Вопросы философии.— 1995.— №1.— С. 139—148.
Статья Карла Поппера «Что такое диалектика?», публикуемая в русском переводе в настоящем номере журнала «Вопросы философии» и впервые вышедшая в свет в оригинальном английском издании более полувека тому назад, безусловно принадлежит к классическим философским сочинениям XX в.
Сегодня большинство выраженных в этой статье идей кажутся почти что тривиальными — они прочно вошли в современное философское сознание. И это, кстати сказать, самая высокая оценка значения этой попперовской работы. Если философские идеи, высказанные 50 лет тому назад, в настоящее время общепризнаны в философском и научном сообществе, то они, следовательно, в высокой степени правдоподобны, и, используя попперовскую терминологию, мы можем сказать о них, что они с достаточным основанием могут претендовать на хорошее приближение к истине.
Для того чтобы лучше понять и оценить значение статьи К. Поппера «Что такое диалектика?», следует хотя бы очень кратко вспомнить ту социально-политическую обстановку, в которой создавалась эта работа, и те личные мотивы, которые побудили автора ее написать.
Конец 30-х — самое начало 40-х годов — тяжелый период в истории Европы и мира в целом. «Обыкновенный фашизм» немецко-итальянского типа представлял страшную угрозу человечеству, которая стала еще более зловещей после того, когда, казалось бы, заклятые враги — немецкий национал-социализм и советский марксистско-ленинский социализм — вступили в августе 1939 г. частью в открытый, а частично в тайный сговор, поделили сферы влияния и развязали Вторую мировую войну. Польша и Прибалтийские страны стали первыми жертвами. На очереди были Бельгия, Франция, Великобритания, да и Соединенные Штаты Америки в этой ситуации не могли чувствовать себя в безопасности. Наиболее дальновидные политики того времени — Уинстон Черчилль (кстати, наиболее высоко ценимая К. Поппером политическая фигура XX в.), Франклин Делано Рузвельт, еще очень мало известный Шарль де Голль и некоторые другие постоянно призывали мир одуматься и пресечь распространение тоталитаристской заразы в любом ее современном обличье, но к их голосам долгое время практически не прислушивались. Мир как бы добровольно вот уже второй раз за неполную первую половину XX в. «втягивался» в мировую бойню, которая на этот раз — как это выяснится позже — лишит жизни несколько десятков миллионов человек.
Конечно, наиболее глубокие интеллектуалы того времени — философы, социологи, политологи, литераторы — понимали страшную опасность, исходящую от фашизма, и угрозы миру, коренящиеся в советском империализме и сталинской диктатуре. Их, правда, было не очень много, но они хорошо понимали происходящее в мире, правильно оценивали надвигающуюся опасность, писали и говорили об этом, взывали к политикам и народам, но... в основном безрезультатно. Фашизм решительно наступал. Сталин же в 30-е гг. установил такой режим террора в своей стране, по сравнению с которым столетия инквизиции казались легкой предварительной репетицией.
Начиная с середины 30-х гг. многие европейские демократически настроенные интеллектуалы были вынуждены бежать из своих стран — прежде всего из Германии, Австрии, Польши и Чехословакии и искать пристанище по всему миру. Карл Поппер был в их числе. Жизнь в Австрии с его нескрываемыми антинацистскими убеждениями была опасной, и в начале 1937 г. из двух полученных им приглашений на работу — от факультета моральных наук Кембриджского университета (Великобритания) и из колледжа Кентерберийского университета в г. Крайстчерче (Новая Зеландия) К. Поппер, в конечном счете, принял предложение из Новой Зеландии, порекомендовав (и эта рекомендация была принята) на престижное кембриджское место своего друга Фрица Вайсмана, члена неопозитивистского Венского кружка, который также стремился в целях безопасности покинуть Австрию, но не имел ни одного приглашения 1. Так с марта 1937 г. и по конец 1945 г. К. Поппер оказался, вообще-то говоря, на периферии мировой интеллектуальной жизни; он, однако, вел интенсивную преподавательскую работу и — что, конечно, главное — приложил огромные усилия для своего личного участия в борьбе против фашизма, точнее против любых форм тоталитаристской идеологии.
Именно в это время он написал классическую двухтомную монографию по социальной философии — «Открытое общество и его враги» (первый том был закончен в октябре 1942 г.), а второй — в феврале 1943 г.; первая публикация на английском языке в 1945 г.), написал и опубликовал в 1944 и 1945 гг. в журнальном варианте (в английском журнале «Economica») свою вторую работу по социальной философии и критике методологии марксистского историцизма — «Нищету историцизма», а первым шагом в этом направлении была статья «Что такое диалектика?» (опубликованная в 1940 г. в английском философском журнале «Mind»), относящаяся, по сути дела, к тому же кругу волновавших в то время К. Поппера вопросов о концепциях и методологии различных вариантов тоталитаристского мышления. Учитывая все это, К. Поппер имел полное право в 1992 г. в опубликованном в русском переводе тома 1 «Открытого общества» «Письме моим русским читателям», говоря об этой своей книге, написать следующее: «Опубликована она была в 1945 г., когда война в Европе уже окончилась, но работу над ней я считал своим вкладом в победу. Она была направлена против нацизма и коммунизма, против Гитлера и Сталина, которых пакт 1939 г. сделал на время союзниками», и далее: «Критикуя марксизм, я до некоторой степени критиковал и самого себя, поскольку в ранней молодости был марксистом и даже коммунистом. (Мне не было и 17 лет, когда я отверг это учение.)» 2.
Думаю, что сказанное К. Поппером относительно «Открытого общества» в равной мере относится и к «Нищете историцизма», и к статье «Что такое диалектика?» и в известном смысле является ключом к пониманию содержания, в частности, и этой его статьи.
Я не буду рассказывать о только что упомянутом К. Поппером его юношеском увлечении марксизмом и коммунизмом. Он сам это неоднократно подробно описывал: интересующегося читателя отсылаю к «Послесловию вместо предисловия», которое помещено в конце тома 2 «Открытого общества» 3. Отмечу только два очень характерных для К. Поппера момента этого биографического эпизода. Первый. Будучи достаточно сильно увлечен марксизмом, он, тем не менее, принимает ответственное решение отвергнуть марксизм, и делает это, несмотря на свой юношеский возраст, по нравственным соображениям. Он категорически не может следовать учению, которое ради достижения — пусть очень гуманных и светлых — целей готово жертвовать ни в чем не повинными людьми; более того, готово приветствовать такие жертвы, ибо они, как считают марксисты, приближают достижение этих светлых целей. Второй. Отказавшись от марксизма, К. Поппер ставит перед собой цель понять, в чем он не прав, проанализировать его основания и показать их принципиальную ошибочность. Собственно решению этой задачи и посвящены упомянутые книги К. Поппера по социальной философии, его статья «Что такое диалектика?» и — можно сказать — во многом его научное творчество в целом, включая концепцию логики научного исследования и научного метода 4.
Сказанное позволяет нам понять, почему К. Поппер в тяжелые предвоенные годы и в грозные дни Второй мировой войны, будучи мыслителем, глубоко устремленным к реальным социальным проблемам, обращается к анализу, казалось бы, весьма абстрактной и академической темы — что такое диалектика? На самом деле для него этот вопрос предельно актуален, потому что диалектика в гегелевском {и, следовательно, в марксистском) понимании лежит в основе идеологии как фашистского, так и советского тоталитаризма 5. И поэтому нет ничего более важного, чем понять, что означает диалектика, в чем ее реальный смысл и какие она таит в себе опасности.
Следует особо подчеркнуть одну важную особенность попперовского критического анализа диалектики. Несмотря на то что эта статья, как и его книги по социальной философии,— это его вклад в борьбу с фашизмом и сталинизмом, вполне естественные в такой ситуации эмоции не подавляют аргументов разума. Более того, здесь, как и во всем научном творчестве К. Поппера, критические рациональные аргументы образуют основу всего анализа, а все другие соображения подчинены только им. Это дало право Р. Карнапу в переписке с К. Поппером, относящейся к середине 40-х г., утверждать, что статья «Что такое диалектика?», которая ему «очень понравилась», содержит «осторожную, объективную и критическую установку», на что К. Поппер ответил: «я не могу сам оценивать свою «объективность», я могу лишь сказать, что, несмотря на мою критическую установку, Маркс — моя слабость, и я восхищаюсь им как мыслителем. Я... многим обязан влиянию Маркса. В то же время я стараюсь показать, что «историцизм» Маркса... ведет к мистицизму и препятствует осуществлению постепенных социальных преобразований» 6. Прекрасный пример очень глубокого и резко критического анализа, выполненный в полном соответствии с академическими нормами,— классический образец для потока современной российской критической литературы по марксизму, в которой нередко преобладают лишь эмоции и в которой страсть подавляет разум 7.
Знакомство с основными тезисами, выдвинутыми К. Поппером в статье «Что такое диалектика?» и изложенными автором предельно четко и логично (впрочем, таков стиль всех сочинений К. Поппера), несомненно доставят читателю интеллектуальное наслаждение, независимо от того, насколько он с ними будет согласен. Конечно, нет никакой необходимости их подробно излагать: следует лишь остановиться на наиболее важных, с моей точки зрения, утверждениях, содержащихся в этой статье.
В рассматриваемой попперовской статье структурно четко выделяются две части: первая — теоретическая, где обсуждается понимание смысла диалектики, дается оценка этой философской концепции и подробно рассматривается вопрос о роли противоречий в формальной логике и диалектике; вторая — историко-философская, посвященная анализу «одной главы в истории философии», связанной главным образом с диалектикой Гегеля, которая, по мнению К. Поппера, «не делает ей (истории философии) особой чести».
В попперовской трактовке сути диалектики я хочу обратить внимание на четыре важных момента и постараюсь их прокомментировать.
Для Поппера современное понимание диалектики — это гегелевская диалектическая философия. Гегелевская диалектика в результате некоторых, скажем мы, идеологических преобразований перекочевала в марксизм, но при этом сохранила свое основное гегелевское содержание. Другие трактовки диалектики К. Поппера в данном контексте не интересуют: он ими просто не занимается и лишь в одном кратком примечании напоминает о переводе греческого выражения «Не dialektike (techne)» как «(искусства) доказательного употребления языка в споре» и отмечает, что этот термин восходит к Платону, у которого он чрезвычайно многозначен.
Историки диалектики и философы, работающие в диалектической традиции, могут пытаться возражать К. Попперу в том духе, что мол гегелевская концепция диалектики не так уж современна, среди диалектических теорий она далеко не самая глубокая и интересная и т. п. Однако все такие возражения совершенно не затрагивают содержания попперовской статьи, которую, возможно, точнее было бы назвать «Что такое гегелевская диалектика?», и именно на этот вопрос К. Поппер дает свой ответ.
Впрочем, что касается современности и чрезвычайно широкой распространенности гегелевского понимания диалектики, то и в этом отношении К. Поппер совершенно прав. Гегелевская философия — это пандиалектизм (это выражение точнее, чем обычно употребляемое «панлогизм», поскольку термин «логика» у Гегеля использовался, как хорошо известно, в совершенно особом, специфическом смысле), и этот пандиалектизм пронизывает и марксистскую философию, и многие тяготеющие к Гегелю и Марксу современные философские концепции.
2) Суть диалектической теории К. Поппер усматривает в том, что «нечто, в частности, человеческое мышление в своем развитии может быть описано с помощью так называемой диалектической триады: тезиса, антитезиса и синтеза» (курсив мой.— В. С.), и в этом отношении автор рассматриваемой статьи строго следует и Гегелю, и Энгельсу, и многим другим теоретикам гегелевской диалектики.
Можно, конечно, пытаться оспаривать такое понимание сути диалектического метода, утверждая, в частности, что Маркс не очень был расположен широко использовать в своих теоретических построениях гегелевскую триаду (хотя все же пользовался ею), вспомнить о спорах среди русских марксистов на рубеже XIX и XX вв. о роли триады и о том, что в советской философской литературе конца 30-х и в последующие два—три десятилетия гегелевская триада вообще исчезла из философии диалектического материализма и т. п. Все это верно, но совершенно не затрагивает сути попперовской позиции относительно диалектики, потому что в основе всех приведенных истолкований диалектики и им аналогичных ее интерпретаций лежат не теоретические, а идеологические соображения (например, принципиальное неприятие советской официальной философией предвоенного и особенно военного периода немецкой классической идеалистической философии, которая в печально знаменитом Постановлении ЦК ВКП(б) по третьему тому «Истории философии» в 1944 г. была заклеймена — другое слово трудно подобрать — как «аристократическая реакция на французский материализм и Французскую революцию» 8, из чего неизбежно следовало освященное «высшими инстанциями» требование — освободить диалектический материализм от всего специфически фихтеанского, гегелевского и т. п.).
Кроме того, все такие в большей или меньшей степени уклоняющиеся от гегелевской позиции интерпретации диалектики теряли операциональную, методологическую роль диалектического метода и были вынуждены — при необходимости демонстрации значения диалектики как метода — вновь апеллировать к триаде. Поэтому и в своей трактовке сути диалектики К. Поппер также совершенно прав.
Нет у нас оснований утверждать и то, что попперовская интерпретация гегелевской диалектики сугубо исторична, «привязана» к тому ее истолкованию, которое было распространено среди гегельянцев и марксистов в 30 и 40-е гг. а, мол, в последующем постсталинистском развитии диалектической философии, ориентированном на привнесение в философию научных (не-идеологических) методов исследования — ив СССР и во многих других странах,— диалектика стала совершенно иной, и по отношению к ней попперовские аргументы теряют свою силу.
В этом рассуждении верно лишь одно: действительно, начиная со второй половины 50-х г., в диалектические изыскания был внесен несомненный научный момент; исследованию стали подвергаться не набившие всем оскомину законы и черты диалектики и диалектического материализма в сталинской интерпретации из «Краткого курса истории ВКП(б)», а вполне респектабельные философские проблемы взаимоотношения абстрактного и конкретного, метода восхождения от абстрактного к конкретному, взаимосвязи исторического и логического, форм мышления, диалектические мотивы философии молодого Маркса и т. п. Диалектическая философия в эти годы стала приобретать более или менее цивилизованный вид, но при этом принципиальная суть ее не изменилась.
И К. Поппер, хотя все эти модификации произошли много лет спустя после написания и опубликования его статьи «Что такое диалектика?», по сути остался прав и относительно этих, скажем так, более либеральных разработок диалектического метода. Их методологической основой так или иначе осталась гегелевская триада, а изощренность в истолковании тех или иных диалектических проблем не сняла с них органически присущего гегелевско-марксистской диалектике порока, лишающего ее подлинно научного статуса — ее, говоря словами К. Поппера, reinforced dogmatism'a. Этот попперовский термин не просто перевести на русский язык: его можно понимать как «железобетонный догматизм»; мне кажется более удачным использованный в русском издании «Открытого общества» его перевод как «непроницаемого догматизма» или как «защищенного от любой критики догматизма». Таким образом, и в последующие после публикации статьи «Что такое диалектика?» полвека диалектика в принципе сохранила все свои основные черты, и попперовские критические аргументы в ее адрес полностью остаются в силе.
3) Принципиальное значение имеет сформулированный К. Поппером в первой части его статьи вывод о том, что теоретики диалектики совершенно необоснованно приписывают ей две несовместимые функции — быть эмпирической, дескриптивной теорией (что вполне резонно), которая устанавливает, что некоторые события или некоторые исторические процессы происходят определенным образом — в соответствии с диалектической триадой, и быть фундаментальной теорией, подобной формальной логике и даже заменяющей ее (что, по мнению К. Поппера, совершенно неоправданно).
К. Поппер не сомневается в том, «что диалектическая триада довольно хорошо описывает определенные ступени в истории мышления, особенно в развитии идей и теорий, а также социальных движений, опирающихся на идеи и теории». В этом смысле диалектика подобна, например, теории биологической эволюции, и, как и вторая, справедливо считает К. Поппер, она допускает исключения, то есть может модифицироваться, уточняться, развиваться и т. д.
Думаю, что попперовский вывод об описательном, эмпирическом характере диалектики — какие бы отрицательные эмоции он ни вызывал у диалектических философов — это очень серьезное, хорошо обоснованное утверждение, опровергнуть которое невозможно. Во всяком случае история философии, включая философию завершающегося XX в., не только не нашла каких-либо путей для этого, но всем своим ходом постоянно подтверждала этот вывод.
Совершенно по-иному оценивает К. Поппер претензии диалектиков на то, что их философская теория является фундаментальной теорией, аналогичной логике, то есть общей теорией вывода, применимой всегда и везде. Резко отрицательное отношение К. Поппера к таким претензиям также хорошо обосновано и базируется на детальном доказательстве того, что диалектическое покушение на закон противоречия традиционной логики абсолютно несостоятельно.
В силу большой важности этого утверждения К. Поппер особенно тщательно — и даже не одним способом — доказывает то, или, используя его собственные слова, «дает исчерпывающее разъяснение» того, что в случае признания двух противоречащих друг другу утверждений с логической необходимостью мы должны признать любое утверждение, что разрушает основы любого знания, прежде всего научного.
Любопытно — и это К. Поппер также отмечает, ссылаясь на Я. Лукасевича,— что излагаемые им соображения были в сущности известны Дунсу Скоту, жившему в конце XIII — начале XIV в. И вот по прошествии пяти с половиной веков это логически бесспорное доказательство вновь пришлось воспроизводить. Впрочем, в этом виноваты не только диалектики со своими претензиями на отказ от закона противоречия: в общем философском сознании середины XX в. это утверждение еще не стало общепризнанным 9, а то, что сейчас это так — в этом несомненная заслуга К. Поппера и некоторых других европейских и американских логиков того времени, постоянно подчеркивавших принципиальное, фундаментальное значение закона противоречия для рационального рассуждения 10.
Таким образом, из логического раздела рассматриваемой статьи К. Поппера следовал логически безупречный вывод о том, что диалектика не является фундаментальной, логической теорией и программа построения новой, диалектической логики, отвергающей закон противоречия, не имеет никаких реальных оснований.
4) Существенным моментом попперовской интерпретации диалектики является его утверждение о том, что «диалектическое развитие можно «объяснить», показав, что оно происходит в соответствии с методом проб и ошибок», более того — что метод проб и ошибок является более широким, чем метод диалектики, который, таким образом, оказывается частным случаем метода проб и ошибок.
У правоверного приверженца марксистско-гегелевской диалектики это утверждение может вызвать шок, но оно, тем не менее, представляется хорошо оправданным. Действительно, теория научного метода, основанная на концепции проб и ошибок, носит более общий характер, чем диалектическая триада, не устанавливает каких-либо ограничений на единственность исходного тезиса, на необходимость «снятия» синтезом тезиса и т. п., и поэтому диалектика действительно выступает частным случаем метода проб и ошибок. Думаю, что у нас есть все основания сказать, что попперовское установление связи диалектики и метода проб и ошибок является важным 'моментом рационального истолкования реального смысла диалектики.
В контексте обсуждаемой проблемы я хотел бы сделать два следующих замечания.
Первое. Создается впечатление, что в рассматриваемой статье К. Поппер, хотя и различает два разных аспекта диалектики — ее собственно научную функцию (она подобна теории биологической эволюции) и ее методологическую функцию (диалектика как частный случай метода проб и ошибок), но не рассматривает взаимосвязь этих различных функций. Это странно для К. Поппера — методолога par excellence. Вместе с тем учет этих различных реальных функций диалектики обогатил бы ее интерпретацию. Ясно при этом, что методологическая функция диалектики также является эмпирической и ни в коей мере не придает диалектике логического характера.
Второе. Изложение метода проб и ошибок в статье «Что такое диалектика?» отражает сравнительно ранний период разработки К. Поппером этого метода, и именно в этом отношении его взгляды претерпели значительную эволюцию в дальнейшем. Рассматриваемая статья опирается практически только на первую монографическую работу К. Поппера — «Логику научного исследования» (1933) "; после же 1940 г. эта проблематика подробно рассматривалась им как в его классических книгах — «Предположения и опровержения» (1963) и «Объективное знание» (1972) 12, так и в его самых последних публикациях, например, в книге «Мир предрасположенностей», опубликованной в 1990 г.13. В результате теория метода проб и ошибок превратилась у К. Поппера практически в детально разработанное основание всей его философской системы, но в интересующем нас плане — взаимоотношении метода проб и ошибок и метода диалектики — существо этой концепции не изменилось.
Вторая часть статьи К. Поппера «Что такое диалектика?», как уже отмечалось, носит историко-философский характер и посвящена анализу истории немецкой классической идеалистической философии, прежде всего взаимоотношению философских систем Канта и Гегеля. Основное назначение этой части — историке-философская иллюстрация тезисов о диалектике, изложенных в первой части статьи.
Не будучи специалистом по немецкой классической философии, я воздержусь от развернутых комментариев по поводу этой части попперовской статьи. Отмечу только несомненную убедительность историко-философских аргументов К. Поппера, принципиальную важность некоторых его тезисов, например, утверждения о том, что «эмпиризм в любой, пусть даже умеренной и видоизмененной, форме есть единственная интерпретация научного метода, которую в наши дни можно принимать всерьез», тезиса о том, что кантовская эпистемология «явно является не совсем идеалистической» и некоторых других.
Следует также отметить, что практически в этой части своей статьи К. Поппер дает историко-философскую реконструкцию определенного эпизода в истории немецкой классической философии — взаимоотношении философии Канта и Гегеля, предвосхищая тем самым многочисленные историко-научные и историко-философские реконструкции, которые станут модными под влиянием Т. Куна, И. Лакатоша, П. Фейерабенда, Дж. Агасси и других в 60-е и последующие годы (кстати, все названные философы и историки науки были учениками К. Поппера). Тем самым и в этом отношении статья «Что такое диалектика?» не только не устарела, но своим историко-философским содержанием способствовала и способствует реальному прогрессу философского знания.
Попперовская статья «Что такое диалектика?», как и некоторые другие его сочинения, прежде всего «Открытое общество и его враги» и «Нищета историцизма», были адресованы не столько западному читателю, сколько людям, живущим в тоталитарных режимах, в частности, в советской социалистической системе. До реального адресата эти сочинения К. Поппера дошли спустя 30—40, а то и все 50 лет. При этом, как я пытался показать в этих моих заметках относительно статьи «Что такое диалектика?», своего значения они не утеряли.
Хорошо известно, что долгие годы работам К. Поппера по диалектике, социальной философии, да и его концепции научного метода вообще не было места в советской философской литературе. И основная причина этого заключалась в том, что после 1917 г. российская (которая очень быстро превратилась в советскую) философия просто выпала из международного философского сообщества, и закономерности жизни советской философии добрые 70 лет были совершенно иными, чем правила функционирования и, следовательно, основное дискуссионные проблемы, международного сообщества философов. В СССР и диалектики-деборинцы 20—30-х гг., и философская мафия, объединившаяся вокруг соответствующего философского параграфа «Краткого курса истории ВКП(б)» в 30—50-е гг., и многие последующие по времени (вплоть до конца 70-х гг.) философы — стойкие защитники диалектического метода,— все они исходили из непререкаемого примата диалектики над всеми другими методами, способами и формами философского исследования. Этот вопрос был вне обсуждения, и любая попытка подойти к нему научно, а не догматически сразу же подвергалась анафеме. В такой ситуации попперовская трактовка значения диалектики в статье «Что такое диалектика?» (напомним, высказанная в 1940 г.) признавалась не просто очередной буржуазной ересью, она просто не допускалась до сознания философов-марксистов. Место этой статьи — спецхран, и лишь отдельные хорошо проверенные и идейно подготовленные философы-идеологи могли с ней познакомиться с тем, чтобы в очередной пропагандистской брошюре «пригвоздить безграмотного буржуазного ревизиониста».
И все же реальные законы научного развития изменить были не в силах никакие тоталитарные режимы. И важнейшие тезисы рассматриваемой статьи К. Поппера, возможно, даже без непосредственного влияния самой этой статьи — так или иначе проникали в советское философское сознание. Справедливость этого тезиса можно проиллюстрировать на истории оценки закона противоречия в советской философии. Период широких логических дискуссий о преодолении диалектикой школьной формальной логики в 40-е — начале 50-х гг. сменило в середине 50-х гг. более или менее трезвое разведение сфер диалектики и формальной логики, которое в 60-е гг. привело — пусть не для всего советского философского сообщества, но во всяком случае для его наиболее разумной и творческой части — к пониманию фундаментальной важности закона противоречия и, следовательно, формальной логики — и традиционной, и современной — для исследования знания, прежде всего научного 14. Тем самым были восприняты некоторые важнейшие положения рассматриваемой статьи К. Поппера, скорее даже они были переоткрыты, потому что эта статья практически оставалась неизвестной советскому философскому сообществу.
Не является ли это еще одним важным свидетельством значимости и высокой степени правдоподобности основных положений статьи К. Поппера «Что такое диалектика?»?
1 Popper К. Unended Quest. An Intellectual Autobiography. Fontana, Collins, 1980. P. 110—111. Некоторые детали этого очень характерного для К. Поппера решения жизненной человеческой проблемы он рассказал мне во время посещения его дома в Лондоне в марте 1993 г.
2 Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1. С. 7.
3 Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2. См. особенно С. 478—486.
4 Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы. М., 1983.
5 Относительно советской тоталитаристской системы, основанной, как хорошо известно, на принципах марксистско-ленинской диалектической философии, этот тезис совершенно бесспорен. Если же у кого-то возникнут сомнения по поводу утверждаемой К. Поппером взаимосвязи фашизма и гегелевской диалектики, то стоит лишь прочитать главу 12 «Открытого общества», озаглавленную «Гегель и новый племенной дух», и, я думаю, эти сомнения сразу исчезнут. В этой главе К. Поппер не только приходит к выводу о том, что «гегелевская диалектика в основном была создана с целью исказить идеи 1789 года», то есть была направлена против демократического свободомыслия, но и подробно обосновывает мысль о том, что гегелевская философия лежала в основе немецкого национализма, а сам Гегель «точно так же, как он противостоял свободе и равенству, противостоит и братству людей, гуманизму или, как он его называл, «филантропии». Совесть должна быть заменена слепым повиновением и романтической гераклитовской этикой славы и судьбы, а братство людей — тоталитарным национализмом» (Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2. С. 53 и 61).
6 Очень интересный историко-философский материал, связанный прежде всего с перепиской К. Поппера с Р. Карнапом середины 40-х гг. содержится в статье американского философа, директора Архива К. Поппера в США и Попперовского проекта в Центрально-Европейском Университете (Будапешт, Венгрия) Марка Ноттурно «Критика Поппером научного социализма», которая готовится к печати в журнале «Вопросы философии».
7 А следовало хотя бы учесть суть критической позиции К. Поппера по отношению к марксизму, сформулированной в «Предисловии ко второму изданию» «Открытого общества» почти что пятьдесят лет тому назад: «... мне казалось, что суровую рациональную критику его (К. Маркса) теорий следует сочетать с сочувственным пониманием их поразительной моральной и интеллектуальной привлекательности. Я полагал — не знаю, справедливо или нет — что моя критика Маркса достаточно сокрушительна и что поэтому я могу позволить себе говорить и о действительных достижениях Маркса, а при оценке его намерений руководствоваться благожелательным сомнением» (Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1. С. 24—25).
8 В одной из моих недавних публикаций — «Философия в Москве в 50-е и 60-е годы» («Вопросы философии». 1993. № 7) — я обратил внимание на близость ранее процитированной попперовской оценки гегелевской философии («гегелевская диалектика в основном была создана с целью исказить идеи 1789 года») и почти что судебного вердикта об этой философской системе в Постановлении ЦК ВКП(б) («аристократическая реакция на французский материализм и Французскую революцию»), заметив при этом, что в некоторых ситуациях, в данном случае — это смертельная схватка с фашизмом, крайности сходятся. Думаю, однако, что эта близость в основном является только словесной; по сути же дела К. Поппер дает теоретическую оценку философии Гегеля, а Постановление ЦК — идеологическую.
9 Об этом свидетельствует, в частности, упомянутая в рассматриваемой статье полемика К. Поппера с Г. Джефрисом именно по этому поводу.
10 В этой связи можно процитировать совершенно определенное утверждение К. Поппера из рассматриваемой статьи: «Любая разновидность логического рассуждения — будь то до или после Гегеля, в науке, в математике или же в любой подлинно рациональной философии — всегда основывается на законе противоречия».
11 Popper К. Logik der Forschung. Vienna, 1933.
12 Popper К. Conjectures and Refutations. The Growth of Scientific Knowledge. L., N. Y., 1963 (кстати, в эту книгу в качестве раздела включена статья «Что такое диалектика?»). Popper К. Objective Knowledge. An Evolutionary Approach. Oxford, 1972.
13 Popper K. A World of Propensities. Bristol, 1990.
14 Следует подчеркнуть, что рациональное понимание значения закона противоречия в советской философии в 50—60-е гг. отнюдь не означало такой же рациональной оценки диалектики, диалектического метода в целом. В этой области вплоть до крушения советской системы в начале 90-х гг. все оставалось по-старому — во всяком случае в официальной философии господствовало «обожествление» диалектики как высшего философского метода.