Имя собственное. И. с. не обладает значением (см. ниже), но обладает смыслом (внутренней формой, этимологией). Поэтому, как будет показано ниже, И. с. тесно связано с мифом, а это, в свою очередь, не менее тесно связывает его с культурой ХХ в., где господствует поэтика неомифологизма .

В отличие от нарицательного имени И. с. не обладает значением в том смысле, что оно не обозначает класса предметов, а называет (именует) только один предмет, именно тот, который называется — нарекается (ср. теория речевых актов) — данным именем.

И. с. Иван не может обозначать класс людей, объединенных свойством быть Иванами. потому что такого свойства нет. Но зато И. с. Иван связано тесной, почти мистической связью со своим носителем. Перемена И. с. равносильна перемене судьбы:

А ну-ка Македонца или Пушкина
Попробуйте назвать не Александром,
а как-нибудь иначе! Не пытайтесь.
Еще Петру Великому придумайте
Другое имя! Ничего не выйдет.

(Арсений Тарковский)

В мифологическом сознании, как показал Ю. М. Лотман, каждое слово стремится к тому, чтобы стать И. с., так как для мифологического сознания вообще нехарактерно абстрактное подразделение предметов на классы. Каждый предмет для мифа уникален и в то же время связан с другими предметами (ср. также парасемантика). Французский антрополог Люсьен Леви-Брюль назвал эту мистическую связь между предметами в мифологическом мышлении партиципацией, то есть сопричастием.

Поэтому в мифологическом сознании наличие у индивида И. с. гораздо важнее, чем наличие каких-то постоянных, с нашей точки зрения, признаков.

Но и в современном быту черты мифологических представлений не утрачены. Когда ребенка называют И. с. его отца или деда, то на него чисто мифологически переносят черты этого отца или деда. чтобы он был похожим на него.

У каждого И. с. есть свои внутренняя форма, этимология, которым обладает и каждое слово. Но другие слова обладают также значением. У И. с. этимология — это все, что у него есть, поэтому она для него чрезвычайно важна. Александр означает «победитель», Наталья — «родная». Когда ребенку дают имя, то вольно или невольно эта этимология актуализируется.

В художественной литературе называние персонажей говорящими именами было распространено в классицизме. Эту особенность отразил еще А. С. Грибоедов в «Горе от ума», где почти все персонажи названы говорящими фамилиями: Молчалин, Фамусов (известный, ср. анг. famous), Скалозуб, Чацкий (намек на его прототип П. Я. Чаадаева).

Позитивистская эстетика реализма ХIХ в. пренебрегала мистической ролью И. с. Только Достоевский, предшественник и в определенном смысле современник культуры ХХ в., придавал И.с. большое значение. Так, фамилия Раскольников ассоциируется с расколом в сознании персонажа, Ставрогин — (др.-гр. Stauros — «крест») тот, кто несет крест, мученик собственной души.

Для культуры ХХ в. характерно наделение героев И. с. в духе мифологического сознания. Так, в романе Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» мужчин всех поколений зовут либо Аурелиано, либо Хосе Аркадио, благодаря чему создается впечатление, что герой не умирает или умирает и воскресает, как в мифе.

На бытовом уровне эту ситуацию наблюдаем в «реалистическом» романе (о поверхностном характере реализма ХХ в. см. социалистический реализм) Джона Голсуорси «Сага о Форсайтах», где сыновей называют именами отцов. В результате этого появляются цепочки вроде Роджер (старый Роджер) — молодой Роджер — очень молодой Роджер (в конце повествования «очень молодой Роджер» предстает весьма солидным пожилым джентльменом).

В романе Макса Фриша «Назову себя Гантенбайн» рассказчик предстюляет себя попеременно двумя персонажами — Гантенбайном и Эгдерлином, у каждого из которых своя судьба и различные стратегии жизненного поведения. Здесь используется тот эффект И. с., что оно сообщает индивиду статус реальности , статус существования : раз человек как-то назван, значит, он существует.

В мире многообразном
Есть ясность и туман.
Пока предмет не назван,
Он непонятен нам.
Спрашиваем в страхе:
Кто он, откуда, чей?
Слова — смирительные рубахи
Для ошалевших вещей.

(Давид Самойлов)