Лингвистическая терапия — направление аналитической философии (см.), связанное с техникой психоанализа и рассматривающее анализ языковых проблем, с одной стороны, как лечение языка и, с другой — как терапию самого аналитика.

В No 225 «Философских исследований» Витгенштейн пишет: «Философ лечит проблемы, как болезни».

Логический позитивизм (см.) рассматривал традиционную философию с ее псевдопроблемами — свободы воли, бытия, сознания, истории — как болезнь языка. Метафизика, говорили логические позитивисты, возникает от неправильного употребления языка или злоупотребления (misusing) неоднозначными и темными (vague) выражениями. Задача философа состоит в том, чтобы очистить, прояснить, наконец, вылечить язык от путаницы мyогозyачных наслоений, ведущих к непониманию, заводящих в тупик (misleading), и построить идеальный логический язык, в котором таким «болезнетворным» выражениям не будет места.

Поздний Витгенштейн называл Фрейда своим учителем. Действительно, многое в методологии философов-аналитиков и аналитиковпсихотерапевтов совпадает: прежде всего анализ неправильностей языка, ошибок речи, чему посвящены, по меньшей мере, две книги Фрейда— «Психопатология обыденной жизни» и «Остроумие и его отношение к бессознательному». В 1930-е гг. Витгенштейн читал в Тринити-колледже Кембриджского университета лекции о Фрейде, которые были впоследствии опубликованы его друзьями-учениками вместе с лекциями о религии и эстетике.

В 1953 г. философ-аналитик Джон Уиздом выпустил книгу «Философия и психоанализ», которая стала началом нового направления в аналитической философии — Л. т. Дж. Уиздом полагал, что в процессе анализа языка аналитик подвергает терапии не только язык, но и самого себя, выздоравливает в философском смысле, подобно тому как это происходит в психоанализе (непременным условием для начинающего аналитика было пройти анализ на себе, только после этого он имел право начинать психоавалитическую практику (как сказано в Евангелии (Лк. 4:23): «Врачу, исчелися сам»).

Поздние философы-аналитики, как правило, брали одну фразупроблему — например: «Существуют ли ручные тигры?» (Дж. Э. Мур) или «Как странно, что этот мир существует!» (Л. Витгенштейн) — и «обкатывали» ее со всех сторон, обычно не приходят ни к каким утешительным выводам.

Во всяком случае, как утверждает Уиздом, вывод аналитика всегда один: язык богаче любого вывода. Поэтому дело, в общем, не в выводе, а в самом процессе анализа, который происходит таким образом, что к концу его в голове аналитика проясняется сама эта сверхценная для него идея сложности языка, несводимости его к тем или ивым аналитическим операциям над ним.

Чтобы добиться такого результата, философ-аналитик прибегал к тем же приемам, что и психоаналитик-практик, то есть сочетал утонченную рассудочность на поверхности и глубинную интуитивную аналогичность, как это делает дзэнское мышление (см.).

Так, уже в «Логико-философском трактате» Витгенштейна сочетаются рационализм и мистика, когда важно, как писал В.В. Налимов, не то, что выражено в словах, а то, что стоит за ними, когда слова не доказывают мысль автора, но заставляют задуматься, что же должно находиться в сознании человека, способного мыслить таким образом. Не логика, а симуляция, то есть моделирование логики, сопровождающееся назойливым повторением одних и тех же квазилогических предложений — «мантр», заставляющих зачарованного читателя в какой-то момент перестать думать об этом анализе и погрузиться в некую иную — не логической природы — ментальвую стихию и в этот момент осознать, что стоит за словами, понять их невыразимый смысл.

Таким образом, путь философа, исповедующего Л. т., таков: от мишуры дискретных логических выводов — к чистоте континуального поствербального опыта.