: победить лень, жадность,
похоть, гнев, уныние. Это важнейшее из всего, это проявление Бога в жизни -
это карма, расширение своего `я'"(20,с.235). В.М.Грибовский, встречавшийся
с Толстым в 1886 году, отметил: "Несколько странное заключение я вывел о
характере Льва Николаевича. Мне казалось, что передо мной сидит человек с
непреклонной волей, вспыльчивый, горячий, но сумевший подчинить свои
страсти рассудку"(18,с.40). Восьмого сентября 1909 г. Толстой писал в
ссылку Н.Н.Гусеву: "Главная же работа и самая радостная, потому что
непрестанно подвигается, и что дальше, то радостнее, это та работа, которую
советую всем и вам - это работа над собой. В материале этой работы во мне
нет недостатка, но нет и безнадежности переработать его"(1-80,с.88).
Насколько требователен был Толстой к себе, показывает незначительный, на
первый взгляд, эпизод, нашедший отражение в его дневнике (15.11.1908):
"Вчера разозлился на лошадь. Как скверно!"(1-56,с.158)
Толстой, будучи в молодости страстным, увлекающимся и гордым человеком,
в старости, благодаря неустанному труду духовного совершенствования*,
_______________________________________________________________________
* 3 декабря 1908 г. Толстой сделал в дневнике запись: "Ах, если бы
приучиться всю, всю энергию класть на служение Богу, на приближение к
Нему"(1-56,с.160).
===============
полностью преобразился. Писатель П.А.Сергиенко, много лет знавший Толстого,
посетив его в очередной раз в 1906 году, заметил, что какая-то "перемена
произошла во Льве Николаевиче... Я начал припоминать все подробности
минувшего дня и обратил внимание, что за все время Лев Николаевич ни разу
не повысил своего голоса, не нажал педали, не сказал ни одного колючего или
раскаленного слова. Он был тих и ласков, видимо ощущая постоянную
потребность доброты и благосклонности ко всем окружающим. В нем даже
наружно как бы совершенно исчезло все то острое, шероховатое и щетинистое,
что некогда так выпячивалось в его активной природе"(18,с.252). В.Булгаков
вспоминал: "Сам-то он расценивал себя невысоко, но зато всем, кто
сталкивался с ним, было ясно, что перед ними - не только большой писатель,
мыслитель, но и высокий и чистый духом человек. Бывали минуты, когда все
лицо Толстого светилось, когда чувствовалось, что все существо его
проникнуто любовью к миру и людям"(10,с.61).
В письме Ю.Ф.Самарину 10 января 1867 г. Толстой признался: "У меня есть
мои пристрастия, привычки, мои тщеславия, сердечные связи, но до сих пор -
мне скоро 40 - я все-таки больше всего люблю истину и не отчаялся найти ее
и ищу и ищу ее"(2-18,с.661). Шестого ноября 1910 г. Толстой позвал сына, и
когда тот подошел, тихим голосом сказал: "Сережа! Я люблю истину... Очень
люблю истину..."(12,с.412). Это были его последние слова.
Веданта-сутра начинается словами: "Итак, будем вопрошать oб Абсолютной
Истине". Независимо от того, насколько учение Толстого тождественно учению
Вед, его жизнь является одним из ярчайших примеров такого вопрошания.